Ознакомительная версия.
— Один из Эфебских свитков был все о костях. Ты можешь что-нибудь для него сделать?
— С какой стати?
— Ты — бог. — Ну, да. Если бы я был достаточно силен, я бы, пожалуй, поразил его молнией. — Я думал, Ио посылает молнии. — Нет, только гром. Можно посылать сколько угодно молний, но насчет грома придется договариваться. Теперь горизонт был широкой золотой тесьмой. — Как насчет дождя? — сказал Брута. — Как насчет чего-нибудь полезного?
Полоса серебра появилась под золотом. Солнечный свет мчался к Бруте. — Это крайне оскорбительное замечание, сказала черепаха. — Замечание, рассчитанное на то, чтобы задеть. В быстро разрастающемся свете Брута разглядел один из каменных островков неподалеку. Его разрушенные солнцем колонны не обещали ничего, кроме тени, но с тенью, всегда и в больших количествах доступной в Цитадели, здесь была напряженка. — Пещеры? — сказал Брута. — Змеи. — Но все-таки пещеры?
— Со змеями. — Ядовитыми?
— Посмотрим.
* * *
“Безымянный” Корабль мягко бежал вперед, с наполненной ветром робой Урна, прикрепленной к мачте, сделанной из остатков рамы сферы, связанных вместе шнурками сандалий Симони. — Я думаю, что я понял, что стряслось, сказал Урн. — Проблема превышения скорости. — Превышения скорости? Мы вылетели из воды! — сказал Симони. — Нужен какой-нибудь управляющий/регулирующий механизм, сказал Урн, царапая чертеж на борту корабля. — Нечто, что открывало бы клапан, если пара слишком много. Думаю, я смогу кое-что сделать с парой вращающихся шаров. — Смешно ты говоришь, сказал Дидактилос. — Когда я почувствовал, что мы покинули воду и сфера взорвалась, я отчетливо осознал…. — Эта проклятая штуковина чуть нас не убила! — сказал Симони. — Потому следующая будет лучше, весело сказал Урн. Он оглядел далекий берег. — Почему бы нам не высадиться где-нибудь здесь? — сказал он. — В пустыне? — сказал Симони. — На кой? Нечего есть, нечего пить, легко заблудиться. Омния — единственное направление при таком ветре. Мы сможем высадиться по эту сторону города. Я знаю людей. И эти люди знают людей. По всей Омнии есть люди, которые знают людей. Людей, которые верят в Черепаху. — Знаете, я никогда не подразумевал, что люди должны верить в Черепаху, несчастным голосом сказал Дидактилос. — Это просто большая черепаха. Она просто существует. Просто так уж оно есть. Не думаю, что Черепаха кого-нибудь проклинает. Я просто думал, что это хорошая идея, записать все это и немного объяснить. — Люди сидят ночь напролет на часах, пока другие люди делают копии, сказал Симони, игнорируя его. — Передают их из рук в руки. Каждый делает копию и передает! Это распространяется, как подземный пожар. — И как, уже много копий? — сказал Дидактилос опасливо. — Сотни! Тысячи!
— Пожалуй, уже слишком поздно просить, скажем, пять процентов как авторский гонорар? — сказал Дидактилос; на мгновение на его лице промелькнула надежда. — Нет. Пожалуй, и речи об этом быть не может. Нет забудь, что я спросил. В воздухе просвистели несколько летучих рыб, преследуемых дельфином. — Не могу не чувствовать некоторого сожаления об этом молодом человеке, Бруте, сказал Дидактилос. — Велика потеря! сказал Симони. — Священников и так слишком много. — У него — все наши книги, сказал Урн. — Он, пожалуй, всплывет от такого количества знаний в нем, сказал Дидактилос. — В любом случае, он сумасшедший, сказал Симони. — Я видел, как он шептался с той черепашкой. — Я надеюсь, она все еще при нем. Некоторые из них довольно вкусны, сказал Дидактилос.
* * *
Пещера — громко сказано, просто глубокая ложбина, вытесанная бесконечными ветрами пустыни и, давным-давно, водой. Но этого хватало. Брута стал на колени на каменном полу и поднял камень над головой. В ушах звенело и глазные яблоки, казалось, катались по песку. Никакой воды с заката и сто лет никакой еды. Он должен это сделать. — Извини, сказал он и опустил камень вниз. Змея внимательно наблюдала за ним, но охваченная утренней апатией, была слишком медлительна, чтобы увернуться. Этот трещащий звук, Брута знал, его совесть будет снова и снова повторять ему. — Отлично, произнес рядышком Ом. — Теперь обдери ее, и не теряй сока. Кожу тоже сохрани. — Не хочу этого делать, сказал Брута. — Посмотри на это так, сказал Ом, если бы ты вошел в эту пещеру, и не было бы меня, чтобы тебя предупредить, ты бы лежал на полу с ногой размером со шкаф. Упреди, дабы не быть упрежденным…. — И змея эта не слишком большая, сказал Брута. — А потом, когда ты бы корчился в неописуемой агонии, ты воображал бы все те вещи, которые проделал бы с этой проклятой змеей, если бы добрался до нее первым. — сказал Ом. — Ну, твое желание исполнилось. И не давай Ворбису, добавил он. — У него продолжается жар. Он все что-то бормочет. — Ты действительно думаешь, что ты доставишь его в Цитадель, и они тебе поверят? — сказал Ом. — Брат Намрод всегда говорил, что я очень правдив, сказал Брута. Он разбил камень о стену пещеры чтобы получить грубое острие, и осторожно начал разделывать змею. — В любом случае, у меня нет выбора. Не могу же я просто оставить его. — Можешь, сказал Ом. — Умирать в пустыне?
— Да. Это просто. Куда проще, чем не оставлять его умирать в пустыне. — Нет. — Это как поступают в Этике, да? — саркастически сказал Ом. — Не знаю. Это как поступаю я.
* * *
“Безымянный” Корабль втянули в лощину между скал. Позади пляжа стоял невысокий утес. Симони спустился с него туда, где ежились от ветра философы. — Я эти места знаю, сказал он. — Мы в нескольких милях от деревни, где живут друзья. Нам всего лишь нужно подождать до ночи. — Зачем ты все это делаешь? — сказал Урн. — В смысле, какой в этом прок?
— Ты когда-нибудь слышал о стране, называвшейся Истанзия? — сказал Симони. — Она была небольшая. В ней было ничего, нужного другим. Просто место, где жили люди. — Омния захватила ее пятнадцать лет назад, сказал Дидактилос. — Верно. Моя родина, сказал Симони. — Я тогда был еще малышом. Не я не забуду. И другие не забудут. У множества людей есть причины ненавидеть Церковь. — Я видел тебя стоящим рядом с Ворбисом, сказал Урн. — Я думал, что ты его защищаешь. — Да, верно, верно. сказал Симони. — Я не хочу, чтобы кто-нибудь убил его раньше меня. Дидактилос завернулся в тогу и поежился.
* * *
Солнце было приклепано к медному куполу неба. Брута дремал в пещере. В своем углу беспокойно метался Ворбис. Ом в ожидании сидел у входа в пещеру. Ждал готовясь. Ждал боясь. И они пришли. Они явились из-под кусочков камней и из трещин в скалах. Они брызнули из песка, они закапали с колеблющегося неба. Воздух наполнился их голосами, слабыми, как шепот мошкары. Ом напрягся. Их речь не была речью больших богов. Это едва ли было речью вообще. Это были слабые модуляции желаний и глада, без существительных и со считанными глаголами. … Хочу… Ом ответил: “Мое”. Их были тысячи. Да, он был сильнее, у него был верующий, но они заполняли небо подобно саранче. Тяжестью расплавленного свинца на него изливалось страстное желание. Его единственное преимущество заключалось в том, что у маленьких богов отсутствовала концепция сотрудничества. Это была та роскошь, которая приходит с эволюцией. …Хочу… Мое!
Бормотание перешло в скулеж. — Но вы можете обзавестись другими, сказал Ом. …Глухо, тяжело, закрыто, заткнуто… — Знаю, сказал Ом. — Но этот — мой!
Психический вопль прокатился по пустыне. Маленькие боги бежали. За исключением одного. Как заметил Ом, этот не роился вместе с остальными, а мягко парил над куском выбеленной солнцем кости. Он ничего не говорил. Он обратил свое внимание на него. Ты. Мой!
Знаю, сказал маленький бог. Он знал язык, настоящий язык богов, однако разговаривал, словно каждое слово приходилось лебедкой поднимать из глубин памяти. — Кто ты? — сказал Ом. Маленький бог пришел в возбуждение. Здесь некогда был город, сказал маленький бог. — Не просто город. Империя городов. Я, Я, Я помню, были сады и парки. Было озеро. На озере были плавучие сады, Я помню. Я. Я. И были святилища. О каких только можно мечтать. Великие пирамиды святилищ, достигавшие неба. Тысячи приносились в жертву. Во славу. Ома замутило. Это был не просто маленький бог. Это был бог, который не всегда был маленьким… Кем ты был?
И были святилища. Я, Я, мне. Такие святилища, о каких можно только мечтать. Великие пирамиды святилищ, достигавшие неба. Слава. Тысячи приносились в жертву. Мне. Во славу. И были святилища. Мне, мне , мне. Великая слава. Святилища такая слава, о какой только мечтать. Великие пирамиды святилищ мечта, достававшая до неба. Мне, мне. Жертвовали. Мечта. Тысячи приносились в жертву. Мне во славу великого неба. Ты был их богом? — рискнул Ом. Тысячи были принесены в жертву. Во славу. Ты меня слышишь?
Тысячи принесли в жертву великую славу. Мне, мне, мне. Как тебя звали? — закричал Ом. Звали?
* * *
Горячий ветер подувший над пустыней передвинул несколько песчинок. Эхо потерянного бога улетело, вновь и вновь перекувыркиваясь, пока исчезло среди камней. Где ты?
Ознакомительная версия.
