Я вздрогнул и разжал руки.
Вопреки моим подозрениям, девушка не стала носиться в панике по поляне и орать благим матом. Напротив, она практически сразу же заткнулась. Оказалось, что рот у неё нормальный, просто чтоб извлечь из гортани такие звуки, бедняжке приходилось широко его раскрывать.
А потом случилось вообще нечто из ряда вон выходящее: эльфийка захохотала. Громко, неудержимо, от души.
– Ты чего? - на всякий случай, я отошел подальше от истеричной особы.
– Дроу?! - заливалась та. - Ко мне пристал дроу? Откуда ты свалился на мою голову?
– Оттуда, - растерянно махнул я в небо. - Ты что, выпила?
– Ну да, - хихикнула она. - Ой, только не говори мне, что дроу великие поборники нравственности и морали! Никогда не поверю!
– Я еще никогда не видел пьяных эльфов, - я подчеркнуто внимательно осмотрел девушку.
– Пьяная? Я? - захихикала она. - Да ты остальных не видел. Уже и лыка не вяжут!
Она ударила по струнам изящного небольшого инструмента, который удивительно шел к образу эльфийки, создавая дополнительную эфемерность стиля.
Тонкое полупрозрачное платье украшено вышивкой. На мой вкус, излишне украшенное, помпезно, но эльфы любят все блестящее. Как вороны.
Кстати о воронах, у худой эльфийки были черные волосы. Я моргнул: все осталось как есть. Протер глаза…
– Ты чего делаешь? - девушка наблюдала за моими действиями с нескрываемым любопытством.
– У тебя черные волосы, - обвиняющим голосом произнес я.
– Ну да, - удивилась девушка. - А у дроу что, мораторий на этот цвет?
– Да нет, - опешил я. - Просто те эльфы, которых я встречал были исключительно светловолосыми.
– Значит тебе не везло, - девушка запустила пятерню в шикарную гриву черных вьющихся волос.
– Тебя как зовут? - я расплылся в умильной улыбке: эта стерва мне нравилась все больше, не смотря на несуразный вид.
– А тебе зачем? - сощурилась девица. - Заколдовать хочешь? Говорят, дроу могут зная имя врага забрать душу…
– Так то врага, - манерно протянул я и подмигнул девушке. - Должен же я знать имя первой облапанной мной эльфийки.
Девушка заразительно расхохоталась.
– Нарве, - чуть упокоившись, сказала она. Я недоуменно приподнял брови.
– Зовут меня Нарве, - пояснила девушка. - Вот только про лапанье Элмору не говори…
– Элмору? - становилось все интереснее. - А почему именно ему?
– Он мой жених, - очаровательно сощурилась Нарве.
– А! - поскучнел я.
– Чего нос повесил? - весело спросила эльфийка. - Это еще неизвестно, кто с кем в конце концов останется, - и добавила со злостью: - По мне, так пусть этот чокнутый эльф остается со своими зверушками!
– Он же твой жених, - изумился я.
– Ну и что? - равнодушно покачала головой Нарве. - У всех нас с младенчества есть жених или невеста… Это обряд. Считалось издревле, что смерть ищет неприкаянных. А покуда у эльфа есть обязательства, он защищен. Вот родители и стремятся помолвить только что рожденных детей. Примета глупая, но мало ли что…
– И правда, глупая, - фыркнул я. - У дроу нет таких дурацких обычаев. Наша судьба в руках нас самих.
– Как и вообще обычаев, - завелась Нарве. - Вот поэтому наша цель - Свет! А ваша участь - Тьма.
– А что есть Свет? Очередное порождение Тьмы и только, - поддел я вспыльчивую девушку.
Нарве сверкнула зелеными глазами и коснулась струн:
– Не осуждаю я тебя; кто знает, может ты и прав. Но мне назначен Путь другой до истеченья жизни дней, - пропела она мягким низким голосом.
Я ухмыльнулся и подхватил из рук её инструмент. Ничего, на нашу митолу похож, только струн меньше… А, меньше, не больше! Поудобней устроившись на гладком бревнышке, я пропел:
– Путь свой мы выбираем сами,
И к достижению идем.
Но кто подскажет, что потом:
Свет или может, Тьму восславим?
Не так просты и свет и тень,
И разны и всегда едины.
И бархат Тьмы неповторимый
Лишь подчеркнет пресветлый день!
Нарве с горящим взором почти силой вырвала у меня инструмент. Войдя в азарт, девушка не заметила, что одна струна порвалась, издав предсмертный крик на высокой ноте…
– Ты говоришь, что День и Ночь едины,
И что прозренья в этом Мире нет…
Что ж… возражений нет отныне.
Но я молю послать мне Свет…
Тот Свет к которому тянусь,
И в то, что верю; что люблю,
И вот теперь тебе я поклянусь,
И помни исповедь мою.
Я верю, что несу добро я,
Что в понимании моем -
Не причини другому горя.
Не затаи вражды в другом.
Но есть и Зло на Свете этом,
Что сеют мрачные глупцы.
Да и навек мне есть заветом.
Их мраку подвести концы.
Вглядись теперь, о Путник, в небо!
Ты видишь Солнца ясный луч,
Что пролегает меж туманом,
Что, словно зверь игрив, живуч?
И рассуди, неужто променяешь
Ты Дня могучий дивный Дар?
Неужто ты благословляешь
В ночи играющий пожар?
Я усмехнулся: девушка фанатка своей веры. Именно на зацикленности светлых, противостоянии их всему миру и основан великий раскол древнейшей расы. Спровоцировав других, просто сказать - оттянув одеяло на себя, светлые добились разделения. И те, кто, по мнению таких вот фанатиков, не возводил Свет в ранг единственно верной и главной силы, стали безжалостно уничтожаться. Конечно, в расколе виновны не только светлые, добавили все по чуть-чуть. Просто с них началось: древняя магия раскололась на четыре составляющие: Свет, Тьма, Ненависть, Любовь. И как соединяющая эти силы раса равновесия - раса дручий. В размышлениях я машинально принял уже добровольно протянутый инструмент и перебирал струны:
– А стоит ли искать так рьяно
Тот свет, что в ближнем есть любом
И страсть оставив на потом
Принять и Тьму и Свет во здраво
И не делить весь мир ровно
Ведь света нет без мягкой тени
Не уподобиться стремленью
Кромсать тьмы нежное сукно
Ведь зло не в тьме, а черствых душах
С веками видится оно
Борьбы достойно лишь одно
Преданья старины послушай
Любовь растить, объединять
И Свет и Тьму во славу мира
Свои искать ориентиры
И лед сердец воспламенять.
Нарве переместилась с неудобного бревна на мягкую землю и смотрела на меня снизу вверх, забавно подперев кулачком подбородок. Когда я закончил, девушка кивнула мне, чтоб я аккомпанировал, и запела:
– Век наш серебряный - Лучник на белом коне
Горнее небо, город в жемчужном огне
Белые псы - как стрелы в полете:
Время начаться зимней охоте
Льдистая сталь - наши души чисты и светлы
Это Закон: алмазное жало стрелы…
Только где же Любовь?
Медный наш век - козырная трефовая масть,
Всадник багряный, имя которому - Власть.
Золотоглазым призраком - ястреб,
Крылья раздора: дели же и властвуй.
Дом, разделившись в основе своей - обречен:
Польза границы огненным чертит мечом.
Только - где же Любовь?
Век оловянный - Всадник скрывает лицо:
Вместо меча и щита - клеветы колесо.
Свите не-живших - душа на съеденье,
Истинность крови - елеем прощенья
Вот подаянье, где милости нет и на грош:
Белый твой хлеб, имя которому - Ложь.
Только - где же Любовь?
Век наш железный - Всадник Последней Луны,
Мера в руке его, конь и доспехи - черны.
Черные волки мчатся по следу:
Что пораженье и что им победа,
Что им слова, благочестия ложного хлам?
Всадник-Возмездие судит тебя по делам.
Взвешено, смерено - призрачной тенью
Следом приходит немое забвенье:
Век расшатался, лопнула тонкая нить -
Нечего, незачем, некому соединить,
Ибо - где же Любовь…
Девушка замолчала и вдруг улыбнулась: искренне, тепло. Я наклонился к лицу Нарве…
– Гром! - окрик заставил вздрогнуть нас обоих.
– Элмор? - эльфийка пригладила волосы. - Вот и женишок пожаловал! Где потерял свой зверинец?
Эльф, намеренно не обращая внимания на испортившееся настроение девушки, обратился ко мне:
– Гром, ну где тебя носит! Мы тебя по всей столице ищем! Ты пропал во время перемещения, и мы боялись, что от твоей тушки осталось только воспоминание… ну, может, еще мокрое пятнышко.
– Мы закончим нашу дуэль попозже, - я наклонился к руке эльфийки и коснулся губами тонких пальцев. Потом повернулся к хмурому эльфу: - Пошли, коль надо…
– Эй, дроу, - окликнула меня Нарве. - Хочешь продолжить дуэль - готовь мечи. Хватит слов, пора переходить к делу!
