Ознакомительная версия.
Волчанов подозвал стоявшего у голубой елочки красноармейца, приказал ему проводить народного контролера к товарищу Калинину, а потом на прощание так стиснул ладонь Добрынина, что у того искорки перед глазами забегали.
— Давай, Павел, не забывай наших! — говорил он искренне. — До встречи!
— До встречи! — сказал в ответ народный контролер, и пошли они вместе с красноармейцем по ровненькому, как небо, кремлевскому булыжнику.
В длинном и широком коридоре стоял настоящий вокзальный гул. Какие-то люди толпились как раз у дверей кабинета товарища Калинина. Добрынин в растерянности остановился — показалось ему, что если товарищ Калинин так занят, то вряд ли им удастся сегодня встретиться. Однако красноармеец, веснушчатый молодой парень, озорно посмотрел в глаза народному контролеру и, подмигнув, совсем уж не повоенному сказал: «А, прорвемся», и двинул решительным шагом вперед.
Подойдя к толпе и «прорубив» в ней проход для Добрынина, красноармеец остановился в самом дверном проеме. За его спиной остановился и народный контролер. Рядом какие-то люди, оказавшиеся журналистами, щелкали фотоаппаратами. Фотографировали они товарища Калинина и двух врачей в белых халатах, бравших у товарища Калинина кровь.
— Ну-ну! — приговаривала одна из врачей, массируя правую руку хозяина кабинета. — Ну постарайтесь, еще чуть-чуть, неудобно все-таки, вы же пример для страны показываете!
Врачиха, наверно, думала, что говорит шепотом, но ее низкий голос разносился по всему кабинету и, конечно, долетал и до журналистов.
Калинин выглядел растерянно. И вдруг он встретился взглядом с народным контролером и «уцепился» за этот взгляд, как за спасательный круг. Улыбнулся Добрынину улыбкой уставшего, больного человека. Кивнул на врачиху, потом на помогавшего ей то ли врача, то ли фельдшера. И понял Добрынин этот кивок. Легко было понять, ведь ясно было, что Калинин хочет сказать: «Видишь, как меня, а?!» И Добрынин сочувственно кивнул в ответ.
Наконец врачиха выдернула иглу с какой-то трубочкой из вены. Вставила туда тряпочку или бинтик и с силой согнула руку Калинина в локте.
Еще несколько раз щелкнули фотоаппараты. Люди в белом, неся в руках большую бутылку с кровью, вышли из кабинета.
Калинин поманил Добрынина левой рукой, мол, заходи. Народный контролер закрыл за собою дверь, послушал удалявшийся по коридору топот ног, потом подошел к столику для посетителей. Уселся, дружественно глядя в глаза хозяину кабинета.
— Видишь, так и работаю! — сказал Добрынину товарищ Калинин, кивая на свою согнутую в локте правую руку. — А что делать?! Это ведь действительно — только силой примера можно чего-то добиться. Ну как там у тебя? У Волчанова был?
Добрынин кивнул.
— Хороший человек Волчанов, — проговорил Калинин. — Вот только поесть вкусно любит. Но это еще старая дореволюционная привычка. Чаю хочешь?
Народному контролеру чая больше не хотелось, но и обижать товарища Калинина отказом тоже желания не было. Однако хозяин кабинета был человеком проницательным и сам все понял.
— Что, там чаю перепил? — спросил он.
— Да, — признался народный контролер.
— Ну ладно, тогда давай дело обговорим. В общем, выражаю тебе благодарность за труд, — товарищ Калинин полез в ящик стола и, вытащив оттуда револьвер, положил его на стол. — Вот, именной у тебя будет!
Добрынин встал растерянно. Хотел сказать спасибо, но это слово звучало недостаточно торжественно для такого момента.
— Сиди, сиди! — замахал левой рукой хозяин кабинета. — Это еще не все. Вот тебе два новых мандата. Один твой — теперь ты имеешь право производить не только проверку, но и следствие, а кроме того можешь наказывать виновных вплоть до расстрела. Родина тебе полностью доверяет. А второй мандат — твоему помощнику Дмитрию Ивановичу Ваплахову, который теперь может делать то же самое, но только под твоим руководством. Ну как, доволен?
У Добрынина не было слов, чтобы описать свое счастье. Но по широченной улыбке, занявшей почти все лицо народного контролера, понял товарищ Калинин, что тот безмерно счастлив и благодарен и теперь будет еще больше предан Родине, чем когда-либо раньше.
— И знаешь, что еще, — Калинин стал вдруг серьезным. — Есть у меня к тебе просьба, или даже приказ… Тут сейчас врагов много, в Москве. Я вот только хотел сегодня утром сходить в тот магазин, что ты говорил, ну где печенье «На посту» продается. Думал, прогуляюсь, куплю пару пачек и назад в Кремль. А тут мне сводку новостей приносят, и среди них — злодейское убийство орденоносца Подбельского и где — прямо на Красной площади. Чекисты с ног сбились — так и не нашли, откуда стреляли. Матерый враг стрелял. Пуля прошла навылет, пробив орден Ленина прямо в месте головы вождя! Я думаю, тебе надо назад лететь! Мы не можем рисковать такими людьми, подставлять их под пули врагов!..
Говоря это, Калинин разнервничался. Видно, действительно сильно переживал за Добрынина. Даже забыл о согнутом локте, стал жестикулировать, и по его правой руке сбежала вниз капелька алой крови. Он заметил ее, растер по коже ладонью левой руки, а потом просто опустил закатанные рукава зеленой суконной рубашки. Теперь хоть ручьем польется, а никто этого не увидит!
— Хорошо, — закивал народный контролер. — Я сегодня же…
— Да зачем сегодня? Уже вечер! Утром машина за тобой придет, а эту ночь хоть отоспись, отдохни хорошенько. Там Мария Игнатьевна тебя, небось, пригреет!
— и товарищ Калинин подмигнул. — Да, чуть не забыл. У твоих в Крошкино все в порядке. Только собака сдохла. Но я распорядился, чтобы твоей жене другую доставили, породистую, отсюда, из кремлевского собаководческого хозяйства.
«Митька умер», — скорбно подумал Добрынин, и настроение его, так высоко поднятое наградами и сердечным обращением Калинина, рухнуло вниз и разбилось вдребезги. Сразу и взгляд его потускнел, и руки задрожали.
— Ну-ну, — успокаивал народного контролера товарищ Калинин. — Не надо. Ты же русский человек! Перестань!
Павел утер с глаз набрякшие там слезы, не дав им скатиться. Кивнул Калинину в знак того, что он уже успокаивается. Поднялся из-за приставного столика.
— Знаешь что, Саныч, — бодрым голосом обратился товарищ Калинин. — Я ведь тебя послушался. Насчет переименования моей фамилии. Дал согласие, так что с послезавтра называй меня — товарищ Тверин!
Хоть и было трудно, но Добрынин все-таки выдавил из себя приветливую улыбку.
И вдруг до его ушей из коридора явно донеслось цоканье копыт. Звук этот был так неожиданен, что мигом повернул голову Добрынин сначала на дверь, ведущую в коридор, потом на товарища Калинина.
— А-а! — махнул рукой хозяин кабинета. — Не обращай внимания! Это маршал Луганский на перекур выехал. На любимом коне. Что поделать, он это право честно заслужил. Ну добро, до встречи!
Добрынин пожал правую руку Калинина и тут же почувствовал, как ему на запястье что-то капнуло. Бросил взгляд — кровь!
— Вы о себе заботьтесь! — сказал он на прощанье товарищу Калинину. — Я теперь знаю, как вам приходится… мне Волчанов рассказал…
— Да-а-а… — протянул с тяжелым вздохом хозяин кабинета. — Ну давай! Удачи!
Выйдя в коридор, народный контролер увидел круп лошади, медленно «въехавший» в какой-то кабинет. В коридоре витал знакомый с детства запах. Вокруг никого не было, но как выйти из этого здания, Добрынин уже знал. И пошел он по коридору к лестнице. По дороге чуть не вступил в лошадиную лепешку. Остановился на мгновение, откинул ее сапогом под стенку. Пошел дальше.
Запах лошади, заполнивший кремлевский коридор, вернул ощущение детства, и тут же из более недавнего прошлого долетел лай Митьки, любимого пса. И стало на душе тоскливо и пусто, но знал народный контролер, что все эти чувства временные и что поддаваться им нельзя. Надо было их перебороть и заставить себя чувствовать что-то хорошее, и думать только о чем-то хорошем, о будущем, об отечественной науке, о хороших людях, заполнивших родную страну, о людях, из которых, по словам поэта, можно делать самые крепкие в мире гвозди.
Морской воздух взбудоражил Марка, как только он вышел на балкон. Благодать! Черное море прямо под ногами — только спустись с третьего этажа, и сколько там минут по дорожке вниз — пять или семь…
Вот наконец и первый за три года отпуск. И где?! Во всесоюзной здравнице!
Внизу, под балконом, стояло несколько отдыхающих. Все одеты в белое. И кожа у них белая — такие же вновь прибывшие, как и он.
А пальмы?! А кипарисы?!
Вот если б можно было остаться здесь навсегда. Пусть хоть массовикомзатейником, хоть кем! И не обязательно в доме отдыха «Украина». Можно и в какомнибудь захудалом санатории…
Вернувшись в небольшой уютный номер, Марк разобрал свой чемодан, развесил одежду на плечиках в шкафу. Налил воды в поилку клетки. Потом положил Кузьме печенье и несколько уже давненько завалявшихся в чемодане арахисовых орехов.
Ознакомительная версия.
