Однако сегодня Марона выглядел не как человек, озабоченный расходами, но как тот, кому пришел в голову гениальный план. Собственно, так оно и было.
— Приятного аппетита, ваше величество, — вежливо сказал министр прямо в заливное из североморской рыбы дремлюги.
Прослышав от демонических драконорыцарей, что в рыбе содержится какая-то хитрая штуковина, облегчающая процесс мышления, король объявил, что теперь будет чаще питаться полезным продуктом. Повар Ляпнямисус загрустил, ибо его впервые обязали готовить не по вдохновению, но по расписанию, и, чтобы не ошибиться с непривычки, он вывесил прямо над очагом большой кусок пергамента с заметкой на память: выпусютник и туматюк — рыбные дни.
— Урр, — ответил король, облизывая пальцы.
— Ваше величество, — министр не стал разводить лишний политес, — тут вот вы подписали указ на подряд плотников, дабы соорудить нужное количество скамей, столов и помостов для праздника.
Король облизал палец:
— Ну подписал, и что теперь?
Приятно, когда в мире есть люди, не изменяющие своим привычкам ни при каких условиях. Верный себе, Марона начал:
— А дело в том, что это критически нарушает баланс нашей казны. Того гляди, мы докатимся до того, что придется брать взаймы у Милосердского Всевольхоллского фонда казначеев, и тогда уже точно о мульчапликах останется только вспоминать. Подсократить бы что-нибудь.
Король аккуратно извлек изо рта косточку:
— А ты представляешь, Марона, что будет, если среди всего этого, — и он многозначительно оглядел трапезную, — тетя возьмет да и проснется?
На миг представив себе это зрелище, Оттобальт был вынужден подкрепиться изрядным глотком вина.
— Народу, — продолжил он, — полно, а мест не хватает, столов мало, лицедеям и тем выступить негде! Мало того что я на свой страх и риск не объявляю ежегодный прибацуйчик, так еще и Вадрузею с Матрусеей неправильно отмечаю — да она меня со свету сживет!
Пустой кубок грюкнулся о стол, и стоявший за спиной у короля слуга кинулся наполнять его живительной влагой.
Марона в нерешительности потоптался на месте, но идея о том, что экономика должна быть экономной, родилась одновременно с ним, и за эту идею ему было и жизни не жаль. Если впоследствии она и была провозглашена кем-то другим, то это был чистейшей воды плагиат.
— Понимаю всю меру вашего негодования, ваше величество, потому и хочу предложить некий план, который поможет нам сохранить финансовую стабильность (король застыл, не донеся кусок рыбы до рта) и в то же самое время угодить нашей драгоценной королеве-тете, в какое бы время она ни соизволила проснуться.
Оттобальт снова пришел в движение и занялся дремлюгой:
— Излагай.
Марона засуетился, роясь в принесенных пергаментах:
— Я тут на всякий случай захватил подсчеты и выкладки с самым подробным изложением, так что вы можете детально изучить…
Оттобальт, тихо урча от наслаждения, уплетал белоснежную мякоть рыбы. Министра он слушал вполуха. Король был наивен, прост и безыскусен, как любое дитя природы, но здравый смысл у него все же имелся. И он прекрасно изучил своих подданных. Мулкеба — тот, к примеру, всегда ссылался на крыс и погрызенные ими книги, а когда не помогало, сотворял чудо-другое на скорую руку.
Сереион норовил удрать на какую-нибудь войну, а если подходящей войны не находилось, демонстрировал безупречную выправку, чем всегда мог растопить сердце своего короля.
Марона же вечно тыкал ему под нос какие-то бесконечные цифирьки и буковки, в которых, кроме него, ни один человек все равно не смог бы разобраться. Знал же, подлец, что его величество поверит на слово.
— Опять авантюра?
— Авантюры не по моей части, — поджал губы первый министр.
— Я знаю. Они как-то сами нам на голову сваливаются, э?
— Я служу вашему величеству верой и правдой вот уже…
— Не надо математики. Служишь, и служи себе дальше.
— Пытаюсь.
— Ну? — Король попытался вникнуть в суть дела.
Марона деловито зашуршал пергаментом:
— Вкратце мой план сводится к тому, чтобы не тратить деньги и ресурсы зря, а изыскать скрытые резервы. Резервов у нас достаточно, но мы их преступно игнорируем либо транжирим.
— И что в резерве? — против воли заинтересовался Оттобальт.
— О-о, в резерве… — мечтательно протянул Марона. — Тут вот какая загогулина получается — без вашего содействия эту машину не заставишь заработать. Только вы и можете запустить этот механизм.
Оттобальт лукаво улыбнулся:
— Кому-то зубы вышибить, или череп подарить, или на поединок вызвать?
— Что вы, что вы, — замахал руками сконфуженный министр, — все гораздо проще. Ваш любимый лесоруб Кукс, которому овсянка и казематы надоели хуже горькой редьки («А я думал — горькая редька надоедает хуже овсянки», — признался Оттобальт непосредственно псу, грызущему свою кость под столом), прознал о подготовке к празднику и вот уже третий день предлагает свои услуги в качестве плотника и столяра. Дело это верное — мастер он серьезный, по работе истосковался, да и вообще один Кукс десятерых стоит. А поскольку денег ему платить не нужно, то, с одной стороны, мы имеем солидную экономию в средствах, а с другой — гуманное отношение к заключенному, о котором не стыдно будет сделать доклад на Ляситопном Мурчарейнике.
Король прекратил жевать.
Когда его величество прекращал жевать, это был верный признак напряжения всех духовных, умственных и физических сил. Кто сказал, что мужчина не может родить? Оттобальт как раз рождал мысль. Правда, родив, он не всегда успевал с ней познакомиться. Она взмывала куда-то ввысь, оставляя его в скорбном одиночестве, но с детьми всегда так. Рано или поздно они нас покидают.
В данном случае король титаническим усилием воли пытался вспомнить, что он когда-либо слышал о Ляситопном Мурчарейнике.
Марона понял, что разумнее прийти на помощь возлюбленному монарху и дать краткую справочку, чем после расхлебывать непредвиденные последствия. Ведь Оттобальт мог вполне идентифицировать Мурчарейник и как собрание самых отпетых разбойников со всего Вольхолла, и как слет передовых стражников и телохранителей, и как клуб добровольных отшельников и каторжан. А на самом деле Ляситопный Мурчарейник был передовой организацией, и современники гордились и диву давались, как могла до такого дойти человеческая мысль.
Страны, входящие в Мурчарейник, договорились о том, что человек — это не просто существо, а существо особенное. Они даже записали в уставе, что Всевысокий Душара как-то обмолвился первому из созданных им людей, что человек-де звучит гордо. И что в человеке все должно быть прекрасно: и обувь, и оружие, и имущество, и внешность — если получится. Поэтому человека нужно беречь почти как череполсяку, сюмрякачу или редчайшую куфантийскую зябрячу; уважать, как лысеющего выхухоля Хвадалгалопсу, и ценить, как самый редкий пыр-зик-сан.
Все это он и выпалил королю на одном дыхании, напомнив, что через два месяца представитель Упперталя должен будет докладывать на Мурчарейнике о том, как обстоят дела с любовью и уважением к человеку в его стране.
Его величество сказал, что, по правде говоря, следовало бы докладывать о любви и уважении к тете, но он понимает, что тетя Гедвига сидит в печенках не только у него, но и у остальных. Так что пусть будет лесоруб Кукс — он согласен.
Тут король вернулся к основному вопросу дня:
— Мастер, говоришь? — уточнил он.
— Великолепный, — подтвердил Марона. — Но дело в том, что за свою безупречную работу он требует выполнить его условия, и в этом, так сказать, вся трудность положения.
— Ну, чего он там хочет?
Марона натянуто улыбнулся:
— Да, в общем, сущий пустячок: вернуть ему его славный топорик, обеспечить необходимым количеством стройматериалов и каждый день выдавать по два бочонка вина плюс немного копченого мяса и хлеба. А самое главное — он требует тело тети, дабы согласно его размерам изготовить специальное антихрапное ложе для того, чтобы ее величество Гедвигу прямо на нем можно было поместить в центре нашего мероприятия. Вы ведь сами говорили, что она может проснуться в любой момент. Так вот, даже если проснется, придраться к чему-либо ей будет уже сложнее.
Король почесал бороду:
— Топорик, топорик… Кстати, где его топорик?
Такого вопроса Марона не ожидал. Он как раз готовился к длительным переговорам и репетировал самые веские и убедительные аргументы. Король, по обыкновению, застал его врасплох:
— Не знаю. Может, в музее…
— В музее! Такую вещь — и в музей! Вы что, не знаете, что из музея постоянно кто-то что-то тянет себе домой? Я всегда настаивал на том, чтобы особо ценные вещи клали сразу в сокровищницу.
Оттобальт встал из-за стола и прошелся к окну широким строевым шагом:
— Да, дело способно принять интересный оборот, если наш лесоруб что-то такое надумал.
