— Парня с большим светящимся мечом! — ответил лейтенант. — Такого трудно не заметить…
До переулка Потерянной Добродетели путь был неблизкий, и Торопливые преодолели множество улиц, площадей и просто проемов между домами. С определенного момента Ргову стало казаться, что за ними идет еще кто-то. Прислушиваясь, он улавливал некий топочущий звук, такой частый, словно преследователь имел не одну пару ног, а куда больше.
— Сержант, что ты все время оглядываешься? — спросил Лахов дрожащим (от вечерней прохлады, разумеется) голосом.
— Да мне кажется, что там кто-то есть, — ответил Ргов жалобно. — Так и пялится в спину, подлюка! Может повернем, проверим?
«А за подлюку ты мне ответишь!» — подумал затаившийся во мраке козел Сигизмунд, чей путь неожиданно пересекся с маршрутом Торопливых.
— Э, не стоит, — лейтенанта наполняла решимость не связываться с чем-то, прячущимся в темноте. — А то можем не успеть поймать преступника! Но ты гляди в оба, сержант!
«Интересно, чем? — подумал Васис. — Затылком, что ли?» Чуткие его уши опять уловили перестук за спиной.
В любом уважающем себя районе, причисляемом к почтенному, хотя и несколько грязноватому семейству трущоб, есть то, что обычно называют притонами. Это расположенные в подвальных помещениях забегаловки, где собираются только свои, а чужак вызывает такое же внимание, как утонувший корабль на дне морском.
Пристальное, но недолгое.
В Норах имелось множество притонов, но главным из них считалось расположенное на Пустопорожней улице заведение, носящее скромное название «Пельменная» (тем более загадочное, что пельменей тут не подают). Это был не просто притон, а притон в квадрате, и его тусклые огни, отражающиеся в темных водах реки Ква-Ква, притягивали к себе преступных элементов сильнее, чем лампа — ночных мотыльков.
Вечера там проходили бурно, с кровавым мордобоем и женским визгом. В чадном полумраке периодически сверкали ножи, а в особо удачные ночи из «Пельменной» выносили по несколько тел. Чтобы предать их неторопливым речным волнам.
В этот вечер (вечер в понимании обитателей Нор — где-то с полуночи и до рассвета, дальше наступает ночь) в «Пельменной» было удивительно тихо. Заглянувший внутрь случайный прохожий (явление, вероятностью приближающееся к тому, что орхидея вырастет на Северном полюсе) увидел бы взгромоздившегося на бочку оратора и собравшуюся вокруг него толпу.
— Айда, братва! — размахивал волосатыми ручищами медвежатник по прозвищу Топтыгин. — Чтобы какой-то лох нами помыкал? Зуб даю, что мы его отловим и трепку зададим!
— Ага! Вперед! Мочи козлов! — нестройно загудела толпа, представляющая собой отличную выставку того, что называют преступными элементами. Тут имелись грабители, воры и убийцы, изготовители липовых документов и фальшивых денег, ловкие карманники и виртуозные шулера.
Чем-то это все напоминало сборище змей в брачный период.
В первую очередь — исходящей от них опасностью
— Нет светящимся мечам! — налитые кровью глазки Топтыгина свирепо посверкивали, а кулак размером с подушку был плотно сжат. — Поймаем этого Убийственного Сапога и открутим его голову!
— А разве у сапог есть головы? — робко спросил вор, известный как Веревочный Билл. Прозвание он получил за умение ловко управляться с веревками и окнами в верхних этажах богатых домов. После визита Билла хозяева обычно вставляли в них решетки (если оставалось, на что).
— Ну, открутим чего-нибудь другое! — выкрутился Топтыгин. — Что-нибудь, что можно открутить, найдется у каждого… Крови!.
— Крови! — взревела в едином порыве преступная общественность, и лезвия десятков обнажившихся ножей одновременно поймали багровый отблеск висящего на стене факела.
Входная дверь «Пельменной» тихонько скрипнула.
— Не меня ли вы ищете? — донесся от нее молодой и лишь немножко дрожащий голос.
Лица, на которых можно было найти следы всех известных (и парочки неизвестных) пороков, дружно повернулись к вошедшему. Топтыгин выпучился так, словно ему в определенное место воткнули затычку.
На площадке около двери стояло нечто, имеющее человеческую форму и размеры. Узнать подробности мешало странное, похожее на кожаный панцирь одеяние, покрывающее существо целиком. Скрыто было даже лицо, на которо темнели прорези для глаз. На поясе явления висел какой-то предмет, более всего похожий на втиснутый в футляр для зонтика меч.
— Ты кто? — спросил Веревочный Билл, отличающийся, помимо упомянутой ловкости, полным отсутствием мозгов. — Этот, Смертоносный Сандалий?
— Я — страх, летящий на крыльях судьбы! — величаво возвестили из недр панциря. — Я — лиса в вашем курятнике, моль в вашем шкафу и жук-долгоносик на вашей яблоне! Я — Убийственный Башмак!
— Гаси его, ребята! — выкрикнул Топтыгин. — Век воли не видать! Падлой буду!
Воры, грабители и убийцы, благородные любители нападать гуртом, дружно ринулись на чужака. Наиболее эмоциональные кровожадно завывали, прочие обходились яростным пыхтением.
Вопреки опасениям, Убийственный Башмак не бросился бежать. Предмет, похожий на меч, на самом деле оказался мечом. Самый быстроногий вор еще успел удивиться странному, полупрозрачному лезвию, и тут же получи удар в живот.
Самый обычный, не полупрозрачный.
Бульк Он, который долго плутал, прежде чем отыскал «Пельменную», ринулся в бой с неожиданным пылом. Никто из видевших его ранее, с шилом и дратвой в руках, ни за что бы не заподозрил, что в тощем белобрысом юнце скрыт темперамент берсерка.
Первого врага он ударил сам, потом клинок бешено задергался в руке, точно пойманная рыба, и мир потонул в ослепительной янтарной вспышке. Бульк Он как разумное существо перестал существовать, превратившись в приспособление для поддержания меча.
А наседающие на чужака в странном костюме преступники дружно отшатнулись — в прорезях для глаз зажглось яростное золотое пламя. Очень похожее на то, что пылало на рукояти смертносного меча.
— Бей его! Режь! — крики звучали крайне неубедительно, а клинок в руках ученика сапожника одину за другой заставлял замолкать глотки, из которых эти крики исходили.
Ножи и численное превосходство оказались слабы против волшебного оружия.
— Ничего личного, парень! — истово прохрипел Топтыгин, поняв вдруг, что из приятелей он один остался на ногах, а Убийственный Башмак вновь заносит страшное оружие. — Я обещаю исправиться!
Меч рухнул, и одним медвежатником в Ква-Ква стало меньше.
Хозяин «Пельменной», все время схватки проведший за стойкой, точнее — под ней, по наступившей тишине понял, что схватка закончилась. Собрав в кулак всю имеющуюся в наличии смелость, он осторожно выглянул.
Чтобы уткнуться взглядом в желтые, будто яичные желтки, глаза.
— Ой, — сказал хозяин, — я, пожалуй, пойду…
Но чужак уже не слушал его. Двигаясь как-то странно, словно меч волочил его за собой, он принялся один за другим разрубать столы. Те с хрустом разлетались на куски, в стороны летели щепки.
— Эй! — душа хозяина как собственника взыграла. — Ты что делаешь, гад? Стража! Стража!
Кричать так на Пустопорожней улице было так же глупо, как требовать молока от быка, и тем удивительнее оказалось то, что дверь «Пельменной» отворилась, и в нее вошли самые настоящие стражники.
Сраженный обилием впечатлений, хозяин заведения издал такой звук, какой обычно производит ванна, из которой вынимают затычку, и с грохотом рухнул в обморок.
— Кто тут шумит? — грозно и одновременно боязливо спросил сержант Калис, и тут взгляд его уперся в странную темную фигуру, которая продолжала невозмутимо рубить столы. — Глянь, лейтенант, это не наш ли клиент?
Командир специального дозора, после долгих блужданий и одной встречи с черной кошкой, едва не закончившейся коллективным инфарктом, добравшегося до Пустопорожней улицы, робко заглянул в дверь.
— Похоже, что наш, — вздохнул он, после некоторой внутренней борьбы признав, что удрать сейчас будет неблагоразумно. — А что это там на полу?
— Трупы, — отрапортовал Калис. — Ну так что, берем его?
— Да, — в мозгу Лахова зародилось подозрение, что троих стражников будет мало, чтобы захватить человека, который в одиночку лишил жизни всех посетителей «Пельменной».
Но отменять приказ было поздно.
— Стоять! Руки за голову! — Калис отработанным движением извлек из-под плаща два арбалета. — Это Торопливые! Вы арестованы…
Темная фигура повернулась, и тонкие лучики золотого света, исходящие из ее глаз, нашли скорчившиеся в дверном проеме фигуры стражников.
— Стреляй! — истерично выкрикнул Лахов. Арбалеты щелкнули почти одновременно. Короткие и толстые стрелы отправились в полет.
В полутьме зала сверкнуло что-то, похожее на ледяную молнию. На пол с сухим треском упали четырех палочки, годные разве для того, чтобы ковырять в ухе.
