И первым делом получил полновесную пощечину от супруги.
— Где наша девочка? — шумела она. — Где она? Наверное, эта негодная бесплотная тварь уже сожрала нашу бестолковую Аллису и сейчас ковыряется в зубах, извлекая обрывки ее новенькой курточки!
— Ошибаешься, — пропыхтел я, захлопывая дверь, — наша бестолочь цела и невредима, зато бесплотная тварь скоро придет к нам в гости!
— И ты молчал! Я же ненакрашенная! — и мне была отвешена еще одна оплеуха. — Скотина! Где он?
И «он» тут же появился, выпрыгнув прямо из двери и взмахнув над нашими головами мечом (второй он, видимо, за ненадобностью, спрятал в ножны).
— Хатториханзо! — изрыгнул он, по всей вероятности, ужасное ругательство. — Сонничиба!
— Конничива! — заорал вдруг я, приняв единственно, как оказалось, верное решение. — Домо! Аригато! Ми каса эс су каса!
— Ю лайк джапаниз? — медленно сказал призрак в доспехах.
Не зная, как по-японски будет «да», я бешено закивал.
— Лайк ё… дося? — уточнило японское приведение.
— Дося! Дося! — подтвердил я.
— Домо, — кивнул японец. — Кэрихироюки тагава?
— Э-э-э, — я неопределенно повращал в воздухе пальцами — что, мол, поделать, раз такая тагава.
— У-у-у, — пробасил призрак. — Такешикитано.
Он церемонно поклонился, развернулся и бесшумно исчез в двери. Спустя минуту в дверь постучали.
— Стучится теперь, — пояснил я жене. — Стыдно стало, небось? Чем это я его пронял?
— Папа, это я! — послышался снаружи голос Аллисы.
Я загремел замком и впустил дочку. Которая немедленно получила по затылку от мамы.
— За что? — изумилась дочка. — Я же ничего не сделала?
— А кто натравил на нас чудовищного японца?
— Но я же не знала, что он такой чудовищный! — оправдывалась Аллиса. — Я просто разговорилась с ним еще в первый день. Он самый настоящий призрак. Пап, тебе имя «Нобунага» ничего не говорит?
— Что-то из древней истории, — неуверенно сказал я. — Я тебе не археолог, доча. Космобиолог я пока еще. А что?
— А то, что его зовут Нобунага, и он какой-то известный в прошлом воин. И он признал во мне свою пра-пра-пра-правнучку. Я ему рассказала про тебя, и он непременно захотел с тобой познакомиться и выразить свое почтение, а равно и удовольствие, что знаком со своими потомками.
— Не знаю насчет почтения, — проворчал я, — но то, что он был готов мне башку нахрен снести, это я догадался и без перевода.
— Просто в Японии другие нравы, — пояснила Аллиса. — А современные космобиологи слишком пугливы. Ой!
Наша мама была начеку. Не удовлетворившись, впрочем, подзатыльником, полученным Аллисой, она отвесила мне уже третью на сегодня пощечину и, произнеся несколько нелицеприятных высказываний в наш адрес, удалилась в спальню.
— Довольна? — спросил я дочку. — Оба схлопотали. Надеюсь, твой Нобунага больше не придет?
— Я тоже надеюсь, — сказала Аллиса. — Потому что он сметелил все огурцы и шпроты. Но, по-моему, он хочет еще. Слышишь, мам?
Мама, судя по всему, подслушивала, потому что оказалось, что собрать вещи и погрузиться во флаер можно всего за какие-то пятнадцать минут. Да и в Крым мы с тех пор не ездили. А жаль…
Конец лирического отступления
— Неть, — неожиданно высунулась из дыры в стене желтолицая башка. — Неть Айиси. Пьёпала. Или сбизяла.
— Это ты? — пристал с ножом к моему горлу доцент. — Ты ее надоумил, чтобы спряталась?
— Или сбизяла, — напомнил Юй.
— Или сбизяла! ТЫ?
— А если я, что будет?
— Зарежу!
— Тогда не я.
— Плохо, — Ползучий опустил нож и растерянно посмотрел на фикса. — Че делать-то? Не он, говорит.
— Зато смотьити, сьто я насел! — и вылезший наружу полностью Мамочка помахал в воздухе трендуном. — Вот! Тепей мы фсе узнаим пье девсеноську!
— Точно! — подскочил к нему доцент. — Это же Трендун! Давай, благородная птица! Поведай нам, о чем договаривались эти негодяи? А то шеи посворачиваю.
— Хорошо, — покладисто согласился птиц.
Я заскрипел зубами. Сейчас эта сволочь все расскажет! Хотя что он расскажет-то? Я же и сам не знал, куда подевалась моя дочь! Мне даже захотелось захихикать, но я связал эмоции узлом, крепко наступив сам себе на ногу, укусив губу и с разбегу жахнувшись башкой об выступающий кусок скалы. Эмоции тут же вырвались, и я огласил внутренность грота криком, заглушившим даже взявшего верхнее «си» Второго.
— Заткните его кто-нибудь! — попросил Ползучий. — Мешает сосредоточиться. Говори, птичка, говори!
— Слушайте, — охотно сказал трендун. — «Где же эта негодная птица? А! Вот она! Ой! Это не птица! А кто же это? Дядя Полозков, вы? Ой! Не надо! Я папе расскажу! Ай-я-яй! Хрясь! Бац! Шлеп! Что ж ты так со старшим-то? Иди-иди, а то все будет сказано!» Все, — и трендун театрально откланялся.
Я страшно посмотрел на Полозкова. Так вот откуда эти царапины на морде? Покрасневший же капитан отворачивался и заслонялся руками.
— Это все чепуха, — и Ползучий затряс завопившую птицу. — Где секретный договор о сбежавшей дочке? Куда она спряталась? Говори! Говори! Говори!
— Не знаю ничего! — трендун орал в две глотки. — Отпуститя! Хулиганы головы сворачивают! Эге-е-ей!
— Это чей это голос я там слышу? — гулко из корабля спросил Второй капитан. — Неужели это наш отвратительный двухголовый болтун?
— Это я, шеф! — пропищала птица. — Скажите им, чтобы отпустили!
— Не скажу, — ответствовал Второй. — Ты мне и раньше никогда не нравился. Чтобы я сейчас из-за какого-то тебя терял драгоценный камень?! Не бывать этому!
— А это мысль! — и доцент указал на нас. — Ну-ка, слуги мои верные, придайте этим почтенным господам кашеобразное состояние! Может, хотя бы вид их мотающихся на сталактитах кишок заставит смягчиться суровое сердце узника?
— Узника, — звучал непокорный голос, — не заставит смягчиться ничто. Разве что рассмеяться — это когда его бывший соратник с планеты Фикс от отчаяния рассадит себе пузо ножом и вывалит свой ливер на пол пещеры!
Фиксианец молча кинулся на дверь и принялся яростно грызть ее под заливистый хохот, раздававшийся изнутри.
— Я знаю, — медленно сказал доцент, — что надо сделать.
Он уселся прямо на трап, ведущий к запертому люку «Зимородка» и медленно, протяжно и с надрывом, но главное — ужасно ФАЛЬШИВО запел:
— Жи-ил-бы-ыл худо-ожник оди-и-ин!
До-омик име-ел и холсты-ы-ы!
— Прекрати! — отчаянно крикнул Второй капитан.
— Но-о о-он актри-и-ису люби-и-ил! — не унимался Ползучий.
— Нет! Не надо!
— Ту-у-у, что-о-о люби-и-ила цветы-ы-ы-ы-ы! — немилосердно фальшивил доцент. Надо сказать, что особенно удавались ему «ы-ы-ы» — даже я, обладающий нимало не музыкальным слухом, зажал себе уши и покатился по земле, скрежеща и взлягивая.
— Ну, держись, подлец! — проревел Второй капитан. — Не жди пощады!
Люк «Зимородка» распахнулся, и черной молнии подобный, наружу вылетел Второй капитан. Он вцепился в глотку доценту и вместе с ним покатился по земле. Мы тут же окружили дерущихся и стали азартно болеть.
Драка вышла знатная! Сначала Второй молотил башкой Ползучего по камням, затем доцент исхитрился и укусил капитана за руку, а сам, оправдывая свою фамилию, быстро-быстро пополз в укрытие, вереща: «Ко мне, мои славные рыцари!» Славные же рыцари, гыгыкая, пихали друг друга локтями и давали не лишенные остроумия советы.
Отличился только верный Мамочка, он же — если кто забыл — Юй Хай Сан Хоп Сан. Он подбежал к капитану и стал ожесточенно выкручивать ему ногу.
— Высосу глаз, — пообещал ему капитан, не отвлекаясь от погони за Ползучим.
— Ни смей тьегать маиво любимава дасента! — мяукал Мамочка, царапая капитану живот.
— Вырву кадык, — и Юй, оторвавшись от ноги капитана, с воплем влип в стену. Капитан же, кинувшись на спрятавшегося за сталагмитом Ползучего, принялся, судя по звукам, рвать его на мелкие клочки. Тут уже очнулась охрана и понеслась на выручку. Я тоже очнулся и понесся в сторону норы. Но из нее уже, бестолково суча ногами торчали нижние половины Голубого и Можейки.
— Где Полозков? — ворчал я, пытаясь растолкать двоицу. — Где этот совратитель? Пустите меня вперед! Профессорам надо уступать!
— Откуда я знаю, где ваши капитаны? — пыхтел повар. — Хватит с меня на сегодня капитанов! Воздуха! Воздуха, черт побери!
И тут прямо за нашими суетливо дергающимися задами раздался голос Аллисы, произносящий мой любимый клич:
— Ни с места! Вы окружены! Бросайте оружие! Папа, ты живой?
— Да! — обливаясь слезами радости, закричал я. — Я здесь!
— Жаль, — отозвалась дочь. — Ну ладно. Не будем сетовать на судьбу.
Я уже хотел обидеться и, как в старые времена, отхлестать негодяйку по ногам капроновой сеткой, но решил на этот раз Аллису простить. Все-таки не тот нынче случай — героям ноги не полосуют.
