— Господин президент, — поднял руку Сэм Анкол. — Есть мнение, что они форсировали получение такого оружия благодаря шпионажу. Во время всех наших испытаний были замечены странные летательные объекты, Эс-Эл-О. Мы считаем, что это самолеты-шпионы красных.
— То есть вы хотите сказать, что мы смогли получить пуф-бомбу, а они — такие самолеты, которые появляются невесть откуда и неизвестно куда исчезают, игнорируя ваши попытки любого перехвата и задержания? Не чрезмерно ли нелепо это выглядит, генерал?
— Другого объяснения нет. Ну не будем же мы придерживаться версии некоторых людей, которые считают эти объекты прилетевшими из другого мира?
— А что скажет наука? Мистер Хертберн. Как вы считаете? Что это? — президент уставился на Альберта.
— Я этим вопросом не занимался. Во многом — благодаря тому, что военные посчитали необходимым держать факт существования этих летающих блюдец от нас в тайне, — ответил профессор с нотками обиды в голосе.
— Но на данный момент вы обладаете хоть каким-то мнением по данному вопросу?
— Да. Я не считаю, что это красные.
— Отчего же?
— Никто в нашем мире не способен делать подобные аппараты.
— Откуда вам знать?
— Вы сами в прошлом году назвали меня умнейшим человеком на земле. Но мой ум не позволяет мне даже предположить, как создать летательный аппарат, обладающий подобными качествами.
— Ну, тогда что это может быть?
— Может быть, это… Может быть, это предупреждение? — Альберт наконец поднял глаза на президента.
— Предупреждение? От кого и о чем? — Найтмеир скрестил руки на груди и ждал ответа.
— О том, что наши игры в богов до добра не доведут.
— Объяснитесь, мистер Хертберн.
— Сейчас попытаюсь. Перед каждым прорывом в наших исследованиях на ученый совет постоянно ложится бремя очень сложного вопроса. Так было во время первого взрыва в Лос-Апокалосе. Мы так и не были уверены до самого конца, не приведет ли он к цепной реакции всех атомов во вселенной. Мы ломали голову и зарабатывали мигрень в бесконечных расчетах, но не смогли получить однозначный ответ до подрыва. Потом испытания в море. Были опасения, что взрыв расщепит воду на водород и кислород с последующим превращением первого в гелий и воспламенением второго. Мы опять зарабатывали мигрени и язву в бесконечных расчетах, но к однозначному ответу до подрыва не пришли. И я все еще задаюсь вопросом: а почему, собственно, наши расчеты в этих вопросах дают сбой? Не потому ли, что какая-то неведомая нам сила берет нас на испуг и предлагает вовремя остановиться? Но мы не останавливаемся, и тогда появляются эти странные объекты, которые должны стать вроде бы как последним предупреждением.
— Я не понимаю, о чем вы? — нахмурился президент.
— В том и беда, — кивнул профессор.
— Да как вы смеете?!
— Постойте. Дайте договорить. Мы создали оружие судного дня. Оружие апокалипсиса. И принудили демонстрацией своей силы создать его и красных. Мы подходим к некой черте, и какая-то высшая сила предлагает нам вовремя остановиться!
— Что за бред? — поморщился новый министр обороны. — Господин президент, я предлагаю освободить нашего дорогого ученого от занимаемой им должности. Явно же, заработался дядька совсем. Голова начинает выдавать дикие перки…
— Да как вы смеете?! — в свою очередь, вскочил Хертберн.
— Тихо господа. Тихо! — развел руками Найтмеир. — Мистер Хертберн — мозг всего нашего проекта. Но вот то, что вы говорите, дорогой Альберт… А вы часом… Может, вы не лояльны?
Профессор вздрогнул. Худшего обвинения, наверное, не существовало. Быть нелояльным свободе и демократии — значит автоматически быть красным. А красный цвет в их стране остро пах электричеством, которое проводят сквозь головной мозг каждого, кто является отступником от всех добродетелей, кои должны были защищать пуф-бомбы.
Хертберн сел на свое место и угрюмо уставился в стол, буркнув:
— Я просто высказал свое мнение, коль уж вы им так интересовались…
— Вот и славно, — расплылся в улыбке президент. — А что предлагает новый министр обороны?
— Я считаю, что угроза красных сейчас остра и велика, как никогда. Нам надо делать больше пуф-бомб и готовиться к защите через нападение. Параллельно необходимо принять все меры к уничтожению или поимке этих шпионских аппаратов. И, безусловно, максимально форсировать создание гидро-пуф-бомбы.
— Скажите, мистер Хертберн, — президент вернул свое внимание к профессору, — гидрогеновая бомба не вызовет расщепления всех молекул воды и цепную реакцию водорода?
— Твою мать! — тихо вздохнул профессор.
— Что, простите?
— Как взорвем, так и узнаем, — сказал Альберт уже громче.
— А не будет ли поздно?
— Когда будет поздно, то уже будет поздно, — зло кивнул профессор.
— Я вас не понимаю, — раздраженно развел руками президент.
— Вот в этом и вся проблема, — вновь тихо вздохнул Хертберн, растирая ладонью верхнюю часть груди. — Проклятая изжога…
Часы на бетонной стене бункера отсчитывали последние минуты. Профессор угрюмо посмотрел на них, затем сверил со своими наручными. Подвел чуток. Окинул взглядом всех присутствующих. Отпил кофе. Сэм Анкол больше не задавал вопросы по поводу того, не вызовет ли новое испытание разрушительных последствий для всей цивилизации. Скорее всего он просто привык, что все проходит гладко. Без армагеддонов. Ни у него, ни у кого бы то ни было еще не было сомнений, что и сейчас ничего страшного не произойдет.
«А было бы неплохо, если б произошло, — подумал Хертберн. — Было бы неплохо, если эта новая бомба через пять минут заставит вообще весь водород в природе превращаться в гелий. Вот тогда они поймут. Вот тогда они одумаются… Хотя нет. Не успеют они ни понять, ни одуматься. Н-да… Тоже не вариант…»
— Отчего вы невеселы, дорогой профессор, дьявол вас разбери! — воскликнул генерал. — Еще пара минут, и вы снова докажете на практике свою гениальность, а заодно узрите рождение очередного своего детища!
— Угу. Только лучше бы она сделала аборт… — проворчал профессор.
— Что, простите?
— Да нет. Ничего…
— Послушайте, ну будет вам! Посудите сами: если мы не сделаем эту бомбу, то ее сделают плохие парни. И нападут на нас. А у нас этой бомбы не будет. Так что вы делаете великое дело для нашей нации и творите все ради мира, дьявол бы его побрал!
— Конечно, конечно…
Висящий на стене динамик захрипел. На другом конце провода кто-то чихнул. Затем от души высморкался, чертыхнулся и кашлянул, а затем провозгласил простуженным голосом:
— Внимание! Говорит инженерная! Всем надеть средства индивидуальной защиты органов зрения!
Все в бункере принялись торопливо надевать черные очки и подходить к смотровой щели. Все, кроме Хертберна, который так и остался сидеть за столом и маленькими глотками пить кофе.
— До инициации… Десять, девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, один… ЗИРО!
Все вокруг побелело, словно сам воздух засветился. Потом задрожала земля. Загрохотал весь мир. Планету трясло, словно гигантский младенец вообразил ее погремушкой и теперь тряс за небесную ось. С потолка сыпалась штукатурка, быстро наполняя невидимую в белом светящемся воздухе чашку. И только выплескивающиеся оттуда капли кофе, попадая на руку, давали Альберту понять, что он еще в этом мире… И все это происходит в реальности, а не во сне…
Наконец все закончилось. Зажмурившийся профессор открыл глаза и обнаружил, что часы со стены упали и разбились, его чашка полна штукатурки, весь стол — в пыли, и только широкая полоса в том месте, где была его рука, отпечаталась тенью на столешнице… Потом сквозь пылевую завесу проявлялись люди. Они поочередно поворачивались к профессору и снимали с лиц очки. И лица у всех были одинаковые — изумленные и перепуганные глаза, обведенные белыми кругами от очков, на закоптившихся почти до шоколадного цвета пыльных лицах. А где-то далеко, в эпицентре, гудел и бурлил гриб взрыва первой гидро-пуф-бомбы.
— Ну ни хрена себе! — таковы были первые слова генерала Анкола, которые бравый вояка выдохнул вместе с парой килограммов пыли.
Его сигара мгновенно истлела, и губы покрывал оставшийся от нее пепел, а стоящие дыбом волосы пребывали в большем беспорядке, чем обычно у Альберта. Зеленый мундир генерала стал почти белым, не то от пыли, не то от интенсивного свечения, а несколько нагрудных знаков оплавились и представляли из себя нечто похожее на присохшие сопли.
— Надеюсь, господа, вы довольны? — спросил Хертберн, вытряхивая из чашки мусор.
В наблюдательную комнату бункера влетел адъютант генерала.
— Сэр! Снова летающие блюдца, сэр! СЭР! Сэр! Их, сэр, много, сэр!
