– Много, – насупился Бешеный.
– Именно, что много. У меня другой план… План «Б». Уточним: ты берешься выполнить мое… мм… поручение?
– Можно подумать, – скривился Айвен, – я долго проживу, если откажусь!
– Недолго, – весело согласился «Смит». – Короче, слушай, что надо будет сыграть…
Глава 18. Пастбищная война
Было жарко, поэтому Наталья Стоун с утра перевела терморегулятор комбинезона на «минус». Команда «Онекотана» или следовала ее примеру, или заголялась до трусов, подставляя солнцу и без того черные спины. Марина, разумеется, загорала в одних трусиках, стремящихся к нулю, и осмугленные шары ее грудей влекли к себе мужские взгляды, как полюса – стрелки компасов. Тугарин-Змей ходил следом за врачиней, словно заслоняя ее прелести своей необъятной спиной. Наталья негодующе фыркнула и отвернулась, глядя на волны с борта катамарана.
Кашалоты плыли между «Онекотаном» и «Тако-мару», то погружаясь, то выныривая, и не ведали, что такое духота. Сотни черных туш взблескивали вокруг, а пар от выпущенных фонтанов таял редкими облачками.
Наталья усмехнулась – этот перегон был для нее десятым, юбилейным, так сказать. Но ощущения праздника нет, даже радость возвращения домой не чувствуется. А дом – вон он, совсем рядом.
Стоун вздохнула и перевела взгляд на юг, где простиралось ИТО Витязя – лазурный океан, белый песок, индиговое небо. Картинка!
Картинку оживляли рощи кокосовых пальм, окружавшие лагуну Витязя, как какой-нибудь кольцевой парк «на берегу». С подветренной стороны замедленно двигались плавучие базы покупателей. «Куджирамару» была трисеком, однотипным с «Тако», – красный низ, белый верх. Плавбазу «Ириан» переделали из ударного авианосца, даже цвет прежний оставили, серо-сизый, только вместо истребителей на взлетной палубе почивала парочка вертолетов и рядком стояли блестящие цистерны для китового молока. А «Сайпан» с «Меконгом» когда-то были обычными катамаранами, сухогрузами-балкерами. Китопасы таких наворотов понаделали, что не сразу распознаешь давнишнее предназначение судов. Поодаль скромно дрейфовал молочный танкер «Амальтея», и повсюду сновали в надводном положении дозорные субмарины. Больше всего было «Бронко» и «Скаутсабов», но и «Пинто» с «Орками» попадались. По высоким рубкам Наталья опознала «Тигрисы». Утюжили волну «Аквалюмы», неторопливые и неповоротливые. Никогда еще не было так тесно в прибрежных водах Витязя!
Но и это не радовало Наталью – всю радость, все облегчение после благополучно завершенного перегона смывало горечью отчаяния и едкой ревностью. Сихали Браун любит Марину. Он был с нею все эти дни. И эта… эта шлюха не преминула «пообщаться» с ней, во всех красках и подробностях описав, как они с «Тимочкой» занимались любовью (стоя, сидя, лёжа…), и с какой периодичностью (по пять раз на дню), и что она позволяла с собой делать (всё!).
«Знаешь, – томно говорила эта зараза, – в Тимочке чувствуется этакая утомленная мужественность, даже когда он просто сидит. А как он встает, ты видела? Одним лёгким, гибким движением! Я никогда еще не встречала мужчину с такой безупречной координацией!»
Стоун скорчила гримаску и отвернулась от моря. Координация… Вот тебе и координация…
Она крепко зажмурилась, но из глубин памяти неумолимо выплыло лицо Брауна. Оно ей так и запомнилось – в рамке визора. Антон Иванович позвонил, а потом подозвал внука. Она увидела в экране видеофона красивого парня, с сильными покатыми плечами и крепкой шеей… И на одно мгновение их глаза встретились – словно прозвучал удар колокола.
Она влюбилась сразу, с первого взгляда, хотя никогда не верила, что такое вообще возможно. Господи, а какая радость переполнила ее, когда он прилетел! Это было маленькое счастье, предвестник большого, которое навсегда и на двоих. Получается, на троих… Да ведь эта шлюха никогда никого не любила, кроме себя самой! Просто мадам Рожкову всегда тянет к красивым и драчливым мужикам. Ей это доставляет острое удовольствие – два самца сшибаются в поединке, сопят, мускулы так и играют под шкурами, а самочка в сторонке стоит и травку щиплет…
Змей – он точно такой, а Тиму эта зараза приманила потому, что Сихали стал ганфайтером. Разбудил таланты, скрытые в генах. Та самая безупречная координация, быстрая реакция, твердая рука и меткий глаз – все это уже было в Брауне, но дремало «на берегу», усыпленное воспитанием и безопасной, беспечной жизнью. И вдруг проснулось. Настал срок, пришел час – и грянули выстрелы. Пролилась первая кровь. «На берегу» Тима остался бы изгоем, «аномалом» с мозгодатчиком. Там же любое убийство, даже если человек защищал свою жизнь, – это ЧП. А вот в ТОЗО – почти что норма. Бластер для океанцев – инструмент. Топором рубят, молотком забивают гвозди, а с помощью оружия добиваются справедливости и устанавливают порядок.
Тима – мирный человек, очень спокойный и мягкий – если его не выводить. А выведешь – всё… Жестокая, жгучая ярость вдруг переполняет Сихали, побеждая рассудок. Тогда чувства его обостряются до предела, сердце стучит медленнее, походка становится кошачьей, а сам Тима смотрит на мир совершенно иными глазами – абсолютно безжалостными. И ему это не нравится!
Всякий раз, когда «Онекотан» с «Тако-мару» проходили мимо какого-нибудь плавучего острова и китопасы наведывались «в гости», Браун просил друзей не распространяться о его сноровке и умении обращаться с оружием. Друзья держались, но вот на «Моане-14» Арманто подвыпил и проболтался о подвигах Сихали. Тут же нашелся какой-то фармбой, охранявший планктонную плантацию и мнивший себя очень крутым. Начал приставать к Тиме и хвастаться. Я-де чайку в полете одним импульсом снимаю! Браун усмехнулся и поинтересовался, была ли та чайка вооружена? Фармбой увял и тут же воспрял снова, обозвав Тиму трусом. Тима холодно посмотрел на него и сказал: «Можешь думать, что захочешь», – и повернулся спиной.
Обескураженный кандидат в ганфайтеры остался стоять посреди комнаты, беспомощно оглядываясь.
В ярости он прокричал: «Я стреляю быстрее и точнее тебя!»
Сихали со скукой поглядел на него в зеркало и сказал: «Ладно, ты стреляешь быстрее меня».
Кто-то рассмеялся, неудавшийся соперник Тимы обернулся, но увидел только серьезные лица. Браун продолжал спокойно пить квас, и через несколько минут претендент на громкое имя ушел.
Слух о новом ганфайтере разнесся со скоростью звука – от китопаса к китопасу, от салуна к салуну, от «плота» до «плота». От одного идиота, жаждущего схватиться с Тимой, лишь бы доказать, кто лучший стрелок, до другого. И когда субмарины парней с «Летящей Эн» пристыковались к докам батиполиса «Маркус-Неккер», Брауна уже узнавали, поглядывая на него с опасливым восторгом. Тима морщился так, словно лимон жевал…
…Звонок радиофона развеял думы. Наталья сноровисто вытянула из кармана коммуникатор. Засветилась стереопроекция, бледная на солнце. Бородатое лицо в мятой фуражке осклабилось – это был Хэнк Руни, капитан «Ириана».
– Почтение, мадам, и добрый день! – пророкотал Хэнк. – Мы обговорили все дела с вашим сегундо. Цена нас устраивает, мы берем больше всех – двести голов…
– И в чем проблема? – неласково буркнула Наталья.
– А в том и проблема. Две сотни китов не сразу приучишь, а пастухов у нас нехватка… Может, ваши проводят кашалотов… ну, хотя бы первые сутки?
Стоун подумала и кивнула.
– Хорошо, я отправлю три звена субмарин.
– Вот и ладушки!
«Онекотан» басисто загудел, приветствуя собратьев. Плавучие базы ответили вразнобой. Начиналась гуртовка, жаркий день обещал стать горячим. Все китопасы «Летящей Эн» будут в деле – разбивать стадо на отдельные гаремы, отгонять молодняк, считать, клеймить… Не женская это работа.
«Онекотан» осторожненько, на самом малом, вошел в узкий пролив, соединяющий океан с лагуной. Если глядеть с палубы, то казалось, будто плавучая база не плывет по морю, а ползет по суше. Кольчатые стволы пальм клонились навстречу, их лохматые кроны шуршали на уровне палубы, почти задевая о леера.
