Непонятно, сколько я так шел, пока ноги не привели меня к странному месту. Это был большой перекресток, и вокруг толпы народа вливались в нескольких местах под землю и в одну из дверей в доме. Но больше всего меня поразила буква М над входом.
«Так вот, что она означает: метро!» - я воодушевленный догадкой и совершенно не представляя, что такое метро, «влился» с толпой в ближайшую дырку под землю. Что-то здесь было мне знакомым. Я ничему не удивлялся, но и вспомнить, что это все значит, никак не мог. Под землей оказался длиннющий темный коридор, и чего только в этом коридоре не было! Какие-то лавки, железные и застекленные киоски в стенах, в которых, как птицы в клетке, сидели девушки, и что-то меняли на все те же деньги. Местами у стен сидели люди весьма непрезентабельного вида, так что даже я на их фоне выглядел еще ничего. Да нет, наверно я так же и выглядел.
Толпа народа в основной своей серой и бурлящей массе заплывала по коридору в двери, который никак не успевали закрываться. Я озадачился: «Зачем тогда двери? Чтоб жизнь малиной не казалась? Интересно, от кого я эту фразу слышал? И почему жизнь должна казаться какой-то ягодой?»
Рассуждать мне не дали и запихнули прямо в эти не закрывающиеся двери. Я вылетел из них, как пробка, в относительно свободный зал, из которого вели несколько путей. Стоя посреди него, я наблюдал, как народ, забежавший со мной, бесстрашно бросается в проходы, где им преграждают путь какие-то клещи. Странно, но каждый раз, когда кто-нибудь туда заходил, клещи открывались и пропускали смельчака. Я понял, что тут что-то не так и, обострив внимание, заметил, что люди все время что-то вставляют в щели на исполинских зубах.
«Опять деньги нужны!» - догадался я: «Но как же их раздобыть? Не работать же!» - мне стало смешно от случайной мысли. Какое, вообще, отношение имели эти пресловутые деньги к работе? Никакого! Тем более, я затруднялся сказать, что такое работа. Одно было ясно: туда без денег не пустят, если, конечно не перепрыгнуть через эти клещи.
Я грустно развернулся и нырнул в другой, встречный поток, который выкинул меня обратно в темный коридор подземного перехода. Я уже настолько отупел от этой бесконечной массы людей, что почти ничего не соображал. И тут я сообразил, что стою напротив одного деда, присевшего у стены. Перед ним лежала кепка, в которой лежало несколько медяков.
- Добрый человек, подай Христа ради, если есть чем поделиться, - как-то неуверенно произнес он.
Я же, тем временем, пытался сообразить, с чего тут остановился: «Пожалуй, мне было с ним хорошо». Просто этот поток холодной отчужденности и сосредоточенности уже начинал меня изматывать, а тут вдруг какое-то светлое ощущение. Недолго думая, я плюхнулся рядом со стариком, притулившись к стенке, и ответил:
- Подал бы, да нечего. Сам видишь, в том же положении. Но ты не думай – я мешать не буду.
- Да как ты мне помешаешь? Это я тут мешаю, - дед снизил голос и, тихонько кивнув в сторону своих коллег, почти шепотом произнес. – Они вон постоянно сидят, а мне… деваться, просто, некуда, вот и сел здесь.
Слово за слово, мы разговорились, вернее, я больше спрашивал, так как о себе, кроме полной пустоты в голове ничего поведать не мог. Дедуля, тоже не избалованный вниманием, рассказал об ужасной в своей простоте истории. Еще года три назад он счастливо жил со своей женой в небольшой квартире. За плечами у него было высшее образование и долгая трудовая жизнь. В этом можно было усомниться, но я чувствовал, что он не очень умел врать, не то, что некоторые (это я про себя). Но сейчас я не врал, честное слово! Просто для того, чтобы врать, надо знать, что это неправильно, а я не знал ничего. Зато хорошо чувствовал этого человека, и он мне нравился. Не в пример его коллегам по занятию.
Беда не приходит одна и он в одночасье потерял жену и работу. Его нормальная жизнь потеряла какой-либо смысл. Он не выдержал такого удара судьбы и запил на остатки денег.
- Представляешь, - грустно выговаривал Михалыч, чем-то симпатичный мне собеседник. – Казалось, мы с Лидой и ссорились, и ругались иногда. Но вот не стало ее, и будто жизнь кончилась. Все ее вот вспоминаю…
На окраине Москвы у них жила дочь с семьей, но он почти прекратил общение с ней из-за своего пьянства. Деньги закончились, и пить стало не на что. Тогда он решился «по совету друзей» перебраться жить к дочери, которая еще до его пьянки звала отца к себе. Но из какой-то глупой гордости пенсионер не захотел идти к ней с пустыми руками и решил сперва втихаря продать квартиру.
- Ну и продал, да так, что остался и без квартиры и без денег, - усмехнулся дед. – Так вот теперь бывает. Сунулся правду искать, а у этих «друзей» все вокруг куплено и концы воду. Только угодил в сизо – хорошо, еще ничего на шею не повесили, а просто выкинули на улицу. Вот теперь и числюсь в полноценных бомжах. Из своего района не хочется никуда уходить, да больно жизнь стала злой, того и гляди мусора попрут за город…
- А что же ты, Михалыч, к дочке то не подашься? – удивился я бедственному положению старика. Хотя, какой он старик в шестьдесят два года? Если на внешний вид только – уличная жизнь не балует.
- А дочка переехала, номер ее телефонный потерял, да и зачем я ей теперь такой? – отвечал, тем временем, дед. – Эх, столько денег мимо носа увели! Думал, старость обеспечу, да дочери помогу...
Пока мы так беседовали, в его шапку стали сыпаться сначала железные кружочки, а потом бумажки, и цифры на этих бумажках становились все больше. Михалыч непонимающе смотрел на свою шапку, а я на людей, мысленно их благодаря за помощь человеку.
- Слушай, ты счастье приносишь! – наконец вымолвил дед, потом спохватился и вытряхнул деньги из картуза в карман, оставив только несколько небольших монеток. Шапка снова начала заполняться деньгами.
Я попытался продолжить беседу, но Михалыч как-то совсем напрягся и все с опаской посматривал на соседей. У тех дела шли негусто, но я чувствовал их неискренность и поэтому никак не мог проникнуться к ним сочувствием.
- Ладно. Пора уходить. Чует мое сердце, еще немного и нами заинтересуются, - сказал, вставая и покряхтывая, Михалыч.
- А кто заинтересуется? – мне было интересно, кого он так испугался, ведь мы ни у кого ничего не отнимали, не бузили и даже вина не пили.
Старик не успел мне ответить, так как разъяснение пожаловало само собой, представ в виде весьма плотного молодого человека с кирпичным выражением лица и глазами, смотрящими из под полуопущенных век. «Бр-р! Печать инферно», - промелькнула откуда-то у меня странная мыль при виде этого странного взгляда. Действительно, когда у человека при взгляде верхнее веко почти касается зрачка – обходите его стороной. Я не помню, почему, но столько в нем сочетается подлости, тупой самовлюбленности и упоения властью над людьми, что это можно назвать печатью инферно. Только не спрашивайте, что такое инферно, я не могу вспомнить, а как пытаюсь вспоминать, мне плохо становится.
- Эй, дед! Ты чего это на чужой территории расселся? Или по кумполу захотел? И потом, делиться надо! А ну-ка показывай, что у тебя в карманах.
Видя, что Михалыч скуксился и готов все отдать, я вступил в беседу:
- Привет, парнишка! Логика у тебя какая-то женская. Сам говоришь делиться надо, а свои карманы не выворачиваешь? Давай мы все карманы вывернем, а потом поровну разделим.
- Как это? – оторопело просчитывал такую комбинацию в своем маленьком уме громила.
Надо заметить, что хоть и мою память тоже сильно сбоило, но у меня голова все-таки соображала раз в десять быстрее, чем у этого «вундеркинда».
- Ах ты, гад! Еще издеваться вздумал, – наконец мысль громилы, хромая, доползла до какого-то результата, и он, немного потоптавшись, начал реагировать на мое конструктивное предложение.
Надо сказать, я не был готов к такому развороту событий. Вернее я вообще ни к чему не был готов, сами понимаете, почему. Поэтому и не среагировал, когда его лапища сгребла заношенную гимнастерку на моей груди. Я только заметил, как все калики перехожие начали быстро испаряться куда подальше, и только один Михалыч, осторожно пробурчал начальнику над сирыми и убогими:
- Да чего ты руками-то размахался? Я ж тебе должен, а не он.
- А с тобой, дед, я еще разберусь! – огрызнулся битюг.
Спасибо Михалычу, он подарил моему телу очень нужный момент, для того, чтобы оно, не советуясь с моей пустой головой, начало действовать. Я с удивлением наблюдал, как мой организм каким-то хитрым образом мгновенно присел и крутанулся, так что рука нападавшего вывернулась самым невероятным образом. Увлекаемый завязшей в рубахе рукой, громила поехал куда-то вперед. Но моему телу было этого мало и оно решило отвесить полноценного пинка детинушке, причем, так ловко, что тот не успел выпростать свою руку вперед и со всего маху въехал кирпичной рожей в не менее кирпичную кладку стены перехода.
