— Ну, хорошо, ребята, — устало промолвил он. — Посмотрим, что вы скажете вот на это…
Он достал из-под мантии пивную кружку, вынесенную из «Залатанного Барабана» и закрытую картонной подставкой. Подставку держала крепко примотанная веревка.
— Что там, аркканцлер? — спросил Думминг Тупс.
— Немного музыки, парень.
— Музыки? Но музыку… ее нельзя поймать.
— Как бы мне хотелось стать таким умником, как ты, знающим ответы на все вопросы, — отрезал Чудакулли. — Вон та большая колба подойдет… Эй, ты, Чокнутый Адриан, сними с нее крышку и будь готов закрыть ее, как только я скажу. Готов, Чокнутый Адриан?… Начали!
Чудакулли быстро открыл отозвавшуюся сердитым аккордом кружку и перевернул ее над колбой. Чокнутый Дронго-Адриан, до смерти запуганный аркканцлером, тут же захлопнул крышку.
А потом они услышали его — настойчивый ритм, отскакивающий от стеклянных стенок.
Студенты дружно уставились на колбу.
Внутри колбы что-то двигалось. Что-то неопределенное.
— Поймал ее вчера вечером в «Барабане».
— Но это невозможно! — возразил Тупс. — Музыку нельзя поймать.
— А это что перед тобой, юноша? Ожившее пиво?
— И она со вчерашнего вечера сидела в кружке? — спросил Тупс.
— Да.
— Но это невозможно!
Думминг выглядел совершенно удрученным. Есть люди, которые с рождения верят, что все-все тайны вселенной могут быть раскрыты.
Чудакулли ободряюще похлопал его по плечу.
— Ну-ну, быть волшебником не так легко, правда? — сказал он.
Некоторое время Тупс смотрел на кружку, а потом решительно сжал губы.
— Хорошо! Мы с этим разберемся! Должно быть, тут дело в частоте! Не иначе! Тез Кошмарный, тащи хрустальный шар! Сказз, разыщи моток стальной проволоки! Мы докажем, что это все частота!
«Рок-Группа» провела ночь на постоялом дворе для одиноких мужчин, что в переулке рядом с Тусклой улицей. Этот факт наверняка заинтересовал бы четырех вышибал из Гильдии Музыкантов, которые всю ночь тупо просидели возле дыры, напоминавшей по форме пианино, в доме на Федрской улице.
Кипя от ярости, Сьюзен шагала по комнатам Смерти. Легкий страх только усиливал бурлящий внутри гнев.
Что за упаднические мысли? Неужели можно довольствоваться тем, что являешься олицетворением слепой силы? Нет, тут все нужно менять…
Ее отец пытался начать эти самые перемены. Но, честно говоря, ему несколько мешала сентиментальность.
Титул герцога ему присвоила Кели, королева Сто Лата. «Герцог» означает «военачальник», но отец Сьюзен никогда ни с кем не сражался. Всю свою жизнь он мотался по равнине Сто, от одного жалкого городишки к другому, и вел дипломатические беседы, пытался убедить одних людей поговорить с другими. Насколько было известно Сьюзен, он не убил ни одного человека, хотя, быть может, заговорил до смерти нескольких политиков. Не слишком-то подходящая работа для военачальника. Да, стоит признать, мелких, личных войн стало меньше, чем раньше, но… вряд ли этой заслугой можно гордится. Разве это масштаб?
Она прошла по комнате с жизнеизмерителями. Даже те часы, что стояли на самых верхних полках, вздрагивали от ее тяжелой поступи.
Она будет спасать жизни. Хороших людей следует пощадить, плохие могут умирать молодыми. Это, кроме того, позволит сохранить равновесие. Она ему покажет. А что касается ответственности… люди всегда стремятся к переменам. В конце концов, это — основа человеческой натуры.
Сьюзен открыла еще одну дверь и вошла в библиотеку.
Это помещение было даже больше, чем комната с жизнеизмерителями. Книжные шкафы уходили вверх подобно утесам, потолок был затянут дымкой.
«Конечно, — сказала она себе, — наивным было бы полагать, что ты сможешь пройти по миру, размахивая косой на манер волшебной палочки, и всего за одну ночь изменить его к лучшему. Потребуется время. Начать нужно с малого и развить успех».
Она протянула руку.
— Я вовсе не собираюсь говорить громким, гулким голосом. Лично я считаю это ненужной драмой и вообще довольно глупым. Мне всего-навсего нужна книга Диона Селина. Большое спасибо.
Библиотека вокруг нее продолжала трудиться. Миллионы книг писали сами себя, издавая легкий, похожий на тараканий, шорох.
Она вспомнила, как сидела у него на коленях, вернее, на подушке, положенной на его колени, потому что сидеть на самих коленях было невозможно. Как смотрела на костяной палец, следовавший за появлявшимися на странице буквами. Она училась читать собственную жизнь…
— Я жду, — многозначительно произнесла Сьюзен.
А потом сжала кулаки.
— ДИОН СЕЛИН.
Перед ней мгновенно появилась книга. Она едва успела поймать ее, прежде чем та упала на пол.
— Спасибо.
Сьюзен быстро перелистала страницы его жизни, пока не дошла до самой последней. После чего торопливо вернулась на несколько страниц назад и увидела смерть в «Барабане», аккуратно записанную и документально зафиксированную. Все было здесь — и все было неправдой. Он не умер. Книга лгала. Или — наверное, это будет наиболее точным описанием происходившего — книга говорила правду, а лгала действительность.
Самым важным было то, что с момента смерти Диона книга писала музыку. Страница за страницей были покрыты аккуратными нотными знаками. Прямо на глазах у Сьюзен на следующей строке появился скрипичный ключ.
Какие цели преследовала музыка? Почему спасла ему жизнь?
Это она, Сьюзен, должна была его спасти. Уверенность засела в ее сознании стальной балкой.
Поступить так было абсолютно необходимо. Она никогда с ним не встречалась, не обменялась ни словом, он был самым обычным человеком, однако именно его она должна была спасти.
Дедушка сказал, что так поступать не следует. Да что он знает о жизни? Он ведь никогда и не жил.
Блерт Фендер был гитарных дел мастером. Работа была тихой и приносила ему удовлетворение. На изготовление инструмента ему и его помощнику Гиббссону требовалось порядка пяти дней, если, конечно, они работали с хорошей, выдержанной древесиной. Блерт очень добросовестно относился к своему роду занятий, и всю жизнь он посвятил гитарам, и только гитарам. На которых, кстати, очень неплохо играл.
Вообще, он считал, что существуют гитаристы трех категорий. Во-первых, это те, кого он считал настоящими музыкантами, играющие в Опере или в небольших частных оркестрах. Потом — исполнители всяких народных песенок, которые совсем не умели играть, но это было неважно, потому что петь они тоже не умели. И наконец, трубадуры и прочие загорелые, обветренные типы, которые считали гитару (так же как и розу в зубах, коробку шоколадных конфет или расположенную в стратегически важном месте пару носков) одним из видов оружия в вечной борьбе полов. Из гитары они могли извлечь разве что пару-другую аккордов, зато были регулярными покупателями. Когда при появлении разъяренного мужа любовник выпрыгивает из окна, меньше всего он думает о принесенном с собой музыкальном инструменте.
Блерту казалось, что он видел музыкантов всех категорий.
Впрочем, этим утром он продал несколько инструментов волшебникам, что было достаточно необычно. Некоторые из них приобрели даже самоучитель для игры на гитаре, составленный Блертом.
Звякнул колокольчик.
— Слушаю… — Фендер поднял глаза на потенциального покупателя и, приложив гигантское умственное усилие, добавил: — Господин?
Дело было не только в кожаной куртке. И не в манжетах с заклепками. И не в огромном мече. Ни при чем был и шлем с длинными шипами. Дело было в коже, заклепках, мече и шлеме. Вряд ли данный покупатель относится к первой или второй категории, решил про себя Блерт.
Человек в нерешительности застыл, судорожно сжимая и разжимая пальцы. К диалогу он явно не был готов.
— Это гитарная лавка? — наконец спросил он.
Блерт оглядел товар, висевший на стенах и потолке.
— Э… да, — пожал плечами он.
— Я бы купил одну.
Что же касается третьей категории, человек выглядел одним из тех типов, которые даже до простого «здравствуйте» не снисходят, не говоря уж о всяких конфетах и розах.
— Э-э… — Блерт схватил первую попавшуюся под руку гитару и протянул ее покупателю. — Такую?
— Мне нужен инструмент который играет: «Блам-Блам-блажгла-БЛАМ-бламммм-оооиииееее!» Понятно?
Блерт опустил взгляд на гитару.
— Вряд ли она так умеет, — признался он.
Две огромные ладони с черными ногтями вырвали инструмент из его рук.
— Э-э… господин, ты ее неправильно дер…
— Зеркало есть?
— Э-э… нет…
Одна волосатая лапа взметнулась вверх и резко опустилась на струны.
Следующие десять секунд были, пожалуй, самыми ужасными во всей профессиональной жизни Блерта. Нельзя так поступать с беззащитным музыкальным инструментом. Представьте себе, вот вы выращиваете жеребенка, кормите его, ухаживаете за ним, заплетаете пестрые ленточки в его гриву и хвост, выгуливаете на полянке с маргаритками, по которой прыгают зайчики, а потом вдруг видите, как первый же наездник охаживает его плеткой и что есть сил вонзает в его бока шпоры.
