— Базар! — восхищенно прошептала Юлик. Открывшееся зрелище захватило ее полностью. Как и для любой земной девушки, всевозможные базары входили в список пяти лучших мест мира.
Мы спрыгнули с повозки, Юлик достала какие-то монеты и протянула кучеру. Он с благодарностью принял деньги, улыбнулся и с гиканьем умчался по дороге в арку.
Мы же остались у входа в огромный инопланетный базар. Воистину, мечта любого путешественника!
— Шмотки! — буркнул я, испытывая не самые теплые чувства к базарам. Те, кому доводилось бродить по базарам со своей девушкой, женой, подругой, меня поймут. После двух-трех выходных, потерянных на базарах, вырабатывается стойкая антипатия к подобным…эээ…местам.
Юлик, же, как и было сказано выше, обрадовалась несказанно. Подхватив меня под руку, она мгновенно утащила нас обоих в самую глубь площади. Не успел я и глазом моргнуть, как оказался в гуще людей, среди лотков, входов в ларьки и шатры. Меня оглушил рокот голосящих, ругающихся, зазывающих, смеющихся, болтающих. Где-то играла музыка, гремели барабаны. Какой-то мужчина средних лет сидел прямо посередине тропинки и играл на дудочке заунывную мелодию. Его терпеливо обходили стороной. Кто-то даже кидал монетки в перевернутую белую шапочку.
Отовсюду доносились бодрые голоса зазывал.
— Знаешь, что они кричат? — засмеялась Юлик и начала переводить налету:
«Кому чудо-шапки с козырьками! Одеваете на глаза — и не видите солнца! Новейшие чудо-шапки!»
«Налетайте, пока не поздно! Единственный на свете эликсир с пузырьками! Вы пьете — пузырьки щекочут ноздри!»
«Уникальные животные с Того Света! Ушастые обезьянки-переростки! Ручные! Могут охотиться на блох и очищать бананы!»
— Хочешь себе ушастую обезьянку-переростка? Говорят, они еще и кокосы хорошо открывают! Только нужно успеть отобрать кокос, а то выпьют — и тебе ничего не достанется!
— Мне бы выпить холодной водички, — пробормотал я, — только без пузырьков.
— Сейчас поищем! — твердо заверила Юлик, и повела меня сквозь плотную толпу людей, словно ледокол, пробивающий путь через льдины.
Я же стремительно глох и слеп среди галдящей, пестрящей и суетящейся массы. Через пару минут я вообще утратил способность ориентироваться, и не потерялся только потому, что Юлик крепко держала меня за руку.
Каким-то чудом мы вдруг вынырнули на относительно свободный от людей участок. Слева высилась бело-синяя полосатая палатка, справа стояло вьючное животное с ушами, похожими на два раскрытых зонтика. Животное жевало траву. На спине у него покоились бесформенные тюки. Возле животного возился маленький человечек, существенно отличающийся от местных жителей. Прежде всего — он оказался зеленокожим, потом был заметно ниже (даже мне приходился по грудь), худощав и остронос. Причем, нос его заканчивался удивительным розовым пяточком, как у поросенка.
Остановившись возле него, Юлик удивленно прихлопнула в ладоши и произнесла какие-то гортанные, басовитые звуки. Зеленокожий человечек выпрямился, устало уперев руки в бока и не менее устало что-то ответил на том же наречии.
Юлик пожала плечами и что-то сказала. Человечек сварливо отозвался. Мне же, не понимающему ни единого слова, оставалось глупо глазеть по сторонам, чем я и занимался. Неожиданно внимание мое привлек обыкновенный водопроводный кран неподалеку. Он торчал прямо из земли, между лотком, где продавали мохнатые шарики цветом переспелого апельсина и земляной палаткой, из щелей которой тянулся к небу редкий сизоватый дымок. Возле крана стоял торговец и набирал ведро воды. Все мои сомнения, стоит ли подходить, были распущены в прах после того, как торговец наклонился, набрал воду ладошкой и отпил.
Юлик все еще препиралась с зеленокожим карликом. Похоже, она торговалась, потому что зеленокожий, оглашая округу каркающими звуками, стал развязывать тесемки одного из мешков.
Решив, что Юлик будет здесь еще долго, я направился к крану. Торговец как раз закрыл вентиль и, подхватив ведро, удалился в палатку, источающую дым.
Вода шла холодная — почти ледяная. Я набрал полные ладони и сделал несколько глотков. На вкус она оказалась ничуть не хуже нашей, земной. Главное, не превратиться в козленочка… следуя этому мудрому правилу, я брызнул на волосы и умылся.
Облегченно вздохнув, я закрыл кран и выпрямился.
Передо мной стоял туземец. Большой такой туземец. На голову, а то и две выше меня. Мускулистый, с блестящей на солнце оливкового цвета кожей, с легкой пепельной бороденкой, острым носом и очень недоброжелательным взглядом. Другие туземцы за его спиной как-то суетливо старались убраться подальше, за палатки и лотки.
Интересно, что такого я успел натворить? Или это сработала предсказанная Игнатом Викторовичем враждебность других миров?
Впрочем, ответ нашелся спустя мгновение в виде протянутой в мою сторону руки с открытой ладонью. Туземец что-то тихо-угрожающе произнес, указал на кран, на мою голову и снова протянул руку. Ситуация складывалась щекотливая.
Я указал на осколок стекла на шее.
— Не понимаю, — сказал я, — не местный. Пришелец, понимаете?
Туземец понимающе кивнул, но руку не убрал и оскалился в хищной улыбке ровных белых зубов, не предвещающей ничего хорошего.
— Ээээ, — я сделал шаг назад, — не хотелось бы начинать общение с другим миром таким вот способом…
Туземец сделал ответный шаг, закрыв своим мускулистым торсом солнце. Я беспомощно оглянулся в поисках Юлик. Она приближалась, держа в руках какую-то стеклянную безделушку, и, судя по всему, была очень довольна собой.
— Я выторговала несколько монет! — радостно сообщила Юлик, подойдя ближе, потом взгляд ее переместился на туземца, на протянутую руку, и улыбка медленно сползла с прекрасного личика.
— И что ты натворил? — холодно осведомилась она.
— Умылся из-под крана, — ответил я.
Юлик посмотрела на кран, на туземца, снова на кран. Туземец что-то произнес, и доброты в его голосе было меньше, чем воздуха в космосе.
— Это был платный кран, — объяснила Юлик, — здесь имеют право набирать воду только работники базара. К тому же умываться этой водой вообще запрещено. Практически, под знаком смерти.
— То есть, мы влипли, — буркнул я.
— Не то слово, — буркнула в ответ Юлик.
— И что нам… эээ… мне за это будет?
Ответ не замедлил себя ждать. Как-то незаметно и стремительно вокруг нас образовался совершенно свободный участок. Исчезли торговцы, растворились лотки, пропали товары с полок и свернулись палатки. Люди засуетились, заспешили по неотложным делам и затерялись в переулках базара. Даже мохнатое животное, издали похожее на трехногую собаку, заковыляло прочь, поджав куцый хвост.
Огромный туземец, видя, что в протянутую ладонь я ничего класть не собираюсь, с громким сухим хрустом сжал пальцы в кулак.
— Кажется, — сказала Юлик, беря меня под локоть, — пора убегать.
И рванула с места.
От неожиданности я поскользнулся, развернулся на сто восемьдесят градусов, едва не свалился носом в пыль, и не упал только потому, что Юлик потянула меня следом за собой. Через пару шагов я выровнялся в пространстве относительно земли и припустил следом за несущейся светловолосой бестией.
За спиной раздался чудовищный по своей силе, ярости, непонимании и обещании чего-то весьма плохого рев. Земля задрожала. Мимо меня со свистом пролетела горсть камней.
— Влево! — завопила Юлик и резко свернула влево.
Я сориентировался быстро, юркнул в узкую щель между двух палаток, протиснулся следом за Юлик, выскочил на параллельную базарную улочку. Туземцы расступались, заинтересованно переговариваясь меду собой. Никто и не подумал нас остановить. И, слава богу. Видно, такие заварушки проходят здесь достаточно часто. Рев за спиной то стихал, то возникал вновь.
— Видишь повозку? — не оборачиваясь, прокричала Юлик, — бежим к ней, затем резко сворачиваем налево, там за палатки, а дальше как будет. Не теряйся!
По-крайней мере, у нас огромнейшее преимущество. Мы понимали друг друга, а туземцы нас — нет. Добежав до повозки, мы почти одновременно свернули. Оглянувшись, я мельком увидел фигуру огромного туземца, заметно отставшего, но полного желания и упорства. Свернув за палатки, мы оказались на широкой базарной площади. Вокруг выложенной камнем мостовой высились домики-таверны с всевозможными вывесками, значение которых мог разобрать и человек, не знающий языка. Таблички, на которых была изображена пышная буханка хлеба или скрещенные между собой два молотка и подкова говорили сами за себя.
Площадь была забита людьми. Бежать здесь не имело смысла. Мы перешли на шаг и стали углубляться в центр площади, стараясь затеряться в толпе. На нас здесь обращали внимание не больше, чем на булыжники под ногами.
