— Вот именно, Дисмас, шаг вниз, в обратном направлении, шаг, который весь мир сделает с закрытыми глазами, и в результате появится дикая воющая обезьяна. Это не просто шаг, Дисмас. Если я прав, то мы произошли от шауенов в результате внезапной одномоментной мутации, сила и направленность которой неверно истолкованы.
— Меня и самого несколько смущает вся эта история с шауенами. Что-то в ней не так! Конечно, судить о шауенах мы можем только по скелетам девяноста шести детей, трех подростков и двух взрослых. Очевидно, нужно найти больше.
— Если и найдем, то пропорция останется той же. Хотя вряд ли мы вообще сможем их распознать. Тебе не кажется странным такое соотношение скелетов? Почему так много детей? Почему — и я давно об этом думаю — восемьдесят шесть из этих детей одного роста и одного возраста? Скелеты найдены на девяти разных раскопках, близких друг к другу по местоположению и эпохе. И восемьдесят шесть скелетов из ста одного принадлежат четырехлетним детям. Безусловно, шауен — современный человек. Без сомнения, они — это мы, точь-в-точь. Но восемьдесят шесть четырехлеток из ста одного — такое соотношение нам не свойственно.
— Вот и объясни это, Минден. Полагаю, в своей работе ты как раз и пытаешься найти ответ. О, будь все проклято! Сюда идут сумасшедшие фанатики!
Доктор Дисмас и доктор Минден сидели в плетеных креслах в уютном общем дворе. С одной стороны его ограничивала гора Дулена, а с другой — заросли кустарника. Завидев фанатиков, которые приходили уже не раз, доктор Дисмас извлек короткоствольный пистолет.
— Убирайтесь! — крикнул он. Фанатики, сбившись в одну кучу, медленно наступали. — Здесь вам искать нечего. Вы уже раз сто приходили со своими вопросами.
— Всего три раза, — возразил вожак. Он был чисто выбрит, носил короткую старомодную стрижку, столь любимую фанатиками всех мастей, и являл собой яркое воплощение непроходимой тупости. — Нам ничего особенного не нужно. — Вожак шумно втянул носом воздух. — Только найти женщину и убить ее. Вы могли бы помочь.
— Нету здесь никаких женщин, кроме моей жены, — рассердился доктор Дисмас. — И вы сами сказали, что она не женщина. Убирайтесь вон, и чтоб духу вашего здесь не было!
— Из того, что мы знаем, следует одно: женщина где-то поблизости от этого места, — не сдавался вожак, — и она вынашивает в себе роковое семя.
— Роковое семя — так иногда говорят про мою дочь Джинни. Убирайтесь сейчас же!
— Джинни мы знаем. Она иногда спускается со своей горы, чтобы поиздеваться над нами. Джинни — не семя, хотя, возможно, как-то связана с ним. Но Джинни уже родилась, и ей четыре года. А семя, которое мы должны уничтожить, еще в чреве. Ты уверен, что твоя жена…
— Черт, может, вы хотите, чтобы она публично провела тест на беременность? Нет, моя жена не беременна!
Доктор Дисмас дважды выстрелил вожаку под ноги, и шумная толпа фанатиков отступила к кустарникам.
— Нам всего-то и нужно: найти и убить женщину, — бубнили они, удалясь.
— Может, они и правы, Дисмас, — сказал доктор Минден. — Я и сам думал про роковое семя. Скорее всего, оно уже появлялось в прошлом, но каждый раз его уничтожали фанатики. Случайная мутация в любой момент может нарушить порядок вещей. И привычный мир исчезнет без следа. На этот раз найти и убить женщину не получилось.
— Все это еще более расплывчато, чем «Ихтиология» Эдвардса, как говаривали мы в университете. Начинаю понимать, почему ты так боишься своего выступления. Кстати, насчет рокового семени: тебе не кажется, что в последнее время поведение наших отпрысков изменилось?
— Да, оба моих сына ведут себя крайне странно, особенно это проявляется в отношениях с твоими детьми, Дисмас. Твоя дочь Агарь обещала моему сыну Далу выйти за него замуж, а потом обманула? Или наоборот? А может, их обоих обманула Джинни? Насколько мне известно, Джинни заявила, что подобного рода отношения устарели, более неактуальны и даже нежелательны. Она упраздняет их. А мой малыш Криос из-за твоей Джинни вообще сходит с ума. Кое в чем он развит не по годам, хотя и сильно отстает в другом. Такое впечатление, что он рос нерегулярно, а потом и перестал вовсе. Я за него беспокоюсь.
— Понимаю. Джинни завела себе еще несколько маленьких друзей. Говорит: разрушая крепость тараном, ты ломаешь таран и выбрасываешь его. А потом находишь оружие получше. Не понимаю, о чем она? Но твой Криос ревнив, каким может быть только охваченный страстью четырехлетний мальчишка.
— Он сказал, что Джинни плохая и его она испортила тоже. Он не знает, как описать то, каким образом они были плохими, но теперь он непременно попадет в ад.
— Вот уж не думал, что детей все еще пугают адом.
— Нет, но знания об аде у них в подсознании, а может, наслушались извечных детских страшилок. О, смотри, Дисмас, испорченная Джинни и ее мать идут сюда, и вид у обеих воинственный… У тебя в доме две серьезные женщины. Хотел бы я, чтобы и Агарь была такой же. Потому что мой сын Дал не такой, а хотя бы один из этой парочки должен быть сильным.
Подошли Джинни и ее мать Салли — рука об руку, но явно в состоянии конфронтации, требующей вмешательства со стороны.
— Папа, я хочу быть честной! — заявила Джинни. — Мне нравится, что я всегда такая честная.
— Мне тоже это нравится, Джинни, — кивнул доктор Дисмас. — Ну что там у вас стряслось?
— Я попросила маму приготовить три тысячи семьсот восемь бутербродов с арахисовым маслом, только и всего. Разве это не законная просьба?
— Не знаю, Джинни, — сказал доктор Дисмас. — Сколько же времени нужно, чтобы все это съесть?
— Одна тысяча двести шесть дней. Я собираюсь съедать по три бутерброда ежедневно, пока буду прятаться в скалах у себя в гнезде. Я сосчитала это в уме. Немногие из тех, кто учится в школе, сумели бы это сделать.
— Это точно. Не по годам развитая дочь — палка о двух концах, — вздохнул отец.
— Джинни, ты все перевернула с ног на голову, — вмешалась мать. — Я сделала три бутерброда, а ты заявила, что не голодна.
— Папа, почему эта женщина разговаривает со мной столь бесцеремонно? Кто она? — спросила Джинни.
— Твоя мама, Джинни. Ты проводишь с ней каждый день. Вы только что вышли из дома и по-прежнему держитесь за руки.
— Странно, никогда не видела ее прежде, — удивилась Джинни. — Я не верю, что она — моя мать. Ладно, я поручу бутерброды моим слугам. Змеи задушат тебя, женщина! О нет, нет, никто не смеет хватать меня так!
Скрежет музыкальной пилы! Вой резонанса, слишком громкий для такого миниатюрного инструмента! Рев, от которого содрогаются небеса, визг диких кабанов, стенания чертовых гоблинов! Это мать потащила Джинни в дом, чтобы отшлепать.
— Да, голосок у нее мощный, — заметил Минден. — А под слугами она подразумевает твою дочь Агарь и моего сына Дала. Это меня пугает, потому что я догадываюсь, что она имеет в виду. Когда юноша и девушка, созданные друг для друга, объявляют, что не поженятся, потому что им запретил четырехлетний ребенок, это звучит нелепо. Чем больше я понимаю, что происходит на самом деле, тем страшнее мне становится.
— И что же происходит, Минден?
— Мутационное торможение. Довольно запутанная тема. Помнишь вопящих обезьян в джунглях Родезии? Это было лет двадцать назад.
— Смутно. Назойливые обезьянки-разрушители, которых пришлось выслеживать и уничтожать, — что-то вроде крестового похода против обезьян. Да, я полагаю, мутация. Внезапное бешенство, поразившее вид. Но какая здесь связь?
— Дисмас, они были первые — пробное зондирование. Оно закончилось неудачей. Были и будут другие попытки, и одна из них приведет к успеху. Идея религиозных фанатиков заключалась в том, что ни один человеческий ребенок не сможет появиться на свет, пока живут и процветают вопящие обезьяны, ибо эти обезьяны сами — дети человеческие. Что ж, так оно и есть. Хотя детьми они не были. И людьми тоже. Но, в известном смысле, они были и теми, и другими. Или, по крайней мере…
— Минден, ты сам понимаешь, что говоришь?
— С трудом, Дисмас. А вот, кстати, и «слуги».
Подъехали Дал Минден и Агарь Дисмас на маленьком вездеходе.
— Говорят, вы передумали жениться. Что это еще за глупости? — строго спросил доктор Дисмас.
— Мы поженимся, если только разрешит Джинни, — сказала Агарь. — Только не проси ничего объяснять, отец, мы и сами не понимаем.
— Парочка безголовых зомби, — проворчал Дисмас.
— Не говори так, Дисмас, — вздохнул доктор Минден. — Мне что-то совсем страшно. В создавшихся условиях слово «зомби» звучит слишком буквально.
— Джинни только что подверглась болезненной экзекуции, — усмехнулась Агарь, милая приятная девушка. — Сейчас она в своей пещере на горе Дулена, сидит и дуется. Известила нас, чтобы мы явились немедленно.
