-- Мы сегодня первые, -- сказал, улыбаясь, Эдик и заправил мне за ухо выбившуюся из хвостика кудряшку.
Еле удержалась, чтоб не поймать его руку и не прижаться к ней. А хотелось, очень... просто побоялась, что он неправильно поймёт.
У меня внутри всё по-прежнему тряслось и вибрировало, а ноги так и норовили размякнуть и уронить тело. И всё равно я бы с радостью повторила эту поездку и ездила бы так каждый день. Хоть по какому бездорожью. Главное -- возможность обнять любимого. Прижаться к нему. Дышать близким-близким ароматом...
К озеру, показавшемуся мне не слишком-то большим, с той стороны, откуда мы заехали, примыкало совсем крохотное озерцо. Вот так и мы с Эдиком.
-- Мы с тобой как эти два озера, -- задумчиво проговорил Клюев и я пристально всмотрелась в него.
-- Ты читаешь мысли?
-- Нет, что ты! Просто ты так выразительно переводила взгляд с одного озера на другое, а потом на меня, что мне показалось, ты именно об этом и должна думать.
-- Но ты правда не читаешь мысли? -- требовательно переспросила я.
Он молча покачал головой.
Чтобы порадовать трясущиеся ноги, я медленно села на траву.
Реденькая, жёсткая, она пробивалась сквозь рыжую хвою, щедро устилавшую всё вокруг. Я с нажимом провела пальцем, и под слоем перепревающей ржавчины обнаружился песок. Да, сосны так чаще всего и растут.
Эдик, поставив мотоцикл на подножку, расстелил на земле пляжный коврик, уселся, похлопал рядом с собой, приглашая присоединиться. Я на четвереньках, изображая пантеру, а на самом деле просто опасаясь вставать на две ноги, перебралась на предложенное место.
Мы сидели там, откуда хорошо видны и большое озеро, и маленькое. Оба прекрасно смотрелись в обрамлении узких зелёных пляжей и высоких изящных сосен. Почти не видные в небе, лёгкие перья облаков чёткими штрихами отражались в воде.
Аромат Эдика заслонял собою свежесть воды и сосновых лесов.
-- Ты говорил, будет всё семейство?
-- Ну, они, наверное, задерживаются, -- странным образом смутившись, ответил Эдик и тут же нашёл себе дело возле "крысоцикла", принялся копаться в сумке то ли с инструментами, то ли с пикниковым оборудованием (это не я, это он так гордо назвал три шампура и упаковку таблеток для розжига).
А чего это я переживаю из-за остальных Клюевых? Я же хотела поговорить с одним Эдиком. Вот только бы он ещё не бегал по кругу на расстоянии пяти метров, а сел бы рядышком!
В некоторых книжках пишут, что мы, вампиры, способны управлять людьми, зачаровывать их, гипнотизировать, подчинять своей воле. Я крутила головой, добросовестно пытаясь загипнотизировать бегающего Эдуарда. Парень, собирая хворост для костра, старался не выпускать меня из виду, говорил со мной, но при этом демонстрировал явно выраженную негипнабельность... пока не споткнулся.
Я радостно поскакала оказывать первую помощь. У меня в пляжной сумочке всегда были перекись водорода, йод, бинты, пластырь и вата. А также нашатырь, валидол, холлс и анальгин.
Я так надеялась, что Эдик поранился! Что у меня появится шанс под видом оказания первой помощи хотя бы лизнуть капельку его крови! Но он упал крайне неудачно -- для меня. Ни царапины! Правда, когда попытался встать, ойкнул, поджимая левую ногу.
-- Похоже, растянул, -- тяжко вздохнул Клюев.
-- Цепляйся! -- скомандовала я, решительно закидывая себе на плечи руку Эдика.
Мы быстро доковыляли до нашего коврика, и я принялась со знанием дела, как-никак, пятёрка по ОБЖ плюс школьная сандружина, бинтовать повреждённую щиколотку.
Эдик прикрывал глаза и часто-часто дышал, запрокидывая голову. На вопрос о том, что с ним, ответил невнятным мычанием. Я баюкала его ногу на коленях. И думала, думала, думала...
-- Эдик!
-- Да, Наденька?
"Наденька"!
-- Эдик, я давно...
-- Бе-е-е! Бе-е-е!
Горячие морщинистые губы зафыркали мне в ухо, по плечу мазнула мягкая щёточка коротенькой бородки...
Сбросив Эдикову ногу на землю, я вскочила и уже сверху вниз как следует разглядела Бесстыжую Безрогую Бестию, помешавшую мне сделать важнейшее в моей жизни признание. Она продолжала требовательно блеять и тыкалась носом уже в Клюева. К-коза...
А он радостно обнимал её:
-- Брахмапутрочка, милая, хорошая, нашлась!
Похоже, Клюевы тоже хотели бы от своих коз больших удоев, иначе с чего бы им называть козу, как индийскую речку?
-- Надь...
-- Да?
-- Посмотри там в сумке с пикниковым оборудованием, там должна быть верёвка. Давай её привяжем? Она же неделю где-то бродила, мы думали уже, её тут волки задрали.
-- Волки-оборотни, -- на автомате подсказала я, вспомнив недавнюю веселилку.
-- Да нет, -- отмахнулся Эдик, продолжая чесать шею Брахмапутрочки. -- тут волков-оборотней нет.
-- Так говоришь, словно не-волки-оборотни есть.
Клюев прикусил губу:
-- Ну как знать...
Я достоверно изобразила фырканье Брахмапутрочки.
Верёвка нашлась, и оказалось, что в сумке кроме трёх шампуров и таблеток для розжига есть ещё коробка с пряностями и пластиковый планшет с набором для барбекю.
Пряности перебивали аромат Эдика, и я раздражённо затолкала их поглубже в сумку.
Стараясь не нагружать больную ногу, мой возлюбленный проявил чудеса ловкости и изобретательности, сварганивая что-то вроде шлейки для козы. Я помогала ему, чем могла, и вовсю пользовалась выдавшейся оказией перебить запах пряностей.
Белая коза оказалась приятной на ощупь, гладенькой такой.
-- Это зааненская порода, -- рассказывал Клюев. -- Семьдесят пять процентов этих коз комолые...
-- Какие-какие?
-- Безрогие. А ты знаешь, сколько они молока дают, если за ними как следует ухаживать?
"Не знаю и знать не хочу", -- мысленно ответила я, вслух же сказала:
-- Нет, а сколько?
-- Семьсот литров в год!
В голосе Эдика прозвучала такая гордость, будто это он сам собственноручно вывел эту комолую высокоудойную породу. Или давал по семьсот литров.
-- Как интересно... -- пробормотала я, усаживаясь на пляжный коврик.
Каждое слово разговора о козах сбивало мою решимость признаться Эдику прямо здесь и сейчас.
Ветер окончательно утих, и поверхность озёр превратилась в два огромных зеркала. Перистые облака недвижимо стояли в зените, как кружевной зонтик, прореживающий солнечные лучи.
Я откинулась назад на вытянутые руки, вцепляясь пальцами в смесь песка и хвои.
Эдик налюбовался Брахмапутрочкой, подёргал узелок на верёвке, привязанной к молодой сосенке, и уселся рядом со мной, повторяя мою позу.
Я прикрыла глаза.
-- Эдик...
-- Да, Наденька?
Пусть это было уже ожидаемо, но ласковое "Наденька" снова обрадовало меня до глубины души.
-- Эдик, я давно уже хотела...
-- Ргав-гав-гав!
Радостный лай смешался с воем отчаяния, и надо ли говорить, кто выл? Я-то думала, Брахмапутрочка была первой и последней помехой в моём признании, но оказалось, что есть ещё одно живое существо, жаждущее общения с Эдиком!
Здоровенный рыжий пёс, который, почерней он вдруг, стал бы настоящим ньюфаундлендом, радостно скакал по Клюеву, умывал его большим розовым языком.
-- Байкал! Байкал! -- восклицал Эдик, тиская пса.
Да уж. Может быть, козу назвали в честь реки не ради удоев, а потому, что в семье Клюевых принято давать животным имена водных объектов на букву Б?
Недовольство убрать из голоса не вышло:
-- Что, Байкальчик сбежал из дома, как и Брахмапутрочка?
Эдик если и заметил, что я издеваюсь, то сделал вид, что принял мои слова за шутку, рассмеялся:
-- Нет, Байкал просто бежал за нами, смотри, как дышит, эх, бедолага... не надо было тягаться с мотоциклом, не надо!
Клюев подхватил собаку под живот и аккуратно отнёс в воду.
-- Охладись, малыш!
В "малыше" только на вид было килограммов сто пятьдесят.
А Эдик-то даже вроде и не напрягся особо! Ай да Эдик...
Байкал не стал долго плескаться, выскочил на берег и порадовал нас мелким душем с отряхиваемой шкуры. По озеру от берега, от того места, где плавал пёс, шли круги, дробили отражения облаков и сосен.
Во мне не осталось уже ни капли решимости, но отступать было некуда. Вот ещё одно, совершенно лишнее подтверждение того, что на практике всё происходит не так, как в теории да в мечтах.
