— Я не знаю, верю ли вам, — сказал Абнетт. — Но я точно знаю, что это, черт побери, точно самая странная вещь, которая со мной когда-либо случалась, и я хочу выяснить, что будет дальше.
— Значит, ты нам поможешь, — сказал Даль.
— Я хочу вам помочь, правда, но я не знаю, смогу ли, — ответил Абнетт. — Слушайте, я ведь всего лишь статист. Мне разрешают приходить работать на съемочную площадку, но вряд ли позволят привести кого-то с собой. У меня бывает пара реплик с основным актерским составом, но вообще нам приказано их не беспокоить. И я совсем не общаюсь с теми, кто транслирует сериал, или с продюсерами. Я не смог бы провести внутрь никого из вас, даже если бы захотел. И даже если бы мне это удалось, не думаю, чтобы кто-нибудь вам поверил. Это же Голливуд. Выдумывать — наша работа. А история, которую вы рассказываете, вконец безумная. Если я кому-нибудь ее расскажу, меня просто выкинут с площадки.
— Ну, это могло бы спасти тебя от выпиливания через пару эпизодов, — сказал Хансон Далю.
Абнетт покачал головой.
— Нет, они просто найдут другого статиста, достаточно похожего на меня, чтобы продолжать съемки, — сказал он. — Тебя все равно выпилят. Если ты не останешься здесь.
Даль покачал головой.
— Мы скончаемся через пять дней.
— Скончаетесь? — спросил Абнетт.
— Все запутано, — сказал Даль. — Что-то с атомами.
— Пять дней — это совсем немного, — сказал Абнетт. — Особенно, если вы хотите закрыть сериал.
— Скажи что-нибудь новенькое, — буркнул Хестер.
— Возможно, ты не можешь помочь нам напрямую, — сказал Дюваль. — Но, может, ты знаешь кого-нибудь, кто может? Хоть ты и статист, но знаком же с кем-нибудь, кто стоит выше по пищевой цепочке.
— О чем я вам и твержу, — сказал Абнетт. — Не знаю. Я не знаю никого в сериале, кто мог бы протолкнуть вас вверх. — Взгляд его задержался на Керенском, и он внезапно вскинул голову. — Но знаете что? Кажется, я знаю кое-кого вне сериала, кто мог бы вам помочь!
— Что ты на меня так смотришь? — поежился под его взглядом Керенский.
— У вас какой-нибудь другой одежды нет? — спросил Абнетт.
— Мне не дали собраться, — ответил Керенский. — А что? Что не так с формой?
— Для Комик-Кона нормально, но в клуб, о котором я думаю, так не пустят, — сказал Абнетт.
— Какой клуб? — спросил Даль.
— Что такое Комик-Кон? — спросил Керенский.
— Клуб «Лоза», — ответил Абнетт. — Один из этих страшно закрытых клубов, куда нет ходу простым смертным. Мне нет, например. А Кори едва пускают.
— Что значит «едва»? — уточнил Даль.
— Это значит, что его пускают на первый этаж, но не на второй, и уж точно не в цокольный, — пояснил Абнетт. — Чтобы попасть на второй, нужно быть главным актером в сериале, а не второстепенным. Чтобы попасть в цоколь, надо получать двадцать миллионов за фильм и иметь долю в сборах.
— И все-таки, что такое Комик-Кон? — спросил Керенский.
— Давай потом, — сказал Хестер — Боже, — он повернулся к Абнетту. — И что теперь? Нам нарядить Керенского Марком Кори и заставить пробраться в клуб? А зачем?
Абнетт покачал головой.
— Ему не надо изображать Кори. Ему надо пробраться в клуб и поступить с Кори, как Энди поступил со мной. Выманить его, заинтересовать, и тогда, может быть, он вам поможет. Я бы на вашем месте не говорил, что вы хотите закрыть сериал, потому что это значит, что он лишится постоянной работы. Но, может, вам удастся заставить его представить вас Чарльзу Паулсону. Он — создатель сериала и продюсер. Он — тот, к кому вам нужно обратиться. Он — тот, кого вам нужно убедить.
— Итак, ты можешь провести нас в клуб, — сказал Даль.
— Не могу, — ответил Абнетт. — Как я сказал, меня не пустят. Но у меня есть друг, который работает там барменом. Я прошлым летом подбросил ему работу в рекламе, так что его жилье не забрали по закладной. Так что, он мне сильно должен. И он сможет вас провести, — Он оглядел их всех и поправился. — Ну, провести его, — Абнетт указал на Керенского. И на Дюваль. — И, может, ее тоже.
— Ты помогаешь другу сохранить дом, он впускает пару людей в клуб, и вы в расчете? — спросил Хестер.
— Добро пожаловать в Голливуд, — ответил Абнетт.
— Мы согласны, — сказал Даль. — И спасибо тебе, Брайан.
— Рад помочь, — ответил Брайан. — В смысле, я к тебе вроде как привязался. Увидев тебя вживую и все такое.
— Приятно слышать, — сказал Даль.
— А можно вопрос задать? — спросил Абнетт.
— Конечно, — сказал Даль.
— Про будущее. Оно правда как в сериале?
— Будущее правда как в сериале, — ответил Даль. — Но я не знаю, правда ли это будущее.
— Но ведь это ваше прошлое, — сказал Абнетт. — Мы — часть вашего прошлого. 2012 год, я имею в виду.
— У нас в прошлом есть 2012 год, но не этот, — сказал Даль. — В нашем прошлом нет телесериала «Хроники „Бесстрашного“». Он не существует в нашей временной линии.
— Значит, в ней может и не существовать меня, — произнес Абнетт.
— Может и не существовать, — согласился Даль.
— Значит, ты единственная часть меня, существующая там, — сказал Абнетт. — Единственная часть, которая вообще там существовала.
— Полагаю, это возможно, — согласился Даль. — Так же, как ты — единственная часть меня, которая когда-либо существовала тут.
— Тебя это все не смущает? — спросил Абнетт. — Знать, что ты существуешь и не существуешь, что ты настоящий и ненастоящий в одно и то же время?
— Да, но я специально обучался иметь дело с глубокими экзистенциональными вопросами, — ответил Даль. — Сейчас я справляюсь с этим так: мне без разницы, существую я на самом деле или нет, настоящий я или выдуманный. Что мне сейчас нужно — так это быть хозяином своей судьбы. Это то, над чем я могу работать. Над чем я прямо сейчас и работаю.
— Думаю, ты умнее меня, — сказал Абнетт.
— Все нормально, — ответил Даль. — А я думаю, что ты симпатичней.
Абнетт улыбнулся:
— Соглашусь. И, кстати, пора вас, ребята, за покупками сводить. Ваша форма хороша для будущего, но здесь и сейчас вы из-за нее выглядите как полные психи, которые только-только выбрались из подвала. Деньги у вас есть?
— У нас есть девяносто три тысячи долларов, — сказал Хансон. — Минус семьдесят восемь долларов за ланч.
— Думаю, сойдет, — ответил Абнетт.
— Бесит меня эта одежда, — пожаловался Керенский.
— Ты хорошо выглядишь, — заверил его Даль.
— Ничего не хорошо, — сказал Керенский. — Я выгляжу, будто одевался в темноте. Как люди вообще такое носили?
— Прекрати ныть, — заявила Дюваль. — Можно подумать, ты дома на гражданке цивильное не носишь.
— И белье чесучее! — пожаловался Керенский, ерзая.
— Знала бы я, что ты такой нытик, в жизни бы с тобой спать не стала, — сказала Дюваль.
— Знал бы я, что ты собираешься меня отравить, похитить и утащить в средние века, да еще и без штанов — я бы сам никогда с тобой спать не стал! — огрызнулся Керенский.
— Ребята, — Даль указал глазами на таксиста, который старательно игнорировал ненормальных на заднем сиденье. — Давайте про средние века не так громко.
Такси свернула с Сансет налево к «Лозе».
— Итак, мы уверены, что Марк Кори все еще там, да? — спросил Керенский.
— Брайан сказал, его друг позвонил, как только он там появился, и перезвонил бы, если бы он ушел, — сказал Даль. — Брайан мне не перезванивал, так что можно предположить, что Кори еще там.
— Не думаю, что это сработает, — заявил Керенский.
— Сработает, — сказал Даль. — Я знаю.
— Это был твой, — сказал Керенский. — С моим все может по-другому быть.
— Я тебя умоляю, — отмахнулась Дюваль. — Если он хоть немножко на тебя похож, он совершенно потеряет от тебя голову. Это ж как зеркало, только еще потрогать можно.
— Что это ты хочешь сказать? — спросил Керенский.
— Что твоя самовлюбленность не составит нам проблем, — ответила Дюваль.
— Я тебе правда не нравлюсь, да? — спросил Керенский, подумав.
Дюваль улыбнулась и потрепала его по щеке.
— Ты мне правда нравишься, Анатолий, — сказал она. — Правда-правда. Но прямо сейчас я хочу, чтобы ты собрался. Подумай об этом, как об очередной высадке.
— Мне всегда достается в высадках, — сказал Керенский.
— Может быть, — согласилась Дюваль. — Но ты всегда выживаешь.
— Клуб «Лоза», — объявил таксист, подруливая к тротуару.
Они втроем вылезли из машины, Даль задержался, чтобы заплатить. Из клуба доносилось глухое буханье музыки. Очередь из молодых, хорошеньких, старательно позирующих людей ждала снаружи.
— Пошли, — сказал Даль и направился к вышибале. Дюваль и Керенский последовали за ним.
— Очередь начинается тут, — заявил вышибала, указывая на хорошеньких позирующих людей.
