– Странно… Мы еще вернемся к этому вопросу, а зачем же вы бежали из тюрьмы?
– Я бежал?! Да сразу назавтра заявился парень ваш милицейский, ни слова не говоря – хлоп меня в лоб! Я человек хрупкий, работой измученный, питанием не избалованный, мне много ли надо? Как брякнулся, так ничего и не помню. В себя пришел у вас на дворе, за овином. Вона, посмотри, шишка какая! А Митька твой, христопродавец, тотчас хватает за шиворот да орет, что поймал. Ну, думаю, опять бить будет…
Царские стрельцы заявились через полчаса. Мы передали им задержанного гражданина Груздева, пояснив, что он уже дал необходимые показания как ценный свидетель и нуждается в усиленной охране.
– Ужо сохраним, – пообещал мне старший, – не сомневайся, сыскной воевода, вдругорядь не сбежит. В самое глубокое подземелье засадим, цепями прикуем да стражи бдительной в три раза против прежнего поставим.
– Именно это я и хотел услышать… Да, а не захватите ли заодно боярина Мышкина? Мы все собирались сдать в тюрьму и его, но как-то все руки не доходят.
– С превеликой охотой, участковый, ежели мы вместо одного ослушника двоих притащим, начальство в огорчении не будет. Эй, ребята, берем всех!
– Митька, проводи стрельцов к порубу.
Дальше пошло веселее… Едва увидев дьяка, конвоируемого царской стражей, боярин Афанасий Федорович сдуру решил, что истинный преступник найден, а он, невинная овечка, полностью оправдан. Ошалев, таким образом, от радости, Мышкин бодро бросился вперед и, ухватив под длинную бороденку Филимона Митрофановича, начал трепать ее немилосердно:
– Попался, вражий сын! Да меня из-за тебя, кобеля пестрого, в холодном порубе гноили, обвинениям бесчестным предавали, перед людьми позорили, пытками истязали бесчеловечно! Сей же час перед государем всю правду расскажешь, или я тебе, пескарю сушеному, все волосья-то повыдергиваю!…
Дьяк взвыл дурным голосом. Стрельцы настолько удивились боярской прыти, что даже отступили. Подозреваемый Мышкин вовсю тузил подозреваемого Груздева, а тот, не имея боевого опыта рукопашных схваток, старался плюнуть ему в лицо, прилюдно обзывая боярина боровом и недопеском. Драка была недолгой, но результативной. Митька растаскивал хулиганов, как двух сцепившихся мартовских котов. У долговязого служащего думного приказа был подбит глаз и не хватало полбороды. Дородный начальник охраны оказался весь исплеван, а рукав рубахи висел на одной ниточке, почти оторванный зубами мстительного дьяка. Стрельцы, качая головами, разделились надвое и, связав драчунам руки, повели обоих к царю. Я велел Митяю отложить уборку двора, поздновато уже, вечер на носу.
– Никитушка, ты бы рассказал мне, старой, что удумал. По лицу твоему вижу – на опасное дело в ночь собрался. Уж не погнушайся моим мудрым разумением, поделись бедой, глядишь, и советом помогу…
– Да вот мучает меня один вопрос: если не боярин и не дьяк помогли шамаханам проникнуть в город, то кто? Кто стоит в самом начале этой заварухи?
– Дык известное дело кто, – не сразу уловила бабка. – Кощей же Бессмертный и есть. Он мог в Лукошкино под чужой личиной заглядывать, шпионов своих здесь оставить, заговоры состроить…
– Все так… Но меня не покидает ощущение, что во всей этой грязи прячется кто-то еще. Там, во дворце Кощея, я обнаружил интересные документы: подробнейший план города и исчерпывающие характеристики на трех небезызвестных вам лиц. Один умер (сам или с чьей-то помощью, пока несущественно), двое отправились в тюрьму, а перстень с хризопразом так и не найден.
– Дался тебе этот перстень…
– Он был главной уликой против пребывающих в Лукошкине шамаханов, поэтому его украли в первую очередь. Но если камень действительно как-то проявляет себя в присутствии темных сил, то его мог стащить только обычный человек. Шамахан бы себя выдал. Значит, был некто неизвестный, который вхож в высшие помещения царских палат, имеет доступ лично к государю и готовность за солидную компенсацию предать собственный город.
– Ох и правда твоя, Никитушка… Ты бумаги-то эти, где наши герои описаны, царю не отдал?
– Нет, он и так про них все знает.
– Тогда дай мне почитать, а ты уж продолжай свой рассказ, дюже он интересный…
– Детективный жанр вообще очень популярен, – улыбнулся я, доставая из внутреннего кармана кителя сложенные вчетверо листки. – Ничего нового, но посмотреть стоит. Если исходить из этого текста, то наиболее подходящей кандидатурой был бы покойный казначей Тюря, но о мертвых либо хорошо, либо ничего. Мы предполагали главенствующее участие боярина Мышкина. Факты налицо: наглая кража сундучка, шамаханская молельня с подземным ходом, склад оружия и, как финал, пойман в тоннеле в пьяном виде.
– Так ведь стрельцы навродь его в боковом ответвлении нашли? – азартно ударилась в полемику Баба Яга.
– Ну, свернул с бодуна не за тот поворот, и все… Совершенно спокойно можно убедить любого прокурора, что если бы не ошибка в движении по тоннелю, то гражданин Мышкин успешно выбрался бы за городскую черту, а там только его и видели! Однако показания боярина кажутся мне вполне искренними. Он может быть обвинен как пассивный участник, жертва умелого шантажа и собственной глупости.
– Так чего ж думать-то? Боярин ясно сказал, кто его в эту втянул – дьяк же и есть!
– До его задержания я тоже так думал. Но вы ведь слышали, что он рассказал в результате допроса. Нашего простодушного Филимона посадили на наркотики, используя как дешевую пешку. Уверен, что если мы произведем повторный обыск в его доме, то наверняка обнаружим посуду с остатками галлюциногенных препаратов.
– Тады зачем же они его из тюрьмы-то крали?
– Причины две. С одной стороны, окончательно убедить царя в его полной виновности, ибо люди с чистой совестью не идут на побег. С другой стороны, в наше отсутствие подготовить Митьку, бросив тень на всю милицию, и, зная горячий характер царя, можно надеяться на то, что он просто повесит моего напарника. Но все это на деле означало лишь одно – дьяк им уже не нужен! На него намеревались повесить все грехи, а потому спокойно забросили к нам за овин.
– Никитушка… – всерьез задумалась Яга, – а ить и вправду, кто ж за всем этим стоит? У нас ведь и подозреваемых-то больше нет.
– Есть! – Я ткнул пальцем в отложенные характеристики.
– Господь с тобой, сыскной воевода! – отодвинулась бабка, глядя на меня как на душевнобольного. – Ты чего несешь-то? Он же помер…
– Вот это я и хочу проверить. Давайте-ка сообразим самовар, а ночью мы с Митяем пойдем на дело.
– Куда?
– На старое кладбище…
…Мы вышли в полночь. При Лукошкине имелось два кладбища: старое и новое. Старое считалось престижным. Тюрю должны были хоронить именно там. Кладбище находилось за городской стеной, слева от столбовой дороги, ближе к лесу. Яга, после неудачных попыток меня отговорить, достала полотняный мешочек, положила в него золы, зашептала наговор, предупредила:
– На Митьку особо не надейся. Это он с живыми людьми храбрый, а покойников с косами небось больше смерти боится. Деревня, что и взять, они все поголовно суеверные… Вот, на мешочек заговоренный – как увидишь, что на тебя упырь идет да зубы скалит, так и дай ему оберегом промеж глаз! Сила в нем великая, ни одна нечисть кладбищенская ее не возьмет. Да помни, с первыми петухами домой ворочайтесь. Отдохнешь хоть немного, а там и караван шамаханский встречать надо… Ну да ладно, иди, сыскной воевода. Ох, а не на верную ли смертушку я тебя провожаю, сокол ты наш ясный?…
– Бабуля, мне только слез на дорогу не хватает.
– Не буду, не буду, Никитушка… А ты все ж таки береги себя. Молод ты, горяч, в самое пекло головой лезешь. И кто только придумал работу вашу милицейскую?…
– Это даже мне порой очень хотелось выяснить. Кто же он, тот трезвый умник, что сидит в теплом кабинете и пишет положение о патрульно-постовой службе. Причем именно для тех ребят, что мокнут под дождем, продуваются всеми ветрами, зарабатывая себе радикулит или остеохондроз. Те, кто пишет уставы, не думают о рядовых милиционерах. Эй, Митька, ты лопаты взял?
– Как не взять, взял целых три!
– Три-то зачем, нас же двое?
– Ну, не ровен час, одна сломается или прохожий какой заблудится, к делу припряжем, пусть оказывает посильное содействие органам.
Я только махнул рукой, бесполезно, горбатого могила исправит. Баба Яга понимающе вздохнула:
– Ладно уж, не серчай на него… А ты смотри, охальник, головой отвечаешь за Никиту Ивановича! Старое кладбище, оно ведь ох какое опасное… В старые времена там всех подряд хоронили, крещеных и язычников, злодеев да добрых молодцов, ведьмачек лесных и монашек невинных, пахарей, купцов да воинов. Не все души в мире жить могут, кое-кто так неупокоенный и бродит…
– Бабьи сказки! – нарочито уверенным тоном заявил мой напарник. – Мы с парнями по малолетству цельную ночь на кладбище проводили, храбрость свою девкам показывали – и ничего! Никто нам носы не пооткусывал.
