Я безмолвно стоял с растопыренными руками: концы жерди далеко торчали из рукавов в разные стороны, словно крылья.
Затем жених достал из комода черные перчатки, надел их на концы жерди и даже примотал веревочкой, чтоб не соскакивали. Взяв жердь за перчатку, Владик боком, бережно вывел меня из сарая наружу — на верхнюю площадку лестницы. Повернул к себе спиной и дал такого пинка, что я подумал: сейчас попаду на луну.
Мне казалось: я лечу! На самом деле мои ноги почти невесомо, с необыкновенной быстротой, отсчитывали ступеньки лестницы — всего несколько секунд потребовалось, чтоб одолеть головокружительный спуск. Слыша свист ветра в ушах, рухнул в дремучую бузину.
Парочка, ворковавшая под кустом, с диким криком вскочила и бросилась прочь.
— Помогите! — попытался я их остановить. Куда там! Словно растаяли вдали!
Подняться я сумел, встав сначала на колени. И тут только сообразил, какую мне месть уготовили.
Представьте себе: шагает по ночной улице человек с растопыренными на три метра руками в черных перчатках. «Спасите!» — бросается он к случайным прохожим, словно желая вобрать их в свои немыслимые объятия. Даже запоздалые гуляки удирали, как от привидения.
Наконец меня осенило. На конечной троллейбусной остановке за окном одинокого домика виднелась голова дежурной. Уж ей-то я сумею объяснить!
Но диспетчерша с воплем выскочила из будки и помчалась куда глаза глядят.
Так мы бежали какое-то время и оба кричали: «Помогите!»
В домах зажигался свет, на балконы выскакивали полуодетые люди и с ужасом смотрели на эту погоню.
Кто-то догадался позвонить в милицию. Принесся милицейский «газик». Оперативники вовремя подхватили упавшую в обморок женщину.
— Родные! — всхлипывая, кричал я, летя к ним со всех ног.
— Не подходи! — рассыпались они в стороны. — Окружай его!
А какой-то тип зловеще советовал с балкона:
— По ногам стреляйте! Убежит!
Меня спасли. Освободили от ненавистной жерди. На строгие вопросы в отделении я мрачно отвечал, что надо мной подшутили незнакомые хулиганы. Сведения, данные мной о том, что я первый день в Сочи и ни в чем не замешан, подтвердились. Меня под дружный смех отпустили из милиции. А ту жердь — ничего юморок? — подарили на память.
Я машинально нес ее до самой набережной, пока не опомнился и не выкинул, раскрутив над головой, далеко в море.
— Кто как, а я от буржуазной заграницы не в восторге, — заявил Ураганов, закуривая сигарету «Мальборо». — Вещи, которые делает трудовой люд своими умными руками, мне нравятся — не буду врать. Работать они умеют — это у них не отнимешь. А вот порядки…
Мы настроились в предвкушении очередной истории…
— В тот желтый осенний день наше судно бросило якорь в порту Гонконг, Сянган — по-китайски, расположенном близ континентального Китая. «Чайна» — по-английски, «Чина» — на других языках. Вероятно, отсюда и произошло слово «чай», — с удивлением определил водолаз.
С чая, кстати, все и началось… Не стану вам рассказывать о контрастах этого большого города. Не буду описывать небоскребы и лачуги, японские автомобили и велорикш и весь тамошний «блеск и нищету куртизанок». Не хочу перечислять дефицитные тряпки, которыми завалены витрины магазинов и лавочек. Не город, а мечта фарцовщика. Впрочем, ему там делать нечего — всего хватает! Спекуляция идет по крупному счету — наркотики, страхование жизни, рисовый и бензиновый бизнес, глобальная контрабанда. Вообще-то «контрабандами» я назвал бы полицейских — они с бандами безуспешно борются. А банд там, увидите, хватает. Темные, издерганные люди, упавшие на дно местного общества, объединяются в шайки и буквально проходу не дают угнетенному населению. Приезжим тоже от них рикошетом достается. Я лично такое испытал, никому не пожелаю.
Сошел я с группой матросов и научных сотрудников на берег: туда-сюда, потерялся в толчее. Однако не беспокоился, и напрасно, недаром на борту предупреждали — лучше ходить по трое, все-таки помощь от товарищей при любом случайном чепе.
В какой-то лавке купил я японские часы-хронометр на массивном браслете из явно поддельного золота, потому что те часы стоили один доллар. Да я и сам знал, что их делают где-то в трущобах Сингапура, нелегально доставляют сюда и толкают по дешевке. Идут часы не больше месяца, сколько ни заводи, а потом даже не тикают. Типичная халтура, и никакой гарантии Второго московского часового завода.
Потом даже гвозди можно ими заколачивать, ничего с часами не сделается. Зато остается шикарный браслет, такой в других странах долларов пять стоит. Хотя и он — одна видимость, пластик под металл отштампован и набит внутри, в звеньях, мелкой свинцовой дробью. Внутри этой дроби тоже, наверное, какая-то дрянь вроде металлических опилок. А сами опилки — тем более не опилки, а суррогат. Все натуральное на западном Востоке дорого стоит!..
После такой серьезной траты валюты у меня в кармане осталась лишь мелочь, разве что чайку попить. Английские чайные там на каждом шагу, наследие колониализма, с виду обычные забегаловки. Заглянул я в чайную в пять вечера, на файв-о-клок, — по-английски, по японским часам.
Чай так чай. Выбрал укромный уголок и пью. Рядом сидит толстый тип. Пьем себе чай из суррогатно-фарфоровых чашек и неторопливо беседуем на английском наречии. Толстяк оказался из Малайзии, живет там в столице Куала-Лумпур. Хороший человек, как вы еще узнаете, отзывчивый.
Вдруг хозяин, карлик с косой, в народном халате, объявляет перерыв. Мы, естественно, расплачиваемся — и, нате вам, он бросает мой двадцатипятицентовик обратно на стол и говорит, что фальшивый.
Меня аж в холодный пот бросило — нет, позвольте! — я деньги от нашего кассира получал, тот ничего подобного не допустит — валюта! — хоть ее в судовой кассе и много: за все с любого берега платить надо, даже за пресную воду.
Я, конечно, крепко возмутился. Но мой сосед-малаец только усмехнулся и выложил за меня свой четвертак. И не уходит — ждет, пока я отвозмущаюсь.
А хозяин шасть за стойку и, как сейчас помню, дерг за какой-то рычаг на стене.
Тут пол под нами сразу провалился, и мы рухнули вниз вместе со столом и стульями. Жалко, без хозяина. Люк захлопнулся, мы выругались: я по-русски, сосед по-малайски.
Попались! Вокруг бетонный подвал и в углу легкая деревянная лесенка к железной дверце. Мы руки об нее отбили, пока к нам не спустились несколько дюжих парней — по пистолету в каждой руке!
Дело — дрянь… Выворотили бандиты у малайца карманы и конфисковали пятьдесят два доллара. С меня много не возьмешь. Я насчет этого держался спокойно: у меня всего-то двадцать пять центов, да и те вроде фальшивые.
Гангстеры поглядывают в мою сторону и о чем-то переговариваются, словно сомневаются: я это или нет?
— Русиш? — спрашивают. — «Богатир»?
— Вот хватятся меня на корабле, — объясняю я им по-хорошему. — Начнут искать! «Интерпол» тоже не дремлет, — вставил на всякий случай.
А они мне с юмором объясняют:
— Ваше положение безвыходное, дорогой господин. Здесь недавно из цирка слона украли, и то не нашли. Даже гордые британцы не знали, из какого мяса они бифштексы, пардон, наворачивали в местном «Английском клубе».
— Ну, съесть меня не удастся, — храбрюсь я.
Бандиты горячо заверили, что есть меня не собираются. Дорого, говорят, не по карману. Они выкуп потребуют. Если за меня не заплатят две тысячи долларов — в принципе дешево оценили! — то придется мне проститься с жизнью. Никакой «Интерпол» не найдет!
Да, положеньице… Представил я себе мысленно нашего пароходного кассира Ермолаева, отсчитывающего им купюры, и чуть зубами не заскрипел от бессильной злости.
Мне-то еще цветочки, а моему малайцу — ягодки. Эти злодеи вслух решили его ликвидировать, чтобы потом не донес. А он — что же вы думаете? — примирился со своей участью. И вдруг потребовал вкусной еды, выпивки и сигару. Последнее, так сказать, желание. Его хладнокровию позавидовать можно. Я так считаю: он напоследок подумал, что слишком жирно им будет с отобранными деньгами. Желание у него тоже какую-то стоимость имеет — им меньше достается.
Гангстеры отнеслись к малайцу с пониманием. Им понравилось, что он не кричит, не ползает на коленях, а относится к своему исходу разумно и мужественно, как настоящий мужчина.
Мне до него далеко. Кусок в горло не полез бы при такой перспективе.
Приносит ему сам хозяин поднос, на нем чашка с рисом и кусочками морепродуктов, бутылочка виски дрянного, судя по этикетке, и настолько большая сигара, что по одному ее виду можно судить, какая она вонючая.
Я лихорадочно думаю, что бы такое героическое предпринять. Это только в кино один безоружный человек кучу бездельников с пистолетами мигом выводит из строя.
