— Ты, должно быть, Великий Скив.
Голос его сделался опасным мурлыканьем, но по-прежнему отражался от стен. Удивительно легкой поступью он двинулся ко мне, протягивая руку.
Толпа, казалось, затаила дыхание.
— … А ты, должно быть, тот, кого называют Малыш Сен-Сеновый Заход, — ответил я, с размаху кидая руку в его лапищу.
И снова удивился… на этот раз мягкости его рукопожатия.
— Я лишь надеюсь, что твоя магия не так хороша, как твоя репутация.
— Вот забавно, а я как раз надеялся, что твое везение такое же скверное, как твои шутки.
Я не хотел его оскорблять. Эти слова просто как-то сорвались у меня с языка, прежде чем я смог из остановить.
Лицо Малыша застыло.
Я желал, чтобы кто-нибудь там чего-то сказал и сменил тему, но зал отозвался мертвой тишиной.
Внезапно мой противник откинул голову и от души расхохотался.
— Мне это нравится! — провозгласил он. — Знаешь, ни у кого больше никогда не хватало храбрости сказать мне, что мои шутки дурно пахнут. Я начинаю понимать, откуда у тебя взялась смелость принять мой маленький вызов.
Зал ожил, все разом принялись болтать и смеяться. Я почувствовал себя так, словно только что прошел своего рода обряд посвящения. На меня нахлынула волна облегчения, но к нему примешивалось еще кое-что. Я обнаружил, что Малыш мне нравится. Молодой или нет, он определенно не был тем букой, какого я ожидал.
— Спасибо, Малыш, — тихо поблагодарил я, воспользовавшись прикрывающим шумом. — Должен признаться, я ценю умеющих посмеяться над собой. Мне так часто самому приходится это делать.
— Это точно верно, — шепнул он в ответ, оглядываясь удостовериться, что никто не слушает. — Если не будешь следить за собой, вся эта слава может вскружить голову. Слушай, ты не хочешь выпить или еще чего-нибудь, прежде чем мы начнем?
— Уж этого-то наверняка не хочу, — рассмеялся я. — Я хочу иметь ясную голову, когда мы вступим в бой.
— Как угодно, — пожал плечами он.
И прежде чем я успел еще чего-то сказать, он повернулся к толпе и снова повысил голос.
— Нельзя ли потише? — проревел он. — Мы тут собираемся сыграть в карты!
Словно по волшебству шум прекратился, и все глаза снова обратились в нашу сторону.
Я вдруг пожалел, что не согласился выпить.
Кинь судьбу свою ветрам.
Л. Бернстайн
Стол нас ждал. У него стояло только два стула, а перед каждым из них — аккуратные стопки фишек.
Я пережил внезапный миг страха, сообразив, что не знаю, какой стул стоит лицом к югу, но Ааз пришел мне на выручку. Выскочив из толпы, он отодвинул стул и поддержал его, давая мне сесть. Для толпы это выглядело, словно вежливый жест, но мои друзья знали, что я опасно близко подошел к изменению правил, которые с таким трудом пытался запомнить.
— Карты! — приказал Малыш, протягивая руку, когда опустился на стул напротив меня.
В его руке материализовалась новенькая колода. Он изучил ее, словно бокал с вином, поднося к свету удостовериться, что обертка цела, и даже нюхая печать, удостоверяясь, что фабричный клей тот самый.
Удовлетворенный, он предложил колоду мне. Я улыбнулся и развел руки, показывая, что я удовлетворен. Я хочу сказать, черт возьми! Если он не нашел ничего неверного, то уж я-то наверняка не замечу какого-то шулерства.
Однако мой жест, казалось, произвел на него впечатление, и он, прежде чем вскрыть колоду, отвесил мне легкий поклон. Как только карты были извлечены из футляра, его короткие и толстые пальцы, казалось, зажили самостоятельной жизнью. Быстрыми движениями они извлекли джокеров и отбросили их в сторону, а затем принялись снимать с колоды по две карты, одну сверху и одну снизу.
Наблюдая за этим процессом, я начал понимать, почему его рукопожатие было таким мягким. Несмотря на свою величину, приступив к своей задаче, его пальцы сделались изящными, тонкими и чувствительными. Эти руки принадлежали отнюдь не чернорабочему и даже не боксеру. Они существовали для выполнения только одной работы — обращения с колодами карт.
Теперь колода была вчерне перемешана. Малыш сгреб кучу карт, подровнял их, а затем несколько раз быстро перетасовал их. Движения его были такими точными, что ему даже не пришлось снова подравнивать колоду, когда он закончил… он просто поставил ее на центр стола.
— Тянем, кому сдавать? — спросил он.
Я повторил свой прежний жест.
— Будь моим гостем.
Даже это, кажется, произвело впечатление на Малыша… и толпу. По залу прокатилась рябь шепотков, когда обсуждались плюсы и минусы моего шага. Правда же заключалась в том, что, понаблюдав, как обращается с колодой Малыш, я стеснялся показать собственное отсутствие умения.
Он протянул руку к колоде, и карты снова ожили. С гипнотическим ритмом он принялся сдвигать колоду и перетасовывать карты, не переставая пристально глядеть на меня немигающими глазами. Я знал, что мне давят на психику, но был бессилен бороться с воздействием этого.
— Для захода, скажем, по тысяче?
— Давай, скажем, по пять тысяч, — отпарировал я.
Ритм сбился. Малыш понял, что обдернулся, и быстрым движением прикрыл это. Оставив на миг карты, он протянул руку к своим фишкам.
— Пусть будет по пять тысяч, — согласился он, кидая пригоршню в центр стола. — И… мой фирменный знак.
И за фишками в банк последовало небольшое белое облачко дыхания мятой.
Я отсчитал собственные фишки, когда мне кое-что пришло в голову.
— Сколько это стоит? — спросил я, показывая на мяту.
Это удивило моего противника.
— Что? Мята? Один медяк пачка. Но тебе незачем…
Не успел он договорить, как я добавил к своим фишкам мелкую монету, толкнул их в центр стола, схватил его мяту и сунул ее в рот.
На этот раз публика действительно ахнула, прежде чем впасть в молчание. Несколько мгновений в зале не слышалось ни одного звука, кроме хрустящей у меня на зубах мяты. Я чуть не пожалел о своем дерзком шаге. Мята оказалась невероятно крепкой.
Наконец Малыш усмехнулся.
— Понимаю. Хочешь съесть мое везение, да? Хорошо. Очень хорошо. Однако ты обнаружишь, что для того, чтоб поколебать мою игру, требуется нечто большее.
Говорил он веселым тоном, но глаза его потемнели еще больше, и его перетасовывание карт приняло более резкий, более мстительный тон. Я понял, что добился успеха.
Я украдкой взглянул на Ааза, и тот лукаво подмигнул мне.
— Сдвинь!
Колода очутилась передо мной. Действуя с нарочитой беззаботностью, я сдвинул колоду примерно посередине, а затем откинулся на спинку стула. Хоть я и пытался принять небрежный вид, внутренне я скрестил пальцы рук и ног, и все прочее, что поддавалось скрещиванию. Я изобрел собственную стратегию и ни с кем не обсуждал ее… даже с Аазом. Теперь нам придется посмотреть, как она сработает.
Одна карта… две карты… три карты прилетели ко мне через стол, рубашкой вверх. Они скользнули по столу и остановились ровнехонько в ряд — еще одна дань умению Малыша — и лежали там, словно мины.
Я игнорировал их, ожидая следующую карту.
Она прибыла и, прилетев, остановилась рубашкой вниз рядом со своими товарками. Это была семерка бубей, а себе Малыш сдал…
Десятку бубей. Десятку!
Правда зазвучала меня в голове, словно песня, которую я не хотел запоминать. Десятка в открытую означала, что моя семерка убита… ничего не стоит.
— Вот и все съедание моего везения, а? — хохотнул Малыш. — Моя десятка пойдет за… пять тысяч.
— … и пять сверху.
На этот раз толпа ахнула громче… возможно, потому, что к ней присоединились мои тренеры. Я слышал, как Ааз шумно прочистил горло, но не взглянул в его сторону. Малыш с нескрываемым удивлением воззрился на меня. Он явно ожидал, что я либо пасану, либо поддержу… возможно, потому что это было бы самым разумным поступком.
— Ты страшно гордишься этой убитой картой, — задумчиво проговорил он. — Ладно. Я поддерживаю. Банк верен.
Еще две карты проплыли на стол рубашкой вниз. Я получил десятку! Десятку треф, если точнее. Это аннулировало его десятку и вновь оживляло мою семерку.
Малыш получил единорога червей. Свободная карта! Теперь у меня имелись против его пары десяток онеры десятка-семерка.
Восхитительно.
— Не буду пытаться обмануть тебя, — улыбнулся мой противник. — Пара десяток стоит… двадцать тысяч.
— … и двадцать сверху.
Улыбка Малыша растаяла. Он метнул быстрый взгляд на мои карты, а затем кивнул.
— Поддерживаю.
Никаких комментариев. Никакого подтрунивания. Я заставил его призадуматься.
В путь отправились следующие карты. В мой строй скользнула тройка червей. Убитая карта. В противовес ей Малыш получил…
Десятку червей!
Теперь я смотрел на три десятки против моих онеров десятка-семерка! Моя решимость на мгновение поколебалась, но я снова подкрепил ее. Я зашел уже слишком далеко, чтоб менять теперь стратегию.
Малыш задумчиво глядел на меня.
