Бобр сразу поскучнел:
— Лучше пристрелите меня, братва… А, кстати, рисовальщица! Нету свитков каких-нибудь, ну типа шпаргалок? Хлоп! И вспомнил весь предмет на экзамене… или ответ на вопрос, хотя бы.
— За такие свитки Селена Лор назначит такой штраф, — прошептала Женя, — что даже владыку «того мира» завалите, а в плюс не выйдете.
— Ядрён батон! — возмутился Бобр, но я всё равно заметил в его глазах какую-то задумчивость.
Блин, надо будет поговорить с ним или проследить, чтоб глупостей не наделал.
— У меня в Надзоре работают родственники, — продолжила Женя, — Так вот, они рассказывали, что произошло в Батоне пару дней назад. Только никому!
Мы все разом кивнули.
— Короче, куча мобов вырвалась, и все с нижних уровней. Кто-то их погнал или приманил в сторону Баттонскилла.
«Проникновение». Это мы помним.
Я вслушивался в каждое слово Евгении, боясь пропустить что-то важное.
— А ветренный этот моб… — продолжила Женя, но осеклась, — Или ветровой, как правильно?
— Дьявольская нота, — вставил я.
— Ну да. Он появился позже, как говорят. К Прорыву уже прилетели топовые игроки, чтобы поставить заслон, а тут этот моб пронёсся, ну и ректор Дворфич за ним в погоню пустился.
— Так…
— Эта нота убивала других мобов, понимаешь?
Я вспомнил ящериц, с которыми сражались ректор и Тай Лун.
— В Батон проникло бы гораздо больше монстров, но ветровой их перебил… — сказала Женя, но тут коридор закончился.
Впереди засветилась огненными бликами высокая арка, откуда прилетел запах жареного мяса и стук поварёшек.
У меня сразу заурчало в животе… Блин, ужина-то я не дождался, а сейчас самое время.
— Ладно, позже договорю, — сказала Фонза, — А то нас вообще могут сейчас прогнать. С гоблинами поосторожнее, они жаловаться обожают ректору.
Мы кивнули, с лёгким испугом глядя на светящийся проём. Крики, доносящиеся оттуда, сразу же подтвердили: это гоблинская кухня.
— Курица со мхом, на! Готово, на!
— Где маринад, на?!
— Да готовлю я, готовлю, — я едва разобрал голос Кента.
* * *
Кухня Баттонскилла являла собой поистине эпичное зрелище. Если бы сюда прибыли ревизоры, они бы закрыли её в считанные минуты. Или сгорели бы в огромных печах, в которых бушевало пламя.
Через зал тянулись длинные дубовые столы, на которых разделывалось мясо, рубились овощи, зелень, раскатывалось тесто. Иногда прямо на одном столе, друг за другом.
Вдоль каменной стены шли железные столы-плиты, под которыми в печах горели дрова. На жаровнях шкворчало, кипело, убегало, дымило…
Пламя вырывалось из печей, освещая стены и потолки так, будто тут не гоблины занимались готовкой, а злые орки ковали оружие, собираясь напасть на Средиземье.
Десятки коренастых теней в засаленных фартуках носились между столами с огромными тесаками, и, если бы я попал в такую комнату в подземелье под «Сито», наложил бы в штаны сразу.
Иногда они вдруг застывали, и начинали громко распевать, потрясая кто чем — скалками, ножами, половниками:
— Кровь из вен требуют наши уста! — вопили самые горластые.
— На! — подпевала другая половина кухни.
— Кровь из вен требуют наши глаза!
— На!
И слаженный удар тесаков по мясным окорокам. При этом даже те, кто месил тесто или кашеварил у кастрюль, долбили по своим столам, не обращая внимания, что там у них. В сторону летело всё — кровь, овощи, кипяток, мука…
— В нашей кухне, на наших столах, и стекает со стен! Кро-овь из вен, пускай кровь из вен!
Мы так и замерли, рассматривая гоблинский ад.
— Ядрён батон, — только и смог выговорить Бобр.
Биби спряталась за нас, а Фонза стояла, уперев руки в боки, и высматривала Кента. Сделать это было не просто — всё застилали пар, дым, да и просто царила неразбериха среди десятков кухонных работников.
Бедные студенты, назначенные сюда на практику, носились среди гоблинов, нередко получая пинка. Правда, коротышки часто не дотягивались, и некоторые просто шлёпали: кто скалкой, а кто и ладонью. Судя по каменным лицам практикантов, здесь это было нормой.
Боря непроизвольно потёр пятую точку:
— На хрен эту ремесленную профу, лучше от боссов по морде получать, — он тут же покосился на меня и подмигнул, — А на тёмной ботанике такая же хрень будет твориться?
Раздались громогласные крики, в зал из бокового входа влетел ошалевший гоблин, держа над головой свиток:
— Меню от Гномилы новое, на!
— Какое, нах, меню, на?!
На крюках над столами висели листочки, как в лучших ресторанах, только там было натыканы такие кипы бумаги, что у меня закралось подозрение — эти заказы никто не читает.
— Дай сюда, на!
Гоблин в высоком грязном колпаке схватил листок, прошёл к камину в стене и швырнул его туда.
— Вот так, нах!
— Нам хана, на! — крикнул кто-то.
— Пусть жрут, на, что приготовим! — и слаженный удар тесаков по свиным ножкам.
В этом кухонном аду я попытался высмотреть Кента. Ага, вот он: бедный персик носился между рядами столов, приподняв кастрюлю над головами гоблинов. Вот он задел зелёного коротышку по темечку, плеснул на того жидкости из кастрюли, и тот разразился ругательствами.
— Персик, тебе хана! Пятьсот тысяч опыта, на!
Он размахивал огромным ножом, едва не задевая бедного Кента, и тот, приподняв кастрюлю, пытался и не пролить, и увернуться от неосторожного задиры.
Тут же подскочили, как на горячее, ещё гоблины, стали тыкать поварёшками, скалками и перекрикивать друг друга:
— Миллион, на!
— Триллион!
— Четырельён!
— Семиллион, на!
— Я уже сказал миллион!
— Уши прочисть, на!
Два гоблина схватились, сражаясь за «миллион» и «семиллион», а Кент бочком перебежал в другой ряд, и пошёл к столам, где разделывалось мясо.
Там на него наорал другой гоблин, а потом стал закидывать в эту кастрюлю куски мяса.
— Шашлык, на! Неси к мангалу, на!
И Кент, подняв потяжелевшую кастрюлю, понёс её к стене с печами. В одном из больших каминов там был сооружён гриль, а рядом в сварочной маске ждал гоблин с длинным ухватом.
— Кент! — крикнул я, пытаясь перекричать общий гомон.
Тот всё-таки услышал. Обернулся, кивнул, и потом, отдав кастрюлю недовольному гоблину, пошёл к нам.
* * *
— Ну, слушаю, — сказал он, когда мы вышли из кухни через другой выход, едва не получив по пути от гоблинов.
Бобру всё же прилетело скалкой по пятой точке, и тот теперь недовольно тёр ушибленное место и оглядывался на кухню. Вслед нам ещё прилетели крики про «один миллион золотых штрафа» и «вечное рабство».
— Слышь, чувак, а они это серьёзно про штрафы? — сначала спросил Бобр.
Кент отмахнулся:
— Ой, ладно, они и считать-то не умеют. Гномозека иногда сам приходит, чтобы разнос устроить за бардак на кухне.
— И что гоблины?
Кент усмехнулся:
— Да посылают, что… А эта чего с вами? — он посмотрел на Женю.
— А что, Кешка, какие-то проблемы? — Фонза нахмурилась.
— Так, никаких дел не будет, — Кент поднял руки, — Алхимию могу дать, раз обещал.
Я поджал губы, бегая взглядом между Фонзой и Кентом. Блин, этого я не учёл, у персиков ведь свои отношения.
Женя со вздохом подняла руки:
— Ладно, я могила. Про ваши дела никому.
— Опа-опа! Клянёшься опытом группы? — хитро прищурился Кент.
— Да ты сдурел, Кешка! — та округлила глаза.
Выяснилось, что в стенах Батона есть такая вещь. Касаешься склянки, произносишь клятву, и если ты её нарушишь, то отдашь опыт всей группы. Неважно, сколько там, и даже разрешение лидера не требуется.
Теоретически, так поклясться мог любой мой тиммейт.
Но тут была и другая сторона медали. Если тот, кто принял клятву, вынудит обманом её нарушить, он сам потеряет опыт группы. Система видит всё… по крайней мере, в стенах академии.
— Ладно, — неожиданно твёрдо сказала Фонза, — Я давно за тобой наблюдаю, Кешка. Я согласна.
