Но демонам вроде Хастура и Лигура это говорить бесполезно. Кругозор на уровне четырнадцатого века, почти у всех. Годы за обработкой единственной души. Наверно, это высокое искусство, но в наши дни надо смотреть на вещи по-другому. Не вглубь, а вширь. В мире пять миллиардов человек и отщипывать уродов по одному уже не приходится: надо расширять производство. Однако демонам вроде Лигура и Хастура этого не понять. Они бы никогда не придумали телеканал на валлийском языке. Или налог на добавленную стоимость. Или Манчестер.
Манчестер вызывал у него особенную гордость.
– Силы Сущие вроде были удовлетворены, – сказал он. – Времена меняются. Так в чем дело?
Хастур вытащил из-за надгробия небольшую корзинку.
– В этом, – сказал он.
Кроули уставился на корзинку.
– О нет, – сказал он.
– О да, – ухмыльнулся Хастур.
– Уже?
– Да.
– И что, я должен вроде как?…
– Да. – Хастур просто наслаждался своей ролью.
– Почему я? – в отчаянии спросил Кроули. – Хастур, ты же знаешь, это, так сказать, не мое амплуа…
– Твое, твое, – ответил Хастур. – Твой звездный час. Главная роль. Бери. Времена меняются.
– Угу, – осклабился Лигур. – Недолго им осталось. Временам.
– Но почему я?
– Видимо, кто-то сильно тебя любит, – злорадно сказал Хастур. – Вот Лигур, думаю, руку бы отдал за такой шанс.
– Точно, – заметил Лигур. Чью-нибудь, добавил он про себя. Вокруг хватает рук. Какой смысл расставаться со своей?
Хастур вытащил из глубин своего плаща потрепанный блокнот.
– Распишись. Здесь, – сказал он, сделав чудовищную паузу между словами.
Кроули, рассеянно вытащил ручку из внутреннего кармана. Она была тонкая, матово-черная, и выглядела так, словно запросто могла превысить любой установленный предел скорости.
– Ничего так ручечка, – сказал Лигур.
– Ей можно писать под водой, – заметил Кроули.
– Чего только не придумают, – вздохнул Лигур.
– Если не поторопятся, то ничего, – сказал Хастур. – Нет. Не А. Кроули. Настоящее имя.
Кроули трагически вздохнул и вывел на бумаге сложный извивающийся знак, который на мгновение тускло засветился красным во мраке кладбища и тут же погас.
– Так что мне с этим делать? – спросил он.
– Получишь инструкции, – огрызнулся Хастур. – Чего ты беспокоишься? Столько веков работы, и вот, наконец, то, чего мы ждали.
– Да. Точно, – сказал Кроули.
В его внешности не осталось и следа той ловкости, с которой он выскочил из «бентли» пару минут назад. Зато появилась некоторая затравленность.
– Нас ждет момент вечного триумфа!
– Момент. Вечного. Именно, – сказал Кроули.
– И посредством тебя свершится это славное деяние!
– Посредством. Вот-вот, – пробормотал Кроули.
Он поднял корзинку так осторожно, словно она могла взорваться. В определенном смысле, через некоторое время именно это она и сделает.
– Ну, ладно, – сказал он. – Тогда, значит, я поехал. Ага? И покончим с этим. Не то чтобы я хотел покончить с этим, – поспешно добавил он, представив себе, что может случиться, если Хастур в своем отчете не даст о нем положительного отзыва. – Ну, вы же меня знаете. Легко увлекаюсь.
Старшие по званию демоны молчали.
– Ну, так и разбежались, – бормотал Кроули. – Увидимся, ребята… вот… отлично. Чао.
Когда «бентли» юзом ушел в темноту, Лигур спросил:
– Чего это он?
– Это по-итальянски, – ответил Хастур. – Вроде бы это значит «еда».
– А на кой он это сказал? – Лигур уставился вслед удаляющейся машине. – Ты ему доверяешь? – спросил он.
– Нет, – сказал Хастур.
– Правильно, – сказал Лигур. Хорош был бы этот мир, подумал он, если бы демоны начали доверять друг другу.
* * *
Кроули, прокалывая своим «бентли» ночь где-то к западу от Эмершема, схватил наудачу кассету и вытряхнул ее из хрупкой пластиковой коробочки, стараясь не рухнуть при этом в кювет.
В свете фар он разглядел надпись на кассете: «Времена года» Вивальди. Именно то, что нужно – легкая, спокойная музыка.
Он вставил кассету в «блаупункт» последней модели и нажал на кнопку.
– Ой-ей-ей-ей-ей-ей. Ну почему именно теперь? Почему именно я? – пробормотал он, а из динамиков рванулись на волю знакомые пассажи «Квин».
И вдруг Фредди Меркьюри обратился прямо к нему:
ПОТОМУ ЧТО ТЫ ЗАСЛУЖИЛ ЭТО, КРОУЛИ.
Кроули мысленно благословил магнитофон. Идею использовать электронику как средство коммуникации высказал он сам. В Преисподней, как ни странно, одобрили его предложение, но, чего и следовало ожидать, получилось как всегда. Он-то надеялся, что сможет убедить их подключиться к «Селлнет» и закупить сотовые телефоны, но вместо этого они просто влезали в середину любой песни, которую он слушал в данный момент, и заменяли слова.
Кроули откашлялся.
– Спасибо большое, Повелитель, – сказал он.
МЫ ВЕРИМ В ТЕБЯ, КРОУЛИ.
– Спасибо, Повелитель.
ЭТО ОЧЕНЬ ВАЖНО, КРОУЛИ.
– Я знаю, знаю.
ВСЕ ЭТО НЕ ПРОСТО ТАК, КРОУЛИ.
– Я не подведу тебя, Повелитель.
ВЕДЬ МЫ ДЕЛАЕМ БОЛЬШОЕ ДЕЛО, КРОУЛИ, И ЕСЛИ ОНО СОРВЕТСЯ, ВСЕ ВИНОВНЫЕ БУДУТ СТРАШНО НАКАЗАНЫ. ДАЖЕ ТЫ, КРОУЛИ. ОСОБЕННО ТЫ!
– Ясно, Повелитель.
ДЕЙСТВУЙ ПО ИНСТРУКЦИЯМ, КРОУЛИ.
И вдруг он все понял. Вот этого он терпеть не мог. Можно же было словами сказать, а не грузить голые данные прямо в голову. Он должен был ехать в больницу.
– Нет проблем, через пять минут я там, Повелитель.
ОТЛИЧНО.
И без всякого перехода Фредди снова затянул, как «скоро муж» пляшет фанданго.
Кроули ударил кулаком по рулю. Все так хорошо шло в последние века, все налажено, все под контролем. Вот так и бывает – стоит впасть в эйфорию от собственных успехов, как тебя из-за угла бьют Армагеддоном по голове. Великий Бой, Последняя Битва. Рай в синем углу, Ад в красном, три раунда, Падение считается поражением, проигрыш по очкам не допускается. И все тут. Конец света. То есть – конец мира. Нет больше мира. Один бескрайний Рай. Или, смотря кто победил, Ад. Кроули не знал, что хуже.
Нет, Ад, разумеется, был хуже по определению. Но Кроули помнил, на что был похож Рай. Его многое роднило с Адом. Для начала, ни там, ни тут не достать хорошей выпивки. А скука, царившая в Раю, была ничем не лучше адского возбуждения.
Но деваться некуда. Невозможно быть демоном и в то же время обладать свободой воли.
– Не отпущу его (ОТПУСТИ!) – завывал Меркьюри.
Ну, по крайней мере, все это случится не в этом году. Будет время разобраться с делами. Для начала, с государственными облигациями…
Интересно, думал он, а что бы случилось, если бы он просто остановил сейчас машину, прямо на пустой, темной, сырой дороге, взял бы эту корзинку, раскрутил бы хорошенько и бросил бы, и…
Наверняка что-то ужасное.
Когда-то он был ангелом. И у него и мысли не было о каком-то там Падении. Он просто связался с дурной компанией.
«Бентли» летел сквозь тьму. Счетчик бензина показывал «ноль», уже как минимум лет пятьдесят. Не так уж плохо быть демоном. К примеру, не надо покупать бензин. Кроули покупал его единственный раз, в 1967 году, ради бесплатных переводилок на ветровое стекло: дыры от пуль, как у Бонда. В то время ему страшно нравился Джеймс Бонд.
Что-то зашевелилось в корзинке на заднем сиденье, и послышался плач: сиреноподобное рыдание новорожденного. Пронзительное. Бессловесное. Древнее.
* * *
Неплохая больница, подумал мистер Янг. Тихое, спокойное место – было бы, если бы не монашки.
Монашки ему, в общем, нравились. Не то чтобы они его возбуждали, или о чем вы там подумали. Не в этом смысле. Он считал, что если уж не ходить в церковь, так в церковь св. Цесилия и Всех Ангелов, добротную англиканскую церковь, и ему в голову бы не пришло не ходить в храм какой-нибудь иной разновидности христианства. Во всех других было что-то не то: дурной запах мастики для паркета (у баптистов) или довольно подозрительный аромат ладана (у католиков). И когда дух мистера Янга предавался праздным размышлениям в мягком кресле после сытного обеда, он начинал подозревать, что и у Господа это тоже вызывает некоторое недовольство.
Однако ему нравилось видеть монашек на улице, примерно так же, как ему нравилось наблюдать за очередной благотворительной акцией Армии Спасения. В такие моменты всегда возникает ощущение, что все идет как надо, что в мире еще остались люди, благодаря которым Земля, собственно, пока еще не перестала вращаться.
Однако с Болтливым Орденом св. Бериллы[3] он столкнулся впервые.
Дейрдра познакомилась с берильянками, когда ездила в очередную командировку из числа тех, где ей приходилось встречаться с множеством весьма неприятных латиноамериканцев, сражавшихся с другими не менее неприятными латиноамериканцами, а священники науськивали одних на других, вместо того, чтобы заняться тем, чем следует заниматься священникам – составлять график дежурств по церкви, к примеру.
