И он резко захлопнул рот, чтобы открыть его снова, но интонации его голоса резко изменились.
— Вам не удастся остановить ракеты. И вы, похоже, не в курсе, куда они нацелены. Я не знаю, какая сила смогла провести вас через все защитные функции базы, однако пришло время отложить её в сторону и поговорить. Нам предстоит долгий разговор — о том, что вы наделали, и непоправимых последствиях ваших необдуманных действий.
Легко догадаться, что контроль над языком перехватил Йолеф.
— У России и Пелены всё было под контролем, — сказала Фаниэль, — Но вам понадобилось разнести всё, уничтожить…
— Под контролем? — перебил её Йолёф, — Значит, вы не смогли обнаружить возмущений в пространстве. Впрочем, мы и сами засекли их из космоса, наземные установки их пропустили. Если бы не своевременное вмешательство Триумвирата, Земля была бы обречена.
Упоминание возмущений в пространстве меня немало заинтересовало, поскольку пересекалось с личными впечатлениями — реальность словно предвкушала портал. То есть это не было следствием подготовки Триумвирата к запуску боеголовок.
Я бы с удовольствием выяснил подробности, но вот беда — кончалось время.
При всех достоинствах Людвига он был невероятно претенциозен. Вместо стандартного терминала, где осуществлялась контрольная проверка систем и запуск ракет с мегазаклинаниями, он использовал внешний вид фортепьяно. И играло оно ни много ни мало первую часть одного из последних его произведений.
Сонату-14.
Или Лунную сонату.
Серьёзно, некоторые решения Людвига иначе как безумием не назовёшь, сколько бы в нём ни водилось гениальности. Даже я бы не додумался увековечить своё творчество таким путём.
Но идея мне нравилась.
А вот то, что Adagio sostenuto подходило к концу, не нравилось совсем.
С последними нотами этого отделения осуществится удар.
Я шагнул к фортепьяно. Йолеф перевёл на меня колючий взгляд.
— Что ты затеял? Тебе не удастся прервать запуск, даже если ты всё тут разнесёшь!
Это я знал. А ещё я знал коды остановки — и переориентирования удара.
Вопрос в том, нашли ли эту возможность эльфы, и если да, удалили ли они её.
Йолеф-Гаэмельс бросился мне наперерез, и я впечатал его в стену волей. В глазах потемнело. Это последнее усилие забрало слишком многое.
Но отступать было некуда.
Я взобрался на возвышение и оглядел фортепьяно.
В какой-то степени я наслаждался происходящим.
Подумать только, в моих руках находилась судьба целой планеты.
А что, если дать ракетам упасть? Сколько боли, отчаяния и ужаса это принесёт?
Такое восстановило бы меня в мановение ока.
Но если так подумать… увижу ли я момент удара своими глазами? Это бесценное зрелище, его нельзя доверять сухим показателям на экранах. Если бы я мог увидеть гибель миллионов воочию, то…
От такого сложно было отказаться.
И к тому же это несло с собой определённый бонус.
— Ваш намеченный удар уничтожит всех последователей Иешуа? Или хотя бы девяносто девять из ста?
Йолеф-Гаэмельс дико распахнул глаза, но не издал ни звука. Ах да, я же захлопнул ему рот потоком воздуха.
— Причинить вред Иешуа таким путём можно, но оно того не стоит, — заявила Фаниэль, — бомбардировка затронет Ат’Эде в той же мере, что и людей.
Я пропустил её слова мимо ушей. Меня интересовал ответ учёного.
Тот получил возможность говорить и поощрительный тычок.
— Прихвостни Иешуа обитают на всех континентах, — хрипло сказал он, — Остановить поклонение ему можно, только если разнести всю Землю.
Этот вариант меня категорически не устраивал. На Земле ведь находились мы с Лютиэной. И сестру мой невинный вопрос сильно обеспокоил.
Сил на то, чтобы успокаивать её, у меня не осталось. Я пообещал себе, что позже объясню ей, что это была обычная шутка, и склонился над фортепьяно. Играть на нём я не умел, однако этого и не требовалось. Достаточно было ткнуть по клавишам в нужной последовательности, а её-то дневник мне подарил.
Мелодия слегка изменилась, когда я вмешался в неё, но не остановилась.
Теперь оставалось ждать.
Торжествующе ухмыльнулся Йолеф. Он бы отпустил едкую ремарку, если бы я не заткнул ему рот.
Тётушка и сестра выглядели растерянными. Похоже, они полагались на меня. Теперь их будто мешком огрели. Я бы ободряюще улыбнулся им, если бы не сполз без сил к ножкам фортепьяно.
Если бы подготовка к взрыву прервалась, то остановилась бы музыка. Из этого все сделали вывод, что я потерпел неудачу.
Лютиэна подбежала ко мне, зашептала заклинание лечения. Ладони её окутались зеленоватой дымкой, но усилия сестры были бессмысленными, хотя и милыми.
Тело находилось в порядке. От перегрузки страдала демоническая сущность. Я отпустил Йолефа-Гаэмельса, не в силах более удерживать его. Эльф упал, но тут же вскочил. На губах его заиграла торжествующая усмешка.
Темп мелодии замедлился. Затухающие ноты устремились в пик в последний раз — и фортепьяно замолчало.
В следующее мгновение наступившую тишину разорвал дикий, полный боли крик.
Вопил Йолеф-Гаэмельс, свалившись подрубленным деревом на пол и дёргаясь в конвульсиях.
И немудрено — парные осколки его наспех сшитых душ в эту секунду сгорали в чудовищном пламени.
Достойный конец для монстра.
Судя по тому, что учёный не опознал команду самоуничтожения, он не обнаружил прощальный подарок Людвига, хотя работал с его наследием почти двести лет.
В этот момент над нашими головами, в сотнях тысяч километров от Земли, испарялась под действием множества разрушительных мегазаклинаний лунная база.
А Йолеф-Гаэмельс переживал не лучшие времена. Он выл, катаясь по земле и раздирая лицо ногтями. По его щекам бежали слёзы, смешиваясь с кровью. Изо рта эльфа бежала пена.
Гибель половинок душ давалась ему непросто.
А я причмокнул губами, смакуя страдания — яркие, красочные. Ничуть не хуже Лунной сонаты.
Фаниэль пробовала спасти учёного, но никакие целительные заклятье не могли остановить распад повреждённой души. Медленно и неотвратимо, утопая в боли, Йолеф и Гаэльмес погибли.
Последний их вопль поставил точку в лунной программе Триумвирата.
А мне полегчало. Мучения Йолефа и Гаэльмеса тянули на изощрённую пытку. Как раз то, что нужно, чтобы перестать ощущать на грани развоплощения самого себя.
Хоть Лютиэна и не дала бы мне умереть. Слишком сильны были её переживания обо мне, чтобы не насыть ею ангельского паразита
— Вот Земля и спасена, — сказал я, поднявшись на ноги. Объяснил тётушке, сестре и пикси, что сделал.
— Рискованно, — нахмурилась Фаниэль, — Следовало просто остановить запуск. Что, если закладку вытащили бы?
На самом деле она имела в виду, что её тайное общество друзей не прочь было бы наложить лапы на разработки Триумвирата. А с уничтожением лунной базы это теряло львиную долю смысла.
— Мы победили! — завопила Дженни, никакого участия в победе не принимавшая.
Ну, по крайней мере в этот раз меня не будут собирать по кусочкам.
Накатила опустошенность. Что теперь? Удар Триумвирата остановлен, но где-то бродит Ардовен. Он не простит нам уничтожения козырной карты Манхэттена.
Может, приказать Эллеферии открыть портал?..
И едва я подумал о портале, как пространство задрожало. Не как при открытии обычных врат.
Нет, то предчувствие, что беспокоило меня с самого утра, наконец овеществилось.
Ткань реальности задрожала.
Потому что портал был не один.
И даже не два.
Они открывались по всему городу — и, если судить по всплескам реальности, за его пределами.
Может, по всей Америке.
И даже за её пределами.
Воздух перед нами прочертил уродливый шрам, развернувшийся в многоцветную воронку.
И из неё выступило существо.
Голова свиньи, но с ветвистыми рогами. Копыта, каждое размером с большое блюдо. Мускулы, толстыми канатами вздувавшиеся на длинных руках. Объёмистое брюхо.
