в своем роде долину, превратив ее в идеальный акустический инструмент, расположенный непосредственно напротив другой долины, по которой эхо так и разгуливает. Они возвели напичканный кельями храм и расположили его, в точности повторив очертания комфортабельного кресла в обиталище неистового фанатика-радиолюбителя. Хитроумные приборы улавливали и усиливали звук, который затем направлялся все глубже и глубже в прохладу воронки, пока не достигал центральной кельи. В ней, в любой час дня и ночи, всегда сидели три монаха.
И слушали.
Не обходилось, правда, без некоторых сложностей. Дело в том, что они слышали не только нежное эхо Первых Слов, но и вообще любой, издаваемый на Плоском мире звук. Чтобы распознать Слова, им надо было научиться идентифицировать все остальные шумы. Это требовало известного таланта, так что неофита принимали на обучение только в том случае, если он мог, ориентируясь на один только звук, определить на расстоянии в тысячу ярдов, какой стороной выпала подброшенная монета. И все равно — даже в этом случае он не считался принятым до тех пор, пока слух его не обострялся до такой степени, что он мог определить, какого цвета была монета.
Несмотря на удаленность Святых Слушателей от мира, многие люди предпринимали продолжительнейшие и опаснейшие паломничества в их храм, преодолевая замерзшие земли, рискуя подвергнуться нападению троллей, переходя вброд быстрые, холодные, как лед, реки, взбираясь на грозные, внушающие ужас горы, пересекая негостеприимную тундру, — все ради того, чтобы взобраться по узкой лестнице, ведущей в скрытую от глаз долину, и с открытым сердцем искать там ответ на извечную загадку существования.
А монахи орали на них: «Потише, вы, негодяи!»
Бинки размытым пятном пересекла горные вершины. Ее копыта коснулись земли лишь на заснеженном пустынном дворе, ровная поверхность которого, благодаря льющемуся с неба свету Плоского мира, отливала всеми цветами радуги. Мор соскочил с седла и побежал под пустынными сводами в келью, где, окруженный преданными последователями, лежал на последнем издыхании восемьдесят восьмой аббат.
Шаги Мора отдавались гулким эхом, пока он несся по облицованному искусной мозаикой полу. Сами монахи носили поверх обычной обуви специальные шерстяные тапочки.
Добежав до кровати, он на минуту остановился, опираясь на косу и пережидая, пока восстановится дыхание.
Аббат, маленький, абсолютно лысый и обладающий большим количеством морщин, чем целый мешок чернослива, открыл глаза.
— Опаздываешь… прошептал он и испустил дух.
Мор сглотнул, стараясь дышать ровно и медленно, плавной дугой привел косу в движение. Несмотря ни на что, удар был нанесен точно; аббат сел, оставив свой труп за спиной.
— С точностью до секунды, — произнес он голосом, который мог слышать только Мор. — А я уж было забеспокоился.
— Все в порядке? — осведомился Мор. — Тогда мне пора бежать…
Решительным движением свесив ноги с кровати, аббат бодро вскочил и двинулся в направлении Мора сквозь ряды своих скорбящих приверженцев.
— Не исчезай так быстро, — позвал он. — Я всегда с нетерпением жду этих бесед. А что случилось с обычным парнем?
— Обычным парнем? — переспросил вконец растерявшийся Мор.
— Высокий такой детина. Черный плащ. Судя по виду, недоедает, объяснил аббат.
— Обычный парень? Ты имеешь в виду Смерть? — дошло наконец до Мора.
— Его самого, — жизнерадостно кивнул аббат.
У Мора отвалилась челюсть.
— Ты что, уже не в первый раз умираешь? — с трудом совладав с непослушным языком, сумел выговорить он.
— И не в последний, — продолжил аббат. — Как только улавливаешь, в чем тут дело, дальше вопрос практики.
— Неужели?
— Нам пора отчаливать, — поторопил его аббат.
Челюсть Мора со стуком захлопнулась.
— Именно это я и пытался сказать.
— Было бы очень мило с твоей стороны, если бы ты просто подбросил меня до долины, — безмятежно сообщил монах.
Он пулей метнулся мимо Мора во двор. Какое-то мгновение Мор ошарашенно пялился на пол, на то самое место, где за секунду до этого стоял аббат, а затем кинулся следом. Он бежал и стыдился сам себя: до такой степени непрофессионально и недостойно занимаемой должности он, как ему показалось, выглядел.
— Значит, так… — начал он.
— Помнится, у другого была лошадь по имени Бинки, — любезно, словно ведя светскую беседу, произнес аббат. — Ты что, купил у него один обход?
— Обход? — повторил Мор, уже окончательно запутавшись.
— Или как там это называется. Не суть важно. Прости меня, парень, сказал аббат, — я ведь не знаю, как эти вещи организуются.
— Мор, — отрешенно поправил Мор. — И я думаю, что тебе положено возвращаться вместе со мной. Если не возражаешь, — добавил он как можно более твердым и авторитетным тоном.
Монах посмотрел на него и ласково улыбнулся.
— Жаль, но на это я пойти не могу, — ответил он. — Может, когда-нибудь.
А сейчас, не подбросишь ли ты меня до ближайшей деревни? А то, по-моему, вот-вот должно свершиться мое зачатие.
— Зачатие? Но ты только что умер! — воскликнул Мор.
— Да, но, понимаешь ли, у меня, что называется, сезонный билет, объяснил аббат.
Хоть и очень медленно, но свет понимания начал доходить до Мора.
— Ах вот оно что, — протянул он. — Я читал об этом. Реинкарнация, да?
— Ага, это самое слово. Вот уже пятьдесят три раза подряд. Или пятьдесят четыре.
Бинки при их приближении подняла голову и легонько заржала, узнавая старого знакомого, когда аббат ласково потрепал ее по морде. Мор сел верхом и помог аббату устроиться за спиной.
— Должно быть, это очень интересно, — произнес он, когда Бинки начала свой подъем от храма ввысь. Даже по меркам (по абсолютной шкале) обычного поверхностного разговора рейтинг этого замечания был бы сильно отрицательным. Но в данный момент ничего лучше не пришло Мору в голову.
— Нет, не должно быть, — хмыкнул аббат. — Ты думаешь, что это интересно, поскольку считаешь, что я помню все предыдущие жизни. Но, разумеется, я их не помню. Во всяком случае, пока живу.
— Об этом я не задумывался, — признал авторитет знатока Мор.
— Только вообрази, тебя пятьдесят раз приучают к горшку!
— Да уж, тут особо оглядываться не на что.
— Ты прав. Если бы я мог начать все сначала, то ни в коем случае не стал бы перевоплощаться. Но как раз в тот момент, когда начинаешь понимать, что к чему, ребята из храма спускаются в деревню. В поисках мальчика, зачатого в тот час, когда умер старый аббат. Какая узость воображения.
Останови здесь, пожалуйста. На секундочку.
Мор взглянул вниз.
— Мы в воздухе, — с сомнением в голосе предупредил он.
— Я не задержу тебя.
Аббат соскользнул со спины Бинки, сделал несколько шагов по разреженному воздуху и изо всех сил заорал.
Казалось, его вопль будет звучать вечно. Наконец аббат забрался обратно.
— Ты представить
