— Ты должна сама сделать выбор, — проговорила Матушка. — Я не могу сделать его за тебя. Это всего лишь безделушка, и пока она у тебя, она опасна.
— Знаете, я не думаю, что он хотел причинить мне боль. Он просто расстроился, — сказала Тиффани.
— В самом деле? Ты хочешь еще раз встретиться с этим, таким расстроенным?
Тиффани подумала о странном лице. Зимовой принял очертания человека — более или менее — но так, как будто он подхватил идею стать человеком, но так и не понял, как это сделать.
— Вы думаете, что он повредит другим людям? — спросила она.
— Он Зима, дитя. Зима ведь не только красивые снежинки, а?
Тиффани протянула руку.
— Отдайте мне ее, пожалуйста?
Матушка отдала подвеску, пожав плечами.
Подвеска лежала в руке у Тиффани, на белом шраме. Это была первая подаренная ей вещь, которая не была бы полезной, которая не предназначалась бы для чего-либо.
Она не нужна мне, думала Тиффани. Силу дает мне Мел. Неужели вся жизнь будет такова? Ничего бесполезного?
— Нам надо привязать ее к чему-нибудь легкому, — сказала она деловым голосом. — Иначе, ее выловят со дна.
Она порыскала в траве вокруг моста, нашла палку и обернула серебряную цепочку вокруг нее.
Стоял полдень. Тиффани придумала слово «дневносвет», ей нравилось, как оно звучит. Любой мог быть ведьмой в полночь, думала она, но чтобы быть ведьмой при дневносвете, надо иметь настоящие способности.
Как бы то ни было, быть ведьмой мне удается, думала она, шагая по мосту. Не удается быть счастливой.
Она бросила подвеску с моста.
Она не стала делать событие из этого. Хорошо бы прозвучало, что серебряная лошадка засверкала в лучах солнца, на мгновение повиснув в воздухе перед долгим падением. Возможно, что так оно и было, но Тиффани не стала смотреть.
— Хорошо, — сказала Матушка Ветровоск.
— На этом все? — спросила Тиффани.
— Нет! Ты втанцевала себя в историю, девочка, одну из тех, что каждый год рассказывает себя миру. Историю про лед и пламень, Лето и Зиму. Ты ее испортила. Теперь ты должна остаться в ней до конца и убедиться, что все закончится так, как надо. Выкинуть лошадку необходимо только для того, чтобы выиграть немного времени, вот и все.
— Сколько времени у меня есть?
— Я не знаю. Такого раньше не случалось. Во всяком случае, у тебя есть время, чтобы подумать. Как твои ступни?
* * *
С точки зрения людей, Зимовой перемещался по миру без какого-либо перемещения вообще. Он был везде, где была зима.
Зимовой пытался думать. Никогда раньше ему не приходилось задумываться - и это было довольно неприятно. До сих пор люди были лишь частью окружающего мира, двигающейся странным образом и разжигающей огонь. Но теперь, когда он начал думать, все стало иным.
Люди… Сделаны из человечьего материала… вот что она сказала.
Человечий материал. Он должен сделать себя из человечьего материла ради возлюбленной. И вот Зимовой искал эти материалы в ледяном воздухе моргов и среди обломков кораблекрушения. Что же он нашел? В основном грязь и воду. А если тело лежит уже давно, то и вода высыхает и не остается ничего, кроме пригоршни пыли, которую развеет ветер.
Таким образом, поскольку вода не способна мыслить, то за все отвественна пыль.
Зимовой был логичен, потому что лед был логичен. Вода следует логике. Существуют правила. Итак, люди - это всего лишь… правильный вид пыли!
И пока он занят поисками нужной пыли, он мог бы продемонстрировать ей свою силу.
* * *
Этим вечером Тиффани сидела на краю кровати для гостей, зевала и рассматривала свои ступни, а сонливость накатывала на нее, как грозовой фронт на небо.
Ступни были розовыми, с пятью пальчиками на каждой. В целом это были довольно симпатичные ступни.
Обычно при встрече люди говорят что-то вроде: «Как дела?». Нянюшка Огг только и сказала: «Заходи. Как твои ступни?».
Вдруг оказалось, что все вокруг заинтересовались ее ступнями. Конечно, ноги имеют большое значение, но что такого может с ними случиться?
Она поболтала ногами в воздухе. Ничего странного не произошло, и она легла на кровать.
Тиффани две ночи не высыпалась. Она не осознавала, как устала, пока не добралась до Tir Nanni Ogg, где ее мысли пошли вразнобой. Она разговаривала с миссис Огг, но с трудом могла припомнить, о чем. Голоса звенели в ее ушах. Наконец-то у нее не осталось никаких дел, только спать.
Это была хорошая кровать, лучшая из тех, где ей доводилось спать. И это была лучшая комната, что она видела, хотя она была слишком усталой, чтобы осмотреть ее. Ведьмы не тратятся на комфорт, особенно на запасные спальни, но Тиффани всю жизнь спала в ветхой кровати, пружины у которой дзынькали каждый раз, когда она поворачивалась, и при желании можно было даже подобрать мелодию. Перина была пышной и упругой. Она утонула в ней, как в очень мягком, очень теплом, медленно затягивающем зыбучем песке.
Беда была в том, что глаза-то закрыть можно, но нельзя перестать думать. Лежа в темноте, она прокручивала в голове разные образы и видения: часы, выстукивающие дин-дон; снежинки, выглядящие в точь-точь, как она; мисс Тенета, рыщущая по лесу в поисках тех, кто плохо вел себя, с желтым ногтем наготове.
Миф Тенеты…
Из запутанных воспоминаний она плавно перенеслась в матовую белизну. Постепенно белизна стала ярче, приобрела детали — кохотные области черного и серого цвета. Они начали плавно перемещаться…
Тиффани открыла глаза, и все стало понятным. Она была на корабле, на большом паруснике. На палубе лежал снег, и со снастей свисали сосульки. Корабль плыл, освещенный белесым сиянием рассвета, в безмолвном сером море, среди льдин и клубящегося тумана. Снасти скрипели, и ветер вздыхал в парусах. Никого не было видно.
— Ах. Похоже, что это сон. Выпусти меня, пожалуйста, — сказал знакомый голос.
— Кто ты? — спросила Тиффани.
— Ты. Кашляни, пожалуйста.
Тиффани подумала: ну что же, раз это всего лишь сон… и кашлянула.
Кто-то поднялся из снега, лежащего на палубе. Это была она сама, погруженная в раздумья.
— Ты тоже я? — спросила Тиффани. Удивительно, но здесь на замерзшей палубе, это не казалось необычным.
— Хммм. Ох, да, — сказала другая Тиффани, сосредоточенным видом рассматривая все вокруг. — Я твой Третий Помысел. Помнишь? Та часть в тебе, что никогда не прекращает размышлять? Что замечает мелкие детали? Как хорошо оказаться на свежем воздухе. Хммм.
— Что-то не так?
— Хм. Совершенно ясно, что это сон. Если бы ты потрудилась посмотреть по сторонам, то увидела бы, что моряк у руля в желтой непромокаемой одежде - это Бравый Мореход с обертки табака, который курила Бабушка Болит. Ты всегда вспоминаешь о нем, когда думаешь о море?
Тиффани поглядела на бородатую фигуру, которая весело помахала ей.
— Да, это точно он! — сказала она.
— Мне кажется, этот сон не полностью наш, — продолжил Третий Помысел. — Это все слишком… по-настоящему.
Тиффани наклонилась и набрала горсть снега.
— На ощупь как настоящий, — сказала она. — Холодный, — она слепила снежок и запустила его в себя.
— Не кидайся в себя снегом, — сказала другая Тиффани, стряхивая снег с плеч. — Но ты понимаешь, что я хочу сказать? Сны никогда не бывают настолько… невоображаемые, как этот.
— Я знаю, о чем я говорю, — ответила Тиффани. — Думаю, что все станет настоящим и тогда случится что-то страшное.
— Точно. Мне все это не нравится. Если это сон, то сейчас произойдет что-то ужасное…
Они поглядели в сторону, куда плыл корабль. Впереди был унылый и однообразный туман, затянувший все море.
— Там в тумане что-то есть! — сказали обе Тиффани одновременно.
Они повернулись и подбежали к моряку у руля.
— Держитесь подальше от тумана! Пожалуйста, не подплывайте к нему! — закричала Тиффани.
Бравый Мореход вытащил трубку изо рта и озадачено поглядел на нее.
— Добрая Затяжка При Любой Погоде? — спросил он Тиффани.
— Что?
— Это все, что он может сказать! — ответил ее Третий Помысел, хватаясь за рулевое колесо. — Помнишь? Эти слова он говорит на этикетке!
Бравый Мореход мягко отодвинул ее в сторону.
— Хорошая Затяжка При Любой Погоде, — сказал он успокаивающе. — При Любой Погоде.
— Послушайте, мы только хотим… — начала говорить Тиффани, но ее Третий Помысел молча положила руку ей на голову и развернула.
Что-то выплывало из тумана.
Это был айсберг, огромный и высокий, как корабль, величавый, как лебедь. Он был так велик, что вокруг него установилась своя собственная погода. Казалось, что он еле движется; вода белела у его основания. Снег шел вокруг него. Клубы тумана тянулись за ним.
Бравый Мореход увидел айсберг, и трубка выпала у него изо рта.
— Добрая Затяжка! — чертыхнулся он.
