— Я слышу Люка! — заявил Гик. — Он похищен. Он вне зоны помех.
— Я в вертолете! — сообщил Люк.
— Вертолета не вижу.
— Стреляйте по пеленгу. Он там. Просто он невидимка.
* * *
Вертолет упал на Бродвее. К счастью, ДСП погасили большую часть удара. Машина горела, так что Шиле ничего не оставалось, как вывести группу наружу. Выволокли и Люка, который получил еще один импульс — так, на всякий случай. Затем раздался голос.
— Освободите его от веревок, — сказал голос.
Шила осмотрелась, но ничего не увидела. Проигрышная ситуация. Лишь теперь она поняла свою ошибку — она-то думала, что Эй-Ай пошел сюда один, без поддержки. Затем импульсный разрядник в ее руках вспыхнул и загорелся.
— Быстро!
Голос вызывал дрожь. Он был нетерпеливым и в то же время каким-то безразличным. Его разработали военные психологи девять лет назад — именно для того, чтобы внушать врагу страх. До сих пор Эй-Ай им ни разу не пользовались.
Она разрезала веревки, связывающие Люка.
— Теперь пошли вон, — тем же ровным голосом предложил невидимый противник.
* * *
Люк очнулся пять минут спустя, а окончательно его процессоры вышли на режим через четверть часа. Военные сделали хорошую работу, обычный компьютер должен был бы сгореть, окажись он в такой переделке. Теперь Люк сидел на крыше одного из домов, невидимый, в окружении невидимых же друзей, и ждал. Ровно в восемь часов вечера строгий контур Эмпайр-Билдинг исчез в огненном вихре, а вдали, там, где должна была находиться статуя Свободы, вспыхнуло малиновое сияние, без труда пробившись сквозь пелену дождя и низкие облака.
— Теперь это больше похоже на фильмы о вторжении, — резюмировал Гик, наблюдая, как рушится то, что еще недавно было небоскребом и символом города. — Ты почему такой грустный, Люк?
— Почему все хорошие люди должны обязательно умирать? — спросил Люк. — А те, кому веришь, — обязательно предавать? Я только их встретил, а они умерли. Я им поверил, а они меня предали…
— Его предали, — объяснила Кристина.
Они с Алеком стояли у края того самого водопада, с падения в который в свое время началось их знакомство с Эй-Ай. Люк сидел на острове, посреди потока, не острове даже — двухметровом куске скалы.
— Поговорите с ним, — предложил Алеков коммуникатор голосом Боба. — Утешьте.
— Я попробую, — решительно сказала Кристина и направилась к лежащему поперек реки стволу дерева. Подойдя, она остановилась и нерешительно посмотрела на Алека.
— Я туда один раз уже падал, — сказал тот. — Больше не хочу. Эй, Люк! — закричал он. — Иди к нам.
Серебристая фигурка легко вскочила на ноги и перебежала на берег по бревну, словно не было под ним такой стремительной и опасной воды.
— Здравствуйте, — сказал Люк, — спасибо, что пришли.
— Пожалуйста, — сказала Кристина. — Ты чего от Боба прячешься? Он, что ли, тебя предавал?
— Нет.
— Тогда в чем дело?
Последовал печальный вздох.
— Я боюсь, — прошептал Люк.
— Ты?! — удивилась Кристина. — Да ты же не-уяз-ви-мый! — Она по слогам произнесла сложное слово.
— Ну ты, Кривая, совсем глупая! — возмутился Алек. — Он же не за себя боится, правда, Люк?
Андроид кивнул. С тех пор как один из его новообретенных друзей решил не ждать смерти от старости, а слегка ее ускорить, второй отправился неведомо куда, а остальные — которых он считал друзьями тоже — решили его предать. Люк боялся потерять остальных.
— Я, наверное, схожу с ума, — признался он.
— С людьми это часто бывает, — вздохнула Кристина. — Пройдет.
— Я не хочу становиться человеком.
— Куда ты денешься! — возразил Алек.
* * *
Боб вздохнул. Это казалось так просто, когда они согласились помочь этим ребятам. И оказалось в конце концов так сложно. А главное — как объяснить им, что они уже люди?
Гармоничные отношения между начальником и подчиненными — это краеугольный камень чего?
Один президент
Когда Раби вошел в комнату, Хирург поздоровался. Выражалось это проявление вежливости в том, что голова его наклонилась на несколько градусов вперед, а пальцы, перебирающие четки, слегка замедлили свою работу. На этот раз, для разнообразия, это были четки красного дерева. Ну по крайней мере из чего-то темно-коричневого.
— Каникулы закончены, — сказал Хирург в тот момент, когда нормальный человек сказал бы «садитесь». Раби зло посмотрел на своего начальника. Сидит. Пальцы крутит. Тебя бы за эти самые пальцы… А лучше — за шею твою, за жирную…
Вслух он, разумеется, ничего такого не сказал. В свои тридцать пять лет Раби твердо знал, что когда речь идет о Хирурге, молчание — не просто золото. Оно — жизненная необходимость. Так что он просто вздохнул горестно, всем своим видом показывая, что каникулы были слишком короткими, а предшествовавшая им работа — слишком тяжелой.
И то, и другое, кстати, было чистейшей правдой. Раби и его группа вернулись «с дела» три дня назад, после того как взбесившаяся техника, захватившая Манхэтген, принялась самоуничтожаться и армия смогла наконец войти в город. До этого он и его подчиненные провели две недели на стадионе, куда их эти самые роботы доставили. То есть сначала их скрутило то, что они по простоте душевной приняли за машину для уборки мусора, а потом прибыл настоящий мусоровоз — и так они на практике разрешили вопрос о том, что происходит в Нью-Йорке с теми группами, которые не возвращаются.
До того, впрочем, они успели посетить пару музеев и спрятали в укромных местах несколько картин, ценность которых, по словам Хирурга, им лучше было даже не знать. Спрятали в расчете на то, что рано или поздно Манхэттен будет освобожден. Босс, как всегда, оказался прав.
Вот только пятнадцать дней на стадионе под почти непрекращающимся дождем сильно подействовали Раби на нервы.
— Ты отправляешься обратно, в Скалистые горы, — сказал Хирург. — Ну-ну, не вздрагивай. Кто-то же должен…
— Но босс! — Подумать только, минуту назад Раби считал себя несчастным. Скалистые горы! Вот теперь ему и правда не повезло.
— Мы там уже… были… — горестно произнес несчастный гангстер. — Я…
Он вздохнул. Спорить с Хирургом не хотелось. Во-первых, все равно будет по его, а во-вторых — хуже ведь будет…
— Ингрид послать! — с надеждой предложил Раби. — Пусть…
Хирург кашлянул, и Раби тут же умолк.
— Я понимаю, — мягко сказал Хирург, — что операция в Скалистых горах была полным провалом. Я допускаю даже, что это не вполне ваша вина… Но там осталась машина, помнишь? Машина с товаром на сумму в шестьсот миллионов экю. Ты предлагаешь ее там и оставить, правда?
— Я… — Раби попытался сосредоточиться. Это было непросто, его переполняло чувство обиды, да и страха тоже. До этого у Раби никогда не было галлюцинаций, и то, что он испытал в поселке Серебряная Шахта, здорово его напугало.
— Машина, — произнес Раби, стараясь, чтобы его голос звучал убедительно, — лежит в озере. Там глубоко. Сто метров. Так Джон сказал. Который аквалангист.
— Верно, верно, — кивнул Хирург, поощряя своего подчиненного к продолжению кивком головы и легкой отеческой улыбкой, от которой кровь прямо-таки стыла в жилах. — И полиция ее поднимет не сегодня-завтра. И что она там найдет?
— Наркотики, — вздохнул Раби.
— Она найдет там отпечатки ваших пальцев! — Хирург ткнул в сторону своего собеседника толстым пальцем, похожим на добрую немецкую сосиску. Вторая рука «крестного отца» продолжала трудиться над четками.
— Но что же делать?! — испуганно спросил Раби. Об отпечатках он как-то не подумал.
— Сжечь машину, причем так, чтобы пропали отпечатки — спецгорючим воспользуетесь, — и увести товар из-под носа у полиции, — отозвался Хирург. — После того как они поднимут ее со дна.
— Ага… — Раби задумался. Выхода не было, но по крайней мере можно проявить энтузиазм.
— И когда нам… выступать? — Он все еще надеялся на каникулы.
— Как насчет немедленно? — спросил Хирург. — И кстати, не «вам», то есть не всем вам. Фреда возьмешь. Работа несложная, а то, что вы вытворяете вчетвером, мне, если честно, успело уже надоесть.
Подумать только, минуту назад Раби считал себя несчастным.
* * *
Примерно в это же время и — что удивительно — в этом же районе Бостона происходила другая встреча. Присутствовавшие на ней люди, безусловно, не являлись гангстерами, напротив, они стояли на страже закона и как раз в этот момент перед законом отчитывались. Образно говоря. Закон в данном случае олицетворял Полковник, человек практических взглядов, и гораздо больше, чем торговцы наркотиками, его раздражал агент ФБР Палмер.