— Ну, все бывали в Анк-Морпорке, парень, — бодро отозвался Ваймс.
— Просто мы идем прямо по Вязовой улице, сержант, и путь указываете вы.
Черт. Вот в такие передряги могут завести тебя твои ноги. Один волшебник как-то сказал ему, что возле Пупа живут чудовища, такие огромные, что в их ногах располагаются дополнительные мозги, потому что ноги далеки от головы настолько, что один мозг не справляется с быстротой передачи мысли. И настоящий полисмен тоже выращивал в ногах мозги, он, по крайней мере, точно.
С Вязовой улицы налево к Ямам, опять налево к Мойке… это был его самый первый маршрут, и он мог пройти по нему, даже не задумываясь. Он и шел, не задумываясь.
— Я заранее подготовился, — сказал он.
— Вы узнали Неда? — поинтересовался Сэм.
Может, было хорошо, что он предоставил ноги самим себе, потому что в его голове вдруг зазвучали тревожные звонки.
— Неда? — переспросил он.
— Просто перед тем, как вы приехали, он говорил, что помнит вас с Псевдополиса, — продолжал Сэм, не замечая шума. — Он служил там, в дневной страже, прежде чем перевелся сюда, ведь здесь продвижение по службе идет быстрее. Большой человек, говорил он.
— Я его не припоминаю, — осторожно ответил Ваймс.
— Вы не такой уж и большой, сержант.
— Ну, может, Нед сам тогда был меньше, — произнес Ваймс, пока его мысли кричали: заткнись, малыш! Но малыш был… ну, им. Придирался к мелким деталям. Цеплялся к тому, что не казалось верным. В общем, был полицейским. Возможно, он должен был бы гордиться мальчиком, но ничего не выходило.
«Ты не я, — думал он. — Не думаю, что я когда-либо был таким же юным, как ты. Если ты собираешься стать мной, это займет много сил. Тридцать проклятых лет на наковальне жизни, чертов ты бедолага. У тебя все еще впереди.»
Вернувшись в штаб стражи, Ваймс ленивой походкой подошел к шкафу с Доказательствами и Находками. На нем висел большой замок, который, впрочем, никогда не запирали. Вскоре он нашел то, что искал. Непопулярный полицейский должен думать на два хода вперед, а он собирался стать непопулярным.
Потом он слегка подкрепился и выпил кружку густого коричневого какао, на котором держалась вся ночная стража, и вместе с Сэмом пошел к фургону.
Он все думал, как же будут отыгрываться стражники, и не удивился, поняв, что они следуют старой уловке и со злорадным ликованием подчиняются каждой букве приказа. Во-первых, он заметил, что младший капрал Коатс и констебль Вадди ожидают его вместе с четырьмя угрюмыми или протестующими полуночниками.
— Четверо, сержант, — возвестил Коатс, отдавая честь. — Все, кого мы задержали, сержант. Все записаны на этом вот листочке, который я отдаю вам, сержант!
— Отлично, младший капрал, — иронично отозвался Ваймс. Он взял бумаги, подписал копию и передал ее назад. — Можешь взять выходные на Страшдество, и передай привет своей бабушке. Помоги им, Сэм.
— Мы задерживаем четырех или пятерых за один обход, сэр! — прошептал Сэм. — Что мы будем делать?
— Поездим немного, — ответил Ваймс.
— Но парни задержали празднующих Михайлов день, сэр! Они всего лишь смеялись!
— Сейчас комендантский час, — напомнил Ваймс. — таков закон.
Капрал Колон и констебль Вильт ожидали их на своем посту с еще тремя злодеями.
Среди них была мисс Длань.
Ваймс отдал поводья Сэму, спрыгнул вниз и, открыв дверцы фургона, спустил ступеньки.
— Жаль, что вы здесь, мисс, — сказал он.
— Похоже, один сержант стал излишне самоуверенным, — ее голос был ледяным. И, надменно отказавшись от его помощи, она забралась в фургон.
Ваймс заметил, что среди узников была и еще одна женщина. Она была ниже Рози и смотрела на него со злобным вызовом. В руках она держала огромную корзину. Не задумываясь, Ваймс взял ее в руки, помогая девушке подняться по ступеням.
— Жаль, что так вышло, мисс, — начал он.
— Убери свои руки! — она выхватила корзину и вскарабкалась во тьму.
— Прошу прощения.
— Это мисс Баттий, — донесся голос Рози. — Она белошвейка.
— Ну, полагаю, она…
— Я же сказала, белошвейка, — повторила мисс Длань. — Нитки, иголки. Крючок.
— Э… это, что же, вроде… — начал Ваймс.
— Им вяжут, — отозвалась мисс Баттий. — Забавно, что вы не знаете.
— То есть, она настоящая… — заговорил Ваймс, но Рози захлопнула дверь.
— Давай уж вези нас, — сказала она, — а в следующий раз мы с тобой поговорим, Джон Киль!
Изнутри донеслось хихиканье, а потом раздался вскрик. Но прямо перед ним был слышен звук, с которым острый каблучок вонзился в ногу.
Ваймс подписал грязный листок и протянул его назад Фрэду Колону с таким непоколебимым выражением лица, что тот несколько разволновался.
— Куда теперь, сержант? — спросил Сэм, когда они тронулись.
— На Цепную улицу, — ответил Ваймс. Сзади них раздалось тревожное перешептывание.
— Это неправильно, — пробормотал Сэм.
— Мы будем играть по правилам, — сказал Ваймс. — Тебе нужно знать, для чего существуют правила, младший констебль. И не пялься на меня. На меня таращились мастера этого дела, а ты смотришь так, будто бы тебе срочно нужно в сортир.
— Да, хорошо, но все знают, что они пытают людей, — пробубнил Сэм.
— Правда? — переспросил Ваймс. — Тогда почему же никто ничего не предпринял?
— Потому что они пытают людей.
«А, по крайней мере, я понимаю основы социальной динамики», — подумал Ваймс.
Фургон грохотал по улицам. Рядом с Ваймсом воцарилась угрюмая тишина, но он прислушивался к шепоту за спиной. И несколько более громкий голос Рози Длань прошипел:
— Он не возьмет. Могу поспорить.
Через несколько секунд наконец заговорил мужчина, изрядно подвыпивший и определенно боящийся обмочиться:
— Э… сержант, мы… э… полагаем, пяти долларов, э… хватит?
— Не думаю, сэр, — отозвался Ваймс, следя за мокрой дорогой.
За этим последовало еще одно взволнованное перешептывание, и голос добавил:
— Э… у меня есть довольно-таки хорошее золотое кольцо.
— Рад этому, сэр. У каждого должно быть что-то хорошее. — Он похлопал карман, но серебряного портсигара не было, и охватившая его на мгновение злость пересилила отчаяние, а нахлынувшая тут же печаль была больше злости. Будущее было. Должно быть. Он помнил. Но оно существовало лишь в воспоминании и было хрупким, точно отражение на мыльном пузыре, и, наверное, так же легко могло лопнуть.
— Э… я мог бы, пожалуй, включить…
— Если вы попытаетесь снова предложить мне взятку, сэр, — предупредил Ваймс, когда они свернули на Цепную улицу, — я лично вас взгрею.
— Может, есть какой-нибудь другой… — начала Рози Длань, когда показались огни штаба Цепной улицы.
— Мы не у дома двухпенсовых пышек, чтобы торговаться,[8] — отрезал Ваймс и услышал тяжелый вздох. — Хватит трепаться.
Он остановил Мэрилин, спрыгнул вниз и достал из-под сиденья планшет.
— Семеро, — сказал он стражнику, стоявшему у двери.
— И? — отозвался тот. — Открывай да выводи их.
— Конечно. — Ваймс листал бумаги. — Разумеется. — Он сунул ему планшет. — Только распишись.
Человек отпрянул в сторону, будто Ваймс протянул ему змею.
— Какие еще росписи? Давай их сюда и все!
— Распишись, — бесстрастно повторил Ваймс. — Таковы правила. Когда из одного места заключения людей переводят в другое, то подписывают бумаги. Моя работа без твоей подписи много не стоит.
— Твоя работа и плевка не стоит, — прорычал человек, выхватив планшет. Он рассеяно взглянул на лист, и Ваймс протянул ему карандаш.
— Если возникнут какие-нибудь сложности с буквами, дай знать, — кивнул он.
Негодуя, стражник нацарапал что-то на бумаге и сунул ее обратно Ваймсу.
— Теперь отк-крывай.
— Конечно, — ответил Ваймс, взглянув на лист. — Но мне бы хотелось видеть твои документы.
— Чего?
— Мне-то это ни к чему, сам понимаешь, но если я покажу своему капитану эту бумажку, а он спросит, Ва… Киль, с чего ты решил, что он действительно Генри Хомяк, ну, я буду несколько сбит с толку. Может, даже озадачен.
— Слушай, мы же не расписываемся за арестантов!
— Расписываемся, Генри, — покачал головой Ваймс. — Нет подписи — нет арестанта.
— И ты, значит, нас остановишь, а? — бросил Генри Хомяк, сделав несколько шагов вперед.
— Только дотронься до этой двери, — предупредил Ваймс, — и я…
— Отрубишь мне руку?
— … арестую тебя, — закончил Ваймс. — Для начала за сопротивление властям, а потом, в участке, придумаем что-нибудь еще.
— Арестуешь? Но я ведь такой же полисмен как и ты!
— Опять неверно.
— Что… здесь за проблемы? — раздался голос.
В свете факела появилась маленькая щуплая фигурка. Генри Хомяк отступил на несколько шагов и принял почтительный вид.
