Ознакомительная версия.
— Он жаждет помощи. — И скоро возжаждет, быть сытым, об этом ты подумал?
— Он трогательно смотрит на меня. — Возможно, никогда прежде не выдел недельный запас пищи бродящий вокруг на двух ногах. Это не было правдой, поразмыслил Ом. Брута таял, как кусок льда, здесь в пустыне. Вот что поддерживало его живым! Парень был двуногим верблюдом. Брута прохрустел в сторону каменной насыпи, жуки и кости рассыпались под его ногами. Валуны образовывали лабиринт полузасыпанных туннелей и пещер. Судя по запаху, лев обитал здесь уже давно, и нездоровилось ему часто. Он некоторое время разглядывал ближайшую пещеру. — Что такого поразительного в львином логове? — сказал Ом. — По-моему то, что в него ведут ступени, сказал Брута.
* * *
Дидактилос ощущал толпу. Она заполняла амбар. — Сколько их тут? — сказал он. — Сотни, сказал Урн. — Они сидят даже на стропилах! И… учитель?
— Да?
— Здесь даже пара священников! И дюжина солдат!
— Не беспокойся, сказал Симони, присоединяясь к ним на импровизированной платформе, сделанной из фиговых бочек. — Они последователи Черепахи, как и вы. Мы находим друзей в самых неожиданных местах!
— Но я не …, беспомощно начал Дидактилос. — Здесь нет ни единого, кто бы не ненавидел Церковь всей душой, сказал Симони. — Но это не…. — Они ждут того, кто их возглавит!
— Но я никогда…. — Я знаю, ты не подведешь. Ты — человек рассудка. Урн, влезь сюда. Здесь кузнец, с которым я хотел тебя познакомить… Дидактилос повернулся лицом к толпе. Он чувствовал горячую, напряженную тишину их взглядов.
* * *
Каждая капля копилась в течении минут. Это гипнотизировало. Брута поймал себя на созерцании каждой развивающейся капли. Было почти невозможно заметить, как она увеличивается, но они увеличивались и капали тысячелетиями. — Ну как? — сказал Ом. Вода просачивается вниз после дождей, сказал Брута. — Она оседает среди камней. Разве боги не знают таких вещей?
— Нам не требуется, — Ом огляделся. — Давай пойдем отсюда. Я ненавижу это место. — Это просто заброшенного святилище. Здесь ничего нет. — Это я и имею ввиду. Песок и булыжники наполовину засыпали его. Свет просачивался через разбитую крышу высоко вверху на скат, по которому они сползли вниз. Бруте было интересно, сколькие из выветренных скал в пустыне некогда были строениями. Это должно было быть огромным, наверное величественной башней. А потом пришла пустыня.
* * *
Здесь не было нашептывающих голосов. Даже маленькие боги держались подальше от заброшенных святилищ, по той же причине, по которой люди избегают кладбищ. Единственным звуком было случайное бульканье капли. Капли падали в мелкую лужицу перед тем, что выглядело, как алтарь. На всем пути от лужицы до круглой дыры в плитах пола, которая казалась бездонной, вода проточила канавку. Здесь было несколько статуй, все опрокинуты; они были грубых пропорций, какие-либо детали отсутствовали, каждая напоминала детскую игрушку из глины, высеченную в граните. Далекие стены некогда были покрыты каким-то барельефом, но он повсюду искрошился, за исключением нескольких мест, где остались странные рисунки, большей частью состоящие из щупалец. — Кто были те люди, что здесь жили? — сказал Брута. — Не знаю. — Какому богу они поклонялись?
— Не знаю. — Статуи сделаны из гранита, но гранита по близости нет. — Значит, они были очень набожны. Они тащили его всю дорогу. — И алтарный камень покрыт канавками. — А, исключительн о набожны. Это чтобы могла стечь кровь. — Ты правда думаешь, что они совершали человеческие жертвоприношения?
— Я не знаю! Я хочу выбраться отсюда!
— Почему? Здесь есть вода и прохладно… — Потому… здесь жил бог. Могучий бог. Его почитали тысячи. Я это чувствую. Понимаешь? Это излучают стены. Великий Бог. Сильна была его власть и величественны его слова. Армии шли во имя его, и грабили, и убивали. Так то. А теперь никто, ни ты, ни я, ни один даже не знает, что это был за бог, ни его имени, или на что он был похож. Львы пьют в святых местах, и те маленькие юркие твари о восьми ногах, одна около твоей ноги, как их там бишь, та, что с усами, ползают по алтарю. Теперь ты понимаешь?
— Нет. — сказал Брута. — Ты не боишься смерти? Ты же человек!
Брута обмозговал это. В нескольких футах, Ворбис молча смотрел на лоскуток неба. — Он проснулся. Он просто не разговаривает. — Какая разница? Я не спрашивал тебя о нем. — Знаешь… иногда… на работах в катакомбах… это такое место, где не можешь помочь… В смысле, все эти черепа и прочее… и Книга говорит… — И в этом вы все, сказал Ом с ноткой горького триумфа в голосе. — Вы не знаете . Неопределенность, вот что не дает всем посходить с ума. Чувство, что все еще может наладиться, в конце то концов. Но с богами не так. Мы знаем . Ты знаешь историю о воробье, летящем через комнату?
— Нет. — Все ее знают. — Не я. — Что жизнь — это воробей, летящий через комнату? Что снаружи нет ничего, кроме темноты? И что он летит через комнату, и это всего лишь мгновение тепла и света?
— Там есть открытые окна? — сказал Брута. — Ты можешь себе представить, что значить быть этим воробьем, и знать о темноте? Знать, что потом будет нечего вспомнить, никогда, кроме мгновения света?
— Нет. — Нет. Конечно, ты не можешь. Но вот на что это похоже, быть богом. А это место… это морг. Брута оглядел это старое, полутемное святилище. — А… ты знаешь, на что похоже быть человеком?
Голова Ома на мгновение втянулась под панцирь, ближайший эквивалент пожатия плечами, который он мог проделать. — По сравнению с богом? Просто. Рождаешься. Подчиняешься нескольким правилам. Делаешь то, что велят. Умираешь. Тебя забывают. Брута взглянул на него. — Что-нибудь не так?
Брута встряхнул головой. Потом встал и подошел к Ворбису. Дьякон пил воду из чашки ладоней Бруты. Но что-то в нем оставалось выключенным. Он ходил, он пил, он дышал. Или что-то ходило, пило, дышало. Его тело. Его темные глаза открылись, но казалось, он смотрит на что-то, чего Брута не видел. Не было ощущения, что кто-то смотрит сквозь эти глаза. Брута был уверен, что если бы он ушел, Ворбис сидел бы на расколотых плитах до тех пор, пока мягко-мягко не повалился бы на них. Тело Ворбиса присутствовало, но местоположение его мыслей было бы, пожалуй, невозможно отметить ни на одном нормальном атласе. Только это и было, здесь и сейчас, и вдруг Брута почувствовал себя таким одиноким, что даже Ворбис был хорошей компанией. — Почему ты с ним возишься? Он убил тысячи людей!
— Да, но, возможно, он думал, что ты этого хочешь. — Я никогда не говорил, что этого хочу. — Тебе нет дела, сказал Брута. — Но Я… — Заткнись!
Рот Ома открылся в изумлении. — Ты мог помочь людям, сказал Брута. — Но ты только и делал, что топотал по окрестностям, ревел и пытался их запугать. Как… как человек, ударяющий мула палкой. Но люди вроде Ворбиса сделали палку такой хорошей, что мул и умирает, веря в нее. — Это иносказание трудно понять сразу, кисло сказал Ом. — Я говорю о реальной жизни!
— Это не моя вина, что люди неправильно… — Твоя! Должна быть твоей! Раз уж ты загадил людские мысли потому, что хотел, что бы они в тебя верили, все, что они совершают, все — твоя вина!
Брута поглядел на черепаху, а потом зашагал в сторону груды булыжника, возвышавшейся в одном конце разрушенного святилища. Он принялся в ней рыться. — Чего ты ищешь?
— Нам надо нести воду, сказал Брута. — Там ничего не будет, сказал Ом. — Люди просто ушли. Земля ушла, и люди тоже. Они все забрали с собой. Зачем утруждаться смотреть?
Брута его игнорировал. Под камнями и песком что-то было. — Зачем жалеть Ворбиса? — хныкал Ом. — Он все равно умрет в ближайшие сто лет. Мы все умрем. Брута вытащил кусок разрисованной керамики. Она вышла на свет и оказалась двумя третьими широкой вазы, разбитой точно вдоль. Она была почти такой же широкой, как раскинутые руки Бруты, но слишком разбитой, что бы кто-нибудь на нее позарился. Она была совершенно бесполезна. Но некогда она для чего-то использовалась. По горлышку шли лепные фигуры. Брут вгляделся в них, желая чем-нибудь отвлечься, пока голос Ома гудел в его голове. Фигурки выглядели более-менее человеческими. Они проводили религиозную церемонию. Можно судить по ножам (это не убийство, если совершается во имя бога). В центре чаши была большая фигура, очевидно важная, какое-то божество, в честь которого это совершалось… — Что? сказал он. — Я сказал , через сто лет мы все будем мертвы. Брута смотрел на фигуры вокруг чаши. Никто не знал, кто был их богом, и сами они исчезли. Львы спят в святынях и…. — Chilopoda aridius, обычная пустынная многоножка, подсказала резидентная библиотека его памяти…мчалась под алтарем. — Да, сказал Брута. — Будем. — Он поднял чашу над головой и повернулся. Ом нырнул под панцирь. — Но здесь…-Брута сжал зубы, зашатавшись под весом. — И сейчас…. Он швырнул чашу. Она приземлилась около алтаря. Фрагменты древней керамики взвились и снова зазвенели вниз. Эхо гулко заухало по святилищу. — мы живы!
Ознакомительная версия.
