Последовало выжидательное молчание.
— ПО-МОЕМУ, ТЫ ПРОСИШЬ МЕНЯ ИСПОЛНИТЬ ТВОЕ ЖЕЛАНИЕ… — с подозрением промолвил Смерть.
— Ха! Желания — это удел фей-крестных, но их желания никто не исполняет. — Жалка снова устремила взгляд неизвестно куда и теперь явно разговаривала сама с собой. — Вот ведь в чем дело… Я должна отправить эту троицу в Орлею. Просто обязана отправить, потому как видела их там. Все трое должны туда попасть. Но с такими, как они, все очень непросто. Тут без головологии не обойтись. Надо сделать так, чтобы они сами себя туда отправили. А то ведь Эсме Ветровоск только скажи, что она должна куда-то там отправиться, так она с места не сдвинется — назло тебе. Значит, надо строго-настрого запретить ей это, и тут уж она хоть по битому стеклу побежит. Беда с этими Ветровосками. Если им в голову что втемяшилось, все, не переупрямишь, обязательно своего добьются!
И тут Жалка Пуст улыбнулась — видимо, ей на ум пришла какая-то забавная мысль.
— Но скоро одна из них узнает, что такое поражение…
Смерть промолчал. «Да что я ему тут рассказываю? — подумала Жалка Пуст. — Уж он-то наверняка знает: рано или поздно все терпят поражение».
Она допила чай. Потом встала, не без некоторой торжественности напялила свою остроконечную шляпу и заковыляла наружу через заднюю дверь.
Чуть в стороне от дома под деревьями была вырыта глубокая яма, в которую кто-то предусмотрительно спустил короткую лестницу. Жалка слезла туда и с некоторым трудом вытолкнула лестницу наверх, на палые листья. Затем улеглась на дно ямы. Но вдруг опять подняла голову.
— Если не имеешь ничего против сосны, то господин Сланец, тролль, владеющий лесопилкой, ладит неплохие гробы.
— ОБЯЗАТЕЛЬНО БУДУ ИМЕТЬ ЭТО В ВИДУ.
— А могилу эту вырыл Харка-браконьер, — как бы между прочим заметила она. — И он же обещался на обратном пути заглянуть сюда да засыпать ее. Главное — аккуратность. Что ж, маэстро, прошу!
— МАЭСТРО? АХ ДА. ФИГУРА РЕЧИ.
Он взмахнул косой.
Десидерата Жалка Пуст погрузилась в вечный сон.
— М-да, — сказала она. — Ничего особенного. Ну а дальше-то что?
Перед вами — Орлея. Волшебное королевство. Алмазный город. Счастливая страна.
В самом центре города между двумя зеркалами стояла женщина и глядела на свои уходящие в бесконечность отражения.
Эти зеркала находились в центре зеркального восьмиугольника, установленного под открытым небом на верхушке самой высокой дворцовой башни. Вообще-то, в восьмиугольнике гуляло столько отражений, что лишь с большим трудом можно было определить, где заканчиваются зеркала и начинается реальный человек.
Женщину звали госпожа Лилит де Темпскир, хотя за свою долгую и насыщенную событиями жизнь она отзывалась и на многие другие имена. К этому Лилит де Темпскир привыкла с младых ногтей, ведь если хочешь чего-то достичь в жизни — а она с самого начала решила добиться всего, что только возможно, — во-первых, научись с легкостью менять имена, а во-вторых, никогда не пренебрегай плохо лежащей властью. Лилит де Темпскир похоронила уже трех мужей. По крайней мере, двое из них были действительно мертвы.
А еще нужно почаще переезжать. Потому что большинство людей не любят съезжать с насиженных мест. Меняй страны, меняй имена, и если все делаешь правильно, то весь мир станет твоей креветкой. Или кальмаром. В общем, вы поняли. Например, чтобы стать благородной госпожой, ей пришлось проехать всего-навсего сотню миль.
И теперь она ни перед чем не остановится…
Два главных зеркала были установлены друг напротив друга, но чуть-чуть неровно, так что Лилит могла видеть происходящее за спиной. Взгляду представала вереница ее собственных отражений, уходящих в бесконечные просторы начинающейся за зеркальной поверхностью вселенной.
Она чувствовала, как вливается сама в себя, бесконечно множась в бесчисленных отражениях.
Когда Лилит вздохнула и наконец вышла из межзеркального пространства, эффект был ошеломляющим. Прежде чем исчезнуть, отражения Лилит еще мгновение висели в воздухе и лишь потом растворились.
Итак… Жалка Пуст умирает. Надоедливая старая рухлядь, туда ей и дорога. Ведь эта ведьма никогда не понимала, каким могуществом обладает, — она относилась к тем людям, которые опасаются творить добро только потому, что боятся причинить вред. Такие людишки воспринимают все настолько серьезно, что, прежде чем исполнить желание какого-нибудь муравья, прямо-таки изведутся от моральных терзаний — а вдруг случится что-нибудь плохое?
Лилит окинула взглядом город. Что ж, препятствий больше нет. Хотя, честно говоря, эта дура старая ведьма была лишь незначительной помехой.
Но теперь дорога полностью открыта.
Дорога к счастливому концу.
Шабаш на вершине горы мало-помалу вошел в свое обычное русло.
Художники и писатели всегда имели несколько искаженное представление о том, что творится на шабашах ведьм. Просто эти люди слишком много времени проводят в душных комнатках с задернутыми шторами, вместо того чтобы иногда взять да и прогуляться на здоровом свежем воздухе.
Вот, к примеру, пресловутые танцы нагишом. В местах с умеренным климатом крайне нечасто выдаются такие ночи, когда кому-нибудь придет в голову раздеться догола и что-то там сплясать.
Не говоря уже о камешках под ногами, чертополохе и всяческих колючках.
Ну а эти боги с козлиными головами? Большинство ведьм вообще не верят ни в каких богов. Они, конечно, знают, что боги существуют. Мало того, время от времени им даже приходится иметь с ними дело. Но вот верить… Нет, в богов ведьмы не верят. Слишком уж хорошо они знают этих самых богов. Это все равно что верить, например, в почтальона.
Далее — еда и питье. Мясо разных рептилий и все такое прочее. На самом деле ничего подобного ведьмы не едят. Можно, конечно, упрекнуть: мол, они кладут в чашку столько сахара, что потом ложку не провернешь, постоянно макают в чай имбирное печенье и пьют, шумно прихлебывая из блюдечка — подобное хлюпанье мы больше привыкли слышать из сточных канав, даже если бы они ели лягушачьи лапки, и то производили бы впечатление куда приятнее. Но это все, в чем можно их упрекнуть.
Затем — всякие волшебные мази и снадобья. Здесь художникам и писателям повезло куда больше, но это чистое везение. Просто большинство ведьм пребывают в том почтенном возрасте, когда разные мази и притирания обретают в ваших глазах изрядную привлекательность. Вот и на сегодняшнем шабаше по крайней мере двое из присутствующих были натерты знаменитой грудной мазью матушки Ветровоск, которую она готовила из гусиного жира с шалфеем. Мазь эта хоть и не позволяла летать и наблюдать всякие интересные Видения, зато здорово уберегала от простуды — в основном благодаря пронзительному запаху, который появлялся на вторую неделю после приготовления и удерживал окружающих на таком почтительном расстоянии, что подцепить от них какую-нибудь инфекцию было попросту невозможно.
И наконец, сами шабаши как таковые. Ведьма по природе своей животное отнюдь не стадное — тем более когда речь заходит о других ведьмах. У них вечно возникает конфликт сильных личностей. Сборище ведьм — это группа, состоящая сплошь из вожаков, которым некого возглавлять. Основное неписаное правило ведьмовства гласит: «Делай не то, что хочешь, а то, что я тебе говорю». Поэтому выражение «шабаш ведьм» в корне неправильно, обычно это «шабаш ведьмы».
Вместе ведьмы собираются только тогда, когда иного выхода нет.
Вот как, к примеру, сейчас.
Учитывая отсутствие Жалки Пуст, разговор вскоре перешел на все растущую нехватку ведьм[6].
— Как ни одной? — удивилась матушка Ветровоск.
— Вот так. Ни одной, — пожала плечами мамаша Бревис.
— По мне, так это просто ужасно, — нахмурилась матушка Ветровоск. — Даже отвратительно.
— Ась? — переспросила старая мамаша Дипбаж.
— Она говорит, что это отвратительно! — прокричала ей на ухо мамаша Бревис.
— Ась?
— Нет ни одной девчонки на замену! На место Жалки!
— А.
Смысл сказанного понемногу начал доходить до старой ведьмы.
— Если никто не будет крошки, я их, пожалуй, подъем, — вдруг встряла в беседу нянюшка Ягг.
— Вот когда я была молода, ничего подобного не случалось, — строго заявила матушка Ветровоск. — Только по эту сторону горы жило не меньше дюжины ведьм. Само собой, то было до нынешней моды, — она скривила губы, — когда каждый развлекается как знает. Уж больно много всяческих развлечений стало в наши дни. Вот в мою бытность девушкой мы никогда поодиночке не развлекались. Все времени не было.
— В общем, как говорят умные люди, «тем пофигут», — глубокомысленно заметила нянюшка Ягг.
— Что?
— Тем пофигут. Значит, то было тогда, а то сейчас, — пояснила нянюшка.
— Нечего мне рассказывать, Гита Ягг. Сама знаю, когда — тогда, а когда — сейчас.
