Диван же не пострадал-с, за исключением этих двух зазубрин.
— Очень интересная история, Рики! — я зевнул. — Но спать охота, прямо сил нет. День был долгим и сложным. Других я уже не помню.
Меня сильно манила моя огромная губернаторская кровать. Три на три на три. Во все стороны. Стоит подальше от балкона, в левом от входа углу.
Темно-красный балдахин, белесая, полупрозрачная, москитная сетка, десяток подушек разных размеров, с бахромой и кисточками по углам, с вышитыми причудливыми узорами, вензелями и коронами. Роскошное покрывало.
Для меня, до этого жившего в малюсенькой хрущевке, это было чудо чудное и диво дивное. По сравнению с моим скрипучим диваном — небо и земля.
— Вау, я что, приземлюсь на этот аэродром на шестой день губернаторства? — сказал я, не до конца еще веря в происходящее.
Подошел к кровати, Рики за мной.
— Неужели тут спала королева Португалии? — спросил с трепетом.
— Да-с, синьор, — ответил Рики. — Один раз. Двести лет назад-с. И в ту пору ей было десять лет-с.
Эпизод 17.
Меня постигло разочарование. Так бывает, когда мельком увидишь девушку, очаруешься и спросишь контакт. Но на первой же встрече, примерно через полчаса диалога, понимаешь что интересы ваши абсолютно разные, они у нее совсем простые и их чрезвычайно мало.
К тому же при близком знакомстве оказывается, что все ее первое впечатление создалось за счет освещения и хорошего макияжа. Но такие проколы быстро забываются. И через месяц ты повторяешь ту же ошибку.
— Десять лет, значит, Рики? — уныло просипел я. — Королеве Португалии Марие Второй было десять лет, когда она спала в этой кровати?
— Так точно-с, синьор губернатор, — ответил Рики.
— Надеюсь, белье то поменяли с тех пор, — пробормотал я.
Рикардо вроде не услышал, раздвинул москитную сетку, убрал покрывало с кровати. Аккуратно сложил подушки, встряхнул пышное одеяло. Я чихнул. Малыш наелся и снова взобрался на полюбившуюся люстру.
В открытое балконное окно впорхнул попугай. Ярко-зеленого окраса, с красными и желтыми пятнышками, черным коротким клювом и голубой полоской над ним.
Уселся на стол, дергая головой, с недоумением стал рассматривать светящуюся проекцию острова.
— Са-анти! — протяжно прохрипел он. Расправил крылья, похлопал. Вытер грязный клюв о столешницу.
— Наверное-с, Фелипе прислал записку, синьор, — сказал Рики и подошел к птице.
— Эсэмес, на ночь глядя, — пробурчал я. На моих электронных уже было полпервого.
— Прошу написать, когда можно будет явиться-с за своей частью клада, с уважением-с, Фелипе Белоногов, — прочитал Рики.
— Напиши, пусть через три дня зайдет, — ответил я. — И давай уже спать, а то меня рубит нещадно! Завтра еще дайверы!
— Конечно-с, синьор губернатор! — сказал заместитель. — Вам необходим отдых-с, как первому лицу государства! Вы хорошо себя чувствуете после-с нападения?
— Замечательно, Рики, — просипел я.
— Тогда позвольте-с вам помочь в переодевании в ночное! — сказал Рики.
— Чего? — я вытаращил глаза.
— Для губернаторского ложа-с есть соответствующая, традиционная, ночная одежда, — Рики подошел к шкафу, распахнул дверцы.
— Вот-с, я положу ее на край кровати, синьор, — сказал помощник. — А сам удаляюсь-с. Завтра необходимо проснуться-с в семь и ехать-с в порт, проконтролировать работу дайверов. Спокойной ночи-с, синьор губернатор!
Рики вышел, предварительно посадив Санти на плечо. Попугай снова хрипло проорал:"Са-анти!", обращаясь к висящему Малышу.
Мышь в ответ пискнула и тихо зашипела, оскалив мелкие клыки.
"Вот и познакомились" — подумал я.
Заместитель плотно закрыл двери за собой. А я взглянул на ночную униформу.
— Традиции еще какие-то… — пробормотал.
Повертел в руках белую ночнушку. Разделся. Натянул ее через голову. Посмотрелся в зеркало.
"Да уж" — подумал я. — "Если меня кто-нибудь в этой ночнушке увидит! Я же потом в универ зайти не смогу! Все будут ржать и стебаться! Про девушек можно вообще забыть! Хотя меня итак,наверное, скоро отчислят. Плакала моя карьера филолога!"
Ночнушка не доставала до пола пару сантиметров. Старинная, белоснежная, вся в каких-то оборках и рюшах. На воротнике и рукавах длинная вышивка, наподобие покрывала у моей бабушки на телевизоре. Видно только кончики пальцев.
"А ведь это еще не все" — мрачно подумал я. На кровати остался лежать ночной колпак. Длинный, атласный. Суживающийся, с пушистым помпоном. Примерил.
"Ну обалдеть!" — подумал, глядя в зеркало. — "Это просто нечто!"
"Ладно, попробую разок" — подошел к кровати в предвкушении.
"Чую меня ждет райский сон! Я ведь в Эдеме!" — лег, укрылся одеялом.
Подумал, раз я в ночнушке — можно снять и трусы. Подумано — сделано. Ах, блаженная свобода, кайф!
Прошло пару минут. Проекция острова мерцала и светилась в дальнем левом углу. Также витражные стекла пропускали лунный свет.
Конечно, половина из цветных, изогнутых кусочков были темного стекла — зеленого, красного, синего. Потому в апартаментах был полумрак.
Мне стало немного не по себе в замкнутом пространстве губернаторской кровати, поэтому я сел и, шурша пышным одеялом, дополз до москитных сеток и отдернул их. Все же меня защищает Систем, так что боятся мне нечего.
Лег обратно. Поерзал, устроился поудобнее на горе объемных, царапающих вышивкой подушек.
Глаза открывались все медленней и медленней. Переносица легко пульсировала болью, кожа на горле горела, натертая удавкой. Хорошо хоть шишка на лбу почти пропала и не напоминала о себе. В отличии от остального тела, которое жутко ломило от всех последних потрясений.
Зудела правая ладонь, отбитая револьвером. Ныла поясница и позвоночник от нескольких ночевок в непонятных, необустроенных местах. Болела затекшая шея, напоминал о себе копчик, заезженный в разнообразных пикапах.
К тому же, меня беспокоила странная натертость на самом интимном месте. И по-моему там даже что-то слегка опухло. Конечно, это печальные последствия, но воспоминания о страстной ночи заставляли губы расплываться в улыбке.
Повернув голову к входным дверям, я замер. Там было какое-то белое пятно.
Помотал, потряс головой. Пятно не исчезало.
Стало не по себе. Пытался вглядеться, что там, щурился — бесполезно.
Тяжело вздохнул: "Когда же это кончится!", и откинул одеяло. Вылез, прошуршал босиком три метра по колючему ковру.
И оцепенел. Возле запертой двери в полумраке стояла девочка. В белом, бальном платье до пола. Маленькая, ростом мне по пояс.
— Ох ты ж, блин! — вырвалось сквозь зубы. В груди разлился жгучий холод. Колени ослабли. Заморгал часто-часто, потер глаза, но девочка не пропала.
— Э-эй, дево-очка, — позвал полушепотом.
Она молчала и смотрела в никуда черными, немигающими глазами. Казалось, взгляд ее проникал сквозь меня, замерев на чем-то важном.
Я обернулся, но за спиной не было ничего необычного. Кровать, стол, проекция, мрак у стен, шкаф, зеркало. Снова повернулся к двери.
— Ты кто? — тихо спросил первое, что пришло в голову.
Бледная девочка с гладкими, черными волосами, освещаемая голубоватым светом проекции, медленно, очень медленно перевела взгляд на мои глаза.
Тогда я понял, что зрачков у нее нет, вместо этого весь разрез глаз заполнен черным, блестящим туманом. Тусклым и в тоже время мерцающим.
Девочка повернула голову, подняла правую руку и медленно махнула в сторону запертой двери. Словно зовя выйти из зала.
— Что? — тихо спросил я.
Девочка повторила движение руки и резко повернула голову ко мне. Теперь я заметил, что она была полупрозрачной. То есть, я мог видеть смутные очертания двери сквозь ее платье.
Комок подкатил к горлу. Хотелось сглотнуть его, но никак не получалось. Даже дышать стало трудно и я открыл рот, хотел спросить ее еще что-то, но слова улетучились из головы и в разуме было абсолютно пусто. Ничего, кроме черной тишины.
