Северный вход в тоннель находить так надлежит:от последнего из Солнц Больших держать курс прямо на Полюс,пока семь молитв электронных не кончатся.Потом повернуть налево,малым галсом,допреж стена пламенная не явится, то и будет бок Ворозаврона,а на нем отверстие тоннеля увидится, как черная точка на белых пламенах.Оттуда- напрямик вниз,опасений не питая, ибо шесть судов борт о борт тоннелем идти могут; нет также вида, равного тому, что явится в судовых иллюминаторах.Наперед Огнепад Жаросеков, а далее уж по погоде;коль нутро светила бурями магнитными шевелится, что в миллиарде миль либо в двух от тех мест перекатываются,видны огромные узлы огня и жилы его раскаленные со сгустками белопламенными,коли ж близится буря иль Седьмой Ступени Тайфун,сотрясается твердь, будто белая опара пламени вниз устремляется,однако то лишь видимость,ибо падает,но не упадает,и горит,но не сгорает, в отдалении подпорами Сильных Полей удерживаемое.Видя,как набухает Мякоть Протуберанцевая,а гейзеры-молниебойцы, Гееннами прозванные, ярятся и близятся, посильней надлежит ухватить кормило, ибо величайшая надобна тут сноровка кормчая;и не на карту,а в нутро светила смотреть должно,понеже никто не прошел того пути дважды единым способом.Колотой раной вьется в Ворозавроне тоннель,корчится и дрожит, как змей под ударами, а потому очи держать широко отверстыми должно, не расставаться со льдом-спасителем, что по гребню шлемов сосульками прозрачными отекает,и со вниманием наблюдать за мчащимися навстречу стенами пожаров,усеянных языками гудящими,а услышав,как трещит панцирь корабельный, ламенем бичуемый и угольями солнечными осыпаемый,кроме собственной прозорливости, ни на что не уповать. Однако ж и то надо помнить,что не всякое огня шевеленье и не всякое тоннеля сужение, ниже обвал белый океанов угольевых,о звездотрясении свидетельствуют. Взяв себе то на замету,навигатор умудренный не станет попусту «К насосам!» взывать,дабы не пришлось от умудреннейших к посрамлению услышать,что капелькою аммиака охладительного хочет он вековечный пламень светила погасить.Вопрошающему же,как быть,когда подлинное звездотрясение на корабль обрушится,каждый бывалый пустотник без промедленья ответит, что в таковом случае вздохнуть достаточно,на другие приготовленья предсмертные часу не станет,очи притом можно держать отверстыми либо сомкнутыми,по желанию, понеже пламень их и так растопит.Все ж такое бедствие- вещь наиредчайшая, ибо скобы скобчатые,Империками Мирапудовыми поставленные, хорошо твердь удерживают,и совсем благодарной езда внутризвездная представляется промеж гибко блистающих зерцал водорода Ворозавронового.Не без причин же говорят, «кто в тоннель вошел, быстро из него выйдет», чего не скажешь о Пустыне Кромешной.Когда ж раз в столетье тоннель звездотрясеньем попорчен бывает, иного пути,как сквозь оную,у кормчего нет.Как название само указует, Пустыня та чернее ночи,ибо свет звезд окрестных на нее вступать не отваживается. Толкутся в ней,как в ступе,с ужасным грохотом листов железных обломки кораблей, стараньем предательского Ворозаврона с пути сведенные и в завертях бездонных лопнувшие,и вращаться так до последнего оборота Галактики будут, гравитацией жестоко плененные.К востоку от Пустыни Кромешной лежит царство Скользкожвалых,к западу- Окоруких,а на юг ведут пути,полями смертными густо усеянные, к легчайшей голубой сфере Лазуреи, далее ж- к Мургунду Пламеннолистому,где архипелаг алеет из звезд безжелезных, нареченный Колымагой Алькарона.Сама Пустыня,как сказано,столь черноты исполнена, сколь пассаж внутризвездный Ворозаврона- белости. Не от завертей единых там беда, не от пыли,потоками с высот приносимой, и метеоров обезумевших, ибо толкуют иные, что в стране неведомой,в местности угрюмой,на глубине непостижимой, с времен незапамятных некая чудь сидит,а может и нечудь,Неведомцем званая, поелику тот,кто познает имя его подлинное,с Неведомцем встретившись, ничего уж свету не поведает,ибо света впредь не увидит.Сказывают,что Неведомец тот — чародей-разбойник,живет он в своем замке,в черной гравитации вознесенном, что рвом тому замку служит вечная буря, стенами- пустота, в небытии своем совершенная, окна замка- слепы, а двери его- глухи; подстерегает Неведомец караваны,а когда гонит его алчба к золоту и скелетам,выдыхает он черный прах в щиты солнц, путь указующих, а погасив их и сведя путников с пути безопасного,тут же,вьюном вертясь, из небытия выпрыгивает, тесными кольцами окружает и в пустоту замка своего уносит, бережливо стараясь самомалейшей застежки рубиновой не обронить- столь он в своей ужасности аккуратен. Потом лишь обглоданные останки выплывают ниоткуда и кружат по Пустыне, а вслед за ними еще долго летят корабельные заклепки,будто косточки,выплюнутые из пасти Неведомца-чудовища.С той поры,однако,как невольничьим трудом мириадов рабов-ракетчиков тоннель ворозавронский открыт и судовожденье по тому светлейшему руслу поведено,обезумел Неведомей, добычи лишенный, и заревом лютости своей столь мрак Пустыни озаряет,что тело Неведомца просвечивает сквозь черную пелену гравитации, точно костяк личинки,в коконе своем могильно и фосфорично во прах обращающейся.Иные ж мудрецы рекут, будто вовсе нет Неведомца и никогда не бывало;хорошо же им свое утверждать и нетрудно,но гораздо труднее в боренье вступать с вещами,коих и слово не имет, в летней тиши, вдали от Мрака и Жара рожденное.Легко им в чудовище не верить, трудней одолеть его и алчности его мерзкой избегнуть.Не поглотил он неужто самого Кибернатора Мургундского со свитой осьмидесятной на трех судах, причем от вельмож этих и остались-то лишь пряжки обглоданные,кои жители селений Малой Солярии нашли на их берег прибоем туманностным выброшенные?Не пожрал он неужто иных мужей неисчислимых без жалости и милосердия? Да воздаст же хоть тихая память электронная почесть им,без могилы канувшим, коль не найдется храбрец, кто б зломучителю по-рыцарски отметил, старым обычаям звездопроходцев следуя».
Все это вычитал Трурль однажды в пожелтевшей от времени книге,купленной по случаю у какого-то торговца;без промедленья отнес ее Клапауцию и еще раз, уже вслух,небылицы эти ему прочитал от начала и до конца, столь сильно они ему понравились.
Клапауций- конструктор,мудрости исполненный,в космосе сведущий,в обращенья с солнцами и туманностями всех мастей понаторевший,- только усмехнулся, кивнул головой и сказал:
— Надеюсь, ты ни единому слову этой сказочки не веришь?
— Отчего бы это мне не верить?-обрушился на него Трурль.-Посмотри,тут есть даже искусная гравюра, изображающая, как Неведомей пожирает два солнечных парусника, а добычу в подземелья прячет.Впрочем, разве же нет на самом деле тоннеля в сверхгиганте,правда в другом, в Бет-эль-Гейзском? Ты не такой уж невежда в космографии, чтобы подвергнуть это сомнению.
— Что до гравюр,то могу я тебе немедля нарисовать дракона с зеницами в тысячу солнц каждая,если рисунок ты считаешь доказательством истинности, — ответил на это Клапауций.- Если же говорить о тоннеле,то, во-первых, протяженность его лишь два миллиона миль,а не какие-то там миллиарды,во-вторых,звезда почти остыла,а в-третьих,навигация в нем не представляет ни малейшей опасности,о чем ты великолепно осведомлен, ибо сам по нему ходил. Что же касается так называемой Пустыни Кромешной,то на самом деле это просто скопище космического мусора шириной в десять килопарсеков,кружащееся между Меридией и Тетрархидией,а не около каких-то там огнеглавцев или Ворозавронов,которых вообще не существует;и еще правда,что там темно,однако попросту от скопления грязи.Никакого Неведомца там, разумеется, нет! Это даже не добропорядочный стародавний миф, а просто-напросто дешевая байка, произросшая в чьей-то глупой башке!
Трурль сжал губы.
— Оставим тоннель,-сказал он.-Ты считаешь его безопасным,потому что по нему ходил я;если б это был ты,то слышалось бы всем другое.Ну да ладно, оставим тоннель в покое.Что касается Пустыни и Неведомца, то убеждать словесными аргументами не в моем вкусе.Нужно туда поехать и посмотреть,что из сказанного здесь,-тут он поднял со стола толстенную книгу,-правда,а что — нет!
Клапауций начал отговаривать Трурля от этого намерения,как мог, когда ж убедился,что тот со своим неизменным упрямством и не помышляет об отказе от столь своеобразно задуманного путешествия,заявил сначала, что не желает его больше в глаза видеть,однако вскоре стал и сам собираться в путь, не хотел он позволить другу погибать в одиночку- вдвоем как-то веселее смотреть смерти в глаза.
Нагрузив корабль всякой всячиной,поскольку путь их лежал через места пустынные(хотя и не столь уж живописные, как рассказывалось в книге), друзья отправились в путешествие на испытанном своем корабле;в полете они делали то тут,то там остановки,стремясь разведать, что и как, особенно когда вышли из области, о которой имели подробные сведения.Однако от местных жителей можно было узнать лишь немногое- они толковали дельно лишь о своей округе,а о том, что находилось или происходило там, где они сами никогда не бывали, плели явные несуразицы,расписывая со вкусом леденящие смазку подробности.Клапауций называл такие повести коррозийными, имея в виду тот самый склероз-коррозию, который столь часто поражает старческий разум.
