— Нечего мне рассказывать, Гита Ягг. Сама знаю, когда — тогда, а когда — сейчас.
— Надо шагать в ногу со временем.
— Не понимаю, с чего бы это. И никак не могу взять в толк, почему мы…
— Видать, опять придется расширять границы, — сказала мамаша Бревис.
— Ну уж нет, — поспешно отозвалась матушка Ветровоск. — На мне и так уже целых четыре деревни. Метла остыть не успевает.
— Теперь, когда матери Пуст нет, нас осталось слишком мало, — возразила мамаша Бревис. — Знаю, она, конечно, делала не так уж и много, учитывая ту, другую, ее работу, но тем не менее кое-чем помогала. Ведь иногда достаточно просто быть. Местная ведьма должна быть, и все тут.
Четыре ведьмы уныло уставились на пламя костра. То есть уставились на костер только три из них. Нянюшка Ягг, которая во всем старалась видеть хорошую сторону, принялась поджаривать себе тост.
— А вот, к примеру, в Рыбьих Ручьях, так они себе волшебника завели, — сказала мамаша Бревис. — Когда тетушка Безнадежна преставилась, оказалось вдруг, что сменить-то ее и некому. Ну, тогда и послали в Анк-Морпорк за волшебником. Самый настоящий волшебник. С посохом. У него там и свое заведение и все такое, а на дверях бронзовая табличка. Так на ней и написано: «Валшебник».
Ведьмы вздохнули.
— Госпожа Синьж померла, — добавила мамаша Бревис. — И мамаша Крюкш приказала долго жить.
— Неужто? Старуха Мейбл Крюкш? — удивилась нянюшка Ягг сквозь крошки. — Это сколько ж ей было?
— Сто девятнадцать годков, — с охотой сообщила мамаша Бревис. — Я ей как-то говорю: «И не надоело тебе в твои-то годы по горам лазать», — да она и слушать не желала…
— Да уж, встречаются такие, — кивнула матушка Ветровоск. — Упрямые как ослицы. Только вели им чего-нибудь не делать, так они ни перед чем не остановятся, а все равно сделают по-своему.
— Знаете, а я ведь слышала ее самые распоследние слова, — похвасталась мамаша Бревис.
— И что же она сказала? — поинтересовалась матушка Ветровоск.
— Как мне помнится, «вот зараза».
— Да, наверное, именно так ей и хотелось уйти… — грустно промолвила нянюшка Ягг. Остальные ведьмы согласно закивали.
— Знаете что… А ведь не иначе как конец настает ведьмовству в наших-то краях, — заметила мамаша Бревис.
Они снова уставились на огонь.
— Зефира, небось, никто не догадался захватить? — с затаенной надеждой осведомилась нянюшка Ягг.
Матушка Ветровоск взглянула на сестер-ведьм. Мамашу Бревис она на дух не переносила, та практиковала по другую сторону горы и имела скверную привычку рассуждать здраво, в особенности если ее вывести из себя. А старая мамаша Дипбаж была, пожалуй, самой бесполезной прорицательницей в истории вещих откровений. И матушка терпеть не могла нянюшку Ягг, которая была ее лучшей подругой.
— А как насчет молодой Маграт? — простодушно спросила старая мамаша Дипбаж. — Ее участок примыкает прямо к участку Жалки. Может, она согласится еще немножко взять?
Матушка Ветровоск и нянюшка Ягг переглянулись.
— У нее не все дома, — уверенно произнесла матушка Ветровоск.
— Да будет тебе, Эсме, — упрекнула ее нянюшка Ягг.
— Лично я считаю, что это называется «не все дома», — сказала матушка. — И не пытайся меня переубедить. Когда человек болтает такое о своих родственниках, у него явно не все дома.
— Ничего подобного она не говорила, — возразила нянюшка Ягг. — Маграт просто сказала, что они сами по себе, а она сама по себе.
— Вот и я про то, — покачала головой матушка Ветровоск. — А я ей говорю: Симплисити Чесногк была твоей матерью, Араминта Чесногк — твоей бабкой, Иоланда Чесногк — твоя тетка, а ты — твоя… ты — твоя ты! Вот что такое родственные отношения, и не следует забывать об этом.
Она выпрямилась с довольным видом человека, который только что дал ответ на абсолютно все вопросы, связанные с кризисом самоидентификации.
— Так она даже слушать меня не стала, — добавила матушка Ветровоск.
Мамаша Бревис наморщила лоб.
— Кто? Маграт? — спросила она.
Она попыталась вызвать в памяти образ самой молодой ведьмы Овцепиков и наконец вспомнила — нет, не лицо, а лишь слегка расплывчатое выражение безнадежной доброжелательности, застрявшее где-то между похожим на майский шест телом и шапкой волос, которые больше смахивают на копну сена после бури. Неустанная творительница добрых дел. Беспокойная душа. Из тех людей, что спасают выпавших из гнезда птенцов, а потом, когда те погибают, плачут горючими слезами, совершенно забывая, что именно такую участь добрейшая Мать-Природа уготавливает всем крошечным, выпавшим из гнезда птенчикам.
— Вообще-то, на нее это не похоже, — заметила она.
— А еще она заявила, что хотела бы быть более уверенной в себе, — продолжала матушка Ветровоск.
— Но что плохого в том, чтобы быть уверенной в себе? — осведомилась нянюшка Ягг. — Без такой уверенности хорошей ведьмой не станешь.
— А я и не говорю, что это плохо, — огрызнулась матушка Ветровоск. — Я ей так и сказала, ничего, говорю, плохого в этом нет. Можешь, говорю, быть хоть сколько уверенной в себе, только делай, что тебе говорят.
— Ты вот это вотри-ка, и через недельку-другую все рассосется, — неожиданно встряла старая мамаша Дипбаж.
Остальные три ведьмы выжидающе посмотрели на старуху: вдруг она еще что-нибудь скажет? Но вскоре стало ясно, что продолжения не предвидится.
— И еще она ведет… что она там ведет, а, Гита? — повернулась к нянюшке матушка Ветровоск.
— Курсы самообороны, — ответила нянюшка Ягг.
— Но она же ведьма, — заметила мамаша Бревис.
— И я ей о том же, — пожала плечами матушка Ветровоск, которая всю жизнь чуть ли не каждую ночь бродила по кишащим разбойниками горным лесам, пребывая в полной уверенности, что во тьме не может таиться ничего ужасней, чем она сама. — А она мне: это, мол, к делу не относится. К делу не относится! Так прямо и заявила.
— Все равно на эти курсы никто не ходит, — сказала нянюшка Ягг.
— По-моему, раньше она говорила, что собирается замуж за короля, — вспомнила мамаша Бревис.
— Говорила, говорила… — кивнула нянюшка Ягг. — Но кто ж не знает Маграт? По ее словам, она старается быть открытой для всяких там индей. А недавно она заявила, что не собирается всю жизнь быть просто сексуальным объектом.
Тут все призадумались. Наконец мамаша Бревис медленно, словно человек, вынырнувший из глубины самых поразительных раздумий, произнесла:
— Но ведь она никогда и не была сексуальным объектом.
— Могу с гордостью вас заверить, лично я вообще не знаю, что это за штука такая сексусальный объект, — твердо промолвила матушка Ветровоск.
— Зато я знаю, — вдруг заявила нянюшка Ягг. Все взоры устремились на нее.
— Наш Шейнчик как-то привез один такой из заграничных краев.
Ведьмы по-прежнему испытующе взирали на нее.
— Он был коричневый и толстый, у него было лицо с глазами-бусинками и две дырки для шнурка.
Этим объяснением ее товарки не удовольствовались.
— Во всяком случае, Шейн сказал, что так это называется, — развела руками нянюшка.
— Скорее всего, ты говоришь об идоле плодородия, — пришла на помощь мамаша Бревис.
Матушка покачала головой.
— Сомневаюсь я, что Маграт похожа на… — начала она.
— А по мне, так все это гроша ломаного не стоит, — вдруг сказала старая мамаша Дипбаж в том времени, где она пребывала в данную минуту.
Куда именно ее занесло — этого не смог бы сказать никто.
Здесь-то и таится профессиональная опасность для людей, наделенных вторым зрением. На самом деле человеческий разум не предназначен для того, чтобы шнырять взад-вперед по великому шоссе времени, и запросто может сорваться с якоря, после чего он будет улетать то в прошлое, то в будущее, лишь случайно оказываясь в настоящем. Как раз сейчас старая мамаша Дипбаж выпала из фокуса. Это означало, что если вы разговаривали с ней в августе, то она, возможно, слушала вас в марте. Единственным выходом было сказать что-нибудь и надеяться, что она уловит это в следующий раз, когда ее мысль будет проноситься мимо.
Матушка на пробу помахала руками перед невидящими глазами старой мамаши Дипбаж.
— Опять уплыла, — сообщила она.
— Ну, если Маграт не сможет взять на себя обязанности Жалки, значит, остается Милли Хорош из Ломтя, — подвела итог мамаша Бревис. — Она девочка трудолюбивая. Только вот косит еще сильнее, чем Маграт.
— Подумаешь! Косоглазие ведьму только красит. Это называется прищур, — возразила матушка Ветровоск.
— Главное, уметь этим прищуром пользоваться, — сказала нянюшка Ягг. — Старая Герти Симмонс тоже прищуривалась, да только весь ее сглаз оседал на кончике ее же собственного носа. Плохо это для профессиональной репутации. Начнет тебя ведьма проклинать, а потом у нее у самой же нос возьми да отвались… Что люди-то подумают?
