— Не хочу. Идите завтракать, а я посплю.
Он повернулся на другой бок, потянул на себя одеяло, но сил накрыться как следует у него не хватило. Арина рванулась было ему помогать, но остановилась и молча кивнула мне: сама, мол. И я укрыла его, подоткнула с боков, чтоб не дуло, а напоследок все-таки погладила по голове. Совсем невесомо, не знаю даже, почувствовал ли он.
Мы оставили его в покое. Позвали Биби, съели завтрак — пересоленные, горькие оладьи из кабачка и чай цвета ослиной мочи. Потом волшебница снова юркнула во флакон, а мы пошли гулять с Кучуком под беспросветным дождем.
Как же тут уныло! Мутная тоска разливалась по лужам, серым небом давила на плечи, грязью хлюпала под ногами. Мы бродили по поселку, и нигде не слышали ни смеха, ни даже разговоров. Народу — никого. Все сидят по домам и на улицу носа не кажут. Нам встретилась только парочка страхолюдин неопределенного пола. Арина мужественно сказала им: "Здрассте". Они недобро зыркнули на нас и проварнавили какую-то гадость.
Зато у Самого Плохого Турагентства нас настиг веселый рык мотора. К крыльцу подкатил странный автомобиль: одно крыло красное, другое черное, некрашеный капот, крыши нет, колеса явно от трактора, сзади — огромный багажник, доверху набитый какими-то коробками. Из-за руля выскочил Осман. Он был в приподнятом настроении, насвистывал что-то мажорное.
— Салям! — помахал он нам рукой и тут же занялся своим грузом.
— Смотри-ка! Ни фига себе! — дернула меня Арина. — Откуда это?
С лицом запасливой мыши Осман тащил в дом упаковку пивных баночек. А сверху… Сверху лежало несколько пакетов с чипсами. Мои любимые, со сметаной и луком… У меня свело живот. За горсточку чипсов я сейчас, наверно, родину бы продала. Но родина далеко, и никто здесь не заинтересуется таким товаром…
— Хватит глазеть, — сердито сказала я. — Пошли. А то стоим, как побирушки.
И пошли они, солнцем палимы… Интересно, здесь когда-нибудь, ну хоть на часок, бывает солнце?!
— Кажется, проснулся, — шепнула Арина, когда мы поднимались к себе по лестнице. Действительно, на чердаке слышались шаги. Меня снова одолела скованность. Что ему сказать? Я уверена, ночью с ним случилось что-то ужасное, а сегодня ему снова идти в шахту… Как заставить его открыться?
— А-а-а! — завизжала Арина.
В нашей комнате был чужой. На нас уставилось бескровное лицо с ужасной черной опухолью вместо одного глаза. Худые грязные руки шарили в Аринином рюкзаке. Застигнутый на горячем, вор оскалился, показав гнилые зубы.
— Что случилось?
Отстраняя нас, в комнату ввалился гостиничный охранник. Он быстро оценил обстановку, сгреб нашего визитера в охапку и спустил с лестницы.
— Что ему было надо? — сдавленно прошептала Арина.
— Ясно что, — пожал плечами вышибала. — Нейтрализатор.
Арина молнией метнулась к рюкзаку. Выгребла упаковки, пересчитала их. Облегченно выдохнула:
— Не успел. Все на месте.
— Кто ж такие вещи оставляет, раззявы? — выговорил нам охранник. — Украдут — гостиница ответственности не несет.
Я осторожно отодвинула занавеску. Вор стоял на улице. Из носа у него шла кровь, и он утирал ее грязным рукавом. Кажется, он совсем молодой, может, подросток… Ножки тонкие, а живот выкачен, как арбуз. И смотрит, не отрываясь, на наши окна. В глазах нет злобы, только тоска и безнадега, которой здесь пропитано все…
— Слушай, давай дадим ему пару таблеток, — неожиданно для себя сказала я.
— Даже не думай, — жестко оборвала Арина. — Нам и так не хватит на две недели. Юче теперь понадобится двойная доза… Эти таблетки здесь — как карточки в блокаду. Без них нам смерть. А этому… Ему уже все равно. Не надо, Машка, строить из себя мать Терезу, все и так очень плохо.
Конечно, она была права. Но что-то меня крутило… Вот поступи сейчас, как ты хочешь, — и это будет правильно. Это нам как-то зачтется, поможет, ну… я не знаю… Добро вернется добром. Я выковыряла из упаковки две таблетки и, буркнув: "Это мои на сегодня", — побежала вниз.
— Дура! — крикнула вслед Арина. Юче, кстати, во время этой суматохи даже не проснулся.
Я выскочила на улицу. Незадачливый вор переминался с ноги на ногу и как-то жался все время, словно хотел в туалет. Переборов отвращение, я протянула ему таблетки.
— Бери, не бойся.
Он цапнул их с моей ладони — как птица склевала, — и бегом припустил прочь.
Арина дулась на меня до вечера. К ужину мы кое-как растолкали Юче. Он смотрел мутным взглядом и шатался на ходу. У меня все рвалось внутри при мысли, что ему опять туда идти… Толстая служанка принесла нам воды. Арина достала нейтрализатор. Выдала таблетку Юче, Биби, отложила одну для Кучука. Еще одну раздавила ножом пополам, и молча пододвинула мне половину.
— Убери! — возмутилась я. — Я свои потратила.
— Кто же виноват, что ты такая дура, — буркнула Арина.
— Что случилось? — не понял Юче. Арина с ядовитой иронией рассказала о моем подвиге.
— Все, сделала и сделала! — озлилась я. — Осман говорил, их можно принимать не каждый день. Перебьюсь. Ешь целую и не строй из себя мать Терезу.
В ответ Арина послала меня на три буквы. А я — ее.
— Тихо, тихо, дорогуши! — зашикала на нас Биби. — Не надо психовать. Ешьте обе по целой, а мы с Кучуком съедим половинку. Животные и волшебники легче переносят здешние условия.
— Но Осман…
— Конечно, он забыл об этом сказать. Чтобы всучить нам побольше и содрать подороже.
Очень хотелось ей верить. В конце концов, Биби знает про Выселки побольше нашего… И я давилась своей таблеткой, а на душе скребли кошки. Легко творить добро за чужой счет!
Ужин тоже пришлось разделить. Свою порцию Юче отнес на шахту в счет долга. Перед его уходом мы с Ариной слезно требовали ответа: что за ужасную работу его заставляют делать? В ответ он рявкнул:
— Я же сказал, все нормально. Ложитесь спать!
Вот так началось наша жизнь на выселках. Тянулись однообразные, полуголодные дни. Кабачок на завтрак, картошка на ужин. Иногда — репа. Мясная подлива — через день… Иногда на столе появлялась ваза с мелкими, зелеными, почти безвкусными яблоками. Половина — с гнилыми боками. Мы обрезали их и все равно грызли — так хотелось свеженького.
Юче являлся по утрам совершенно изможденный. Потом целый день он спал, отвернувшись к стене. Разговаривать не хотел. Помощь не принимал, гнал от себя прочь. Спал целыми днями, отвернувшись к стене. Биби тоже отсиживалась во флаконе. А иногда поднималась на холм и часами любовалась недоступным Ферахом. Мы с Ариной не знали, что делать…
Правда, моей подруге даже на выселках не изменила ее неугомонная общительность. Она ведь из тех людей, которые в "контакте" и в "одноклассниках" френдят любого, с кем хоть однажды перемолвились словечком. Так, например, она подружилась с охранником. Для здешних мест он был вполне вменяемый мужик. По крайней мере, здоровый, без уродств. Арина обучила его подкидному дурачку, и они часами резались за обеденным столом. Охранник предлагал играть на нейтрализатор. Но у Арины трезвая голова. Она не поддалась на провокацию и согласилась играть на щелбаны. Кстати, в основном выигрывала.
Они звали и меня. Но мне ужасно не хотелось общаться с местным населением. Казалось, что если я буду держать дистанцию, то эта кошмарная жизнь не затянет меня в свою трясину. Я предпочитала свистнуть Кучука и побродить где-нибудь подальше от поселка.
И все-таки постепенно мы узнавали про Выселки все больше и больше. Мы видели, что в гостинице и в поселке кормились с огородов. На них выращивали ту самую картошку и репу, а еще брюкву, морковку, капусту. Из живности здесь выживали только куры, остальных было не прокормить. Молоко откуда-то привозили, и стоило оно, как хороший коньяк. В наш полупансион такие деликатесы не входили.
Но были здесь и другие продукты. Щекастый Осман явно не сидел на корнеплодах. А как-то вечером, когда до ужина еще оставалось часа два, к нам постучался пьяный охранник.
— Вот, с получки купил! — похвастался он, вытаскивая из кармана большую шоколадину. — Восемьдесят долларов. Осман, жмот, накручивает цены. Монополист проклятый! Угощайтесь.
Кушайте, гости дорогие, хлебушек-то нынче как подорожал… Но мы с Ариной не стали ломаться. Не люблю сладкое, но вкуснее этой шоколадки давно ничего не ела… И даже руки потом не хотела мыть, чтобы не пропал запах. А еще мне удалось отломить дольку для Юче. Когда он собирался на работу, я протянула ему подтаявший кусочек.
Он быстро сунул шоколад за щеку. Сначала сморщился, а потом улыбнулся от удовольствия. Растроганно сказал: "Спасибо", — и легонько пожал мне плечо. А я впервые заметила… Боже мой, у него руки дрожат, как у алкаша!
— Так. Хватит, — заявила, узнав об этом, Арина. — Надо узнать, что это за шахта такая.
Она действительно долго пытала охранника. Что добывают на шахте? И почему Юче так плохо себя чувствует? Охранник явно что-то знал, но юлил. Дескать, топливо добывают, что ж еще? А про Ючино состояние сказал очень странную вещь: мол, вы не переживайте, физически он здоров не хуже нас с вами, просто морально там тяжело… Больше мы от него ничего не добились.
