В полутьме зала сверкнуло что-то, похожее на ледяную молнию. На пол с сухим треском упали четырех палочки, годные разве для того, чтобы ковырять в ухе.
— Что там? Что? — за спиной Лахова сопел и нетерпеливо топтался Ргов, которому ничего не было видно.
— Кажется, в таких случаях надо кричать, — задумчиво проговорил Калис, глядя на темную фигуру, которая, с хрустом ступая по остаткам столов, с неотвратимостью айсберга приближалась к стражникам.
— Что именно? — не понял лейтенант.
— Бежим!!!
Затаившийся у стены «Пельменной» Сигизмунд с удивлением смотрел, как Торопливые вылетели из дверей заведения, словно три пробки от шампанского, и со всех ног помчались вдоль берега реки, вопя что-то нечленораздельное.
— Теперь я понимаю, почему их называют торопливыми, — прошептал козел уважительно.
Бульк очнулся на том же месте, где и потерял сознание. Меч все так же болтался в руке, но по некоторым признакам можно было заключить, что им недавно размахивали. В число признаков входили устилающие пол трупы и обломки досок, недавно бывшие столами.
— И это все сделал я? — недоуменно спросил ученик сапожника, и посмотрел на меч. Тот тоже словно посмотрел на него.
Не выдержав этого взгляда, Бульк запихал клинок в импровизированные ножны (заботливая вероятность реализовала шанс того, что они не будут нигде прорваны или даже порезаны), и вышел на улицу.
Пахнущий отбросами влажный ветер овеял лицо и позволил немного прийти в себя.
— Ну да, я герой, — не очень уверенно пробормотал Бульк, которому вид побоища доставил мало эстетического удовольствия, — а герой и должен убивать всяких злодеев.
Картинки с продолжениями в этом смысле всегда высказывались однозначно. Злодеи гибли от рук героя просто пачками, даже упаковками. Вот только в картинках почему-то никогда не показывались трупы отрицательных персонажей, которые, как выяснилось, ничем не отличаются от трупов обычных людей.
Это стало для Булька неприятным открытием.
Слегка пошатываясь от избытка чувств и накатившей усталости, он зашагал по Пустопорожней улице. За его спиной, стараясь потише цокать копытами, крался Сигизмунд.
Козлы не лучшим образом приспособлены для того, чтобы красться, почти так же плохо, как и для ползания. Любой более-менее внимательный наблюдатель заметил бы слежку через пять минут. Но Бульк был погружен в себя. Повесив голову, он свернул на улицу Каменных Колец, и зашагал к границе Нор.
Сигизмунд следовал за ним бородатой и рогатой тенью.
Улица Каменных Колец — одна из самых длинных в городе. Не прерываясь, она тянется от реки и до самых границ Ква-Ква, теряясь между домишек и огородов левой окраины. Среди обитающих в ее окрестностях людей можно встретить кого угодно, от попрошаек до профессиональных убийц, берущих заказы не менее, чем на короля.
Где-то между этими двумя категориями остановилась мисс Барпл, пожилая леди, из тех, что беззаветно любят животных, и при этом обычно отравляют жизнь окружающим людям. Они подкармливают всю бродячую живность в округе, выставляя у двери воняющие миски с позавчерашней едой. Соседям не дают заснуть кошачьи вопли под окном, во все щели лезет запах псины, а выйдя из дома, они рискуют поскользнуться на искусно выложенных кучках, показывающих, что их производители питаются довольно неплохо.
На возмущение пожилые леди подобного типа, обладающие обычно наивностью и добротой голодного тигра, реагируют одним-единственным убийственным доводом: «Вы что! Это же бедные кошечки (собачки — нужное подчеркнуть)! Они же живут на улице и так страдают!»
Мисс Барпл была куда безобиднее. Она мирно зарабатывала на жизнь, обучая шитью юных дам, готовящихся к замужеству, а дома держала всего пятнадцать собак. Все они были воспитаны ужасающе строго, то есть не бросались на людей и не гавкали, завидев нечто движущееся. Но все равно, учитывая их количество, выгуливать «бедных песиков», самый маленький из которых размером превосходил пони, приходилось ночью.
Днем от них почему-то шарахались прохожие. Некоторые забирались на деревья, другие падали в обморок, третьим же, самым нервным, приходилось срочно менять штаны.
В эту ночь мисс Барпл, как обычно, вывела свою свору на улицу.
— Шарик, не грызи домик! Бобик, фу, это очень старая косточка! — нежно ворковала она, ведя питомцев от одного дома к другому. Те метили углы, обнюхивали все подряд и радовались жизни.
На прошмыгнувшего мимо Булька собаки не обратили внимания. Их хозяйка его просто не заметила из-за слабости зрения. Зато когда носов «бедных песиков» коснулся мощный козлиный аромат, смешанный с запахом хвои, псы недоуменно остановились.
С подобным им еще сталкиваться не приходилось.
Признанный вожак своры, огромный мастиф, способный обратить в бегство медведя, мощно втянул носом воздух, и в душе его проснулись давно забытые охотничьи инстинкты.
С бешеным лаем он ринулся вперед. Прочие псы поддержали вожака. Как мисс Барпл удалось удержать в руках пятнадцать поводков, не скажет никто. Но правдой было то, что пожилая леди, истошно визжа, волочилась за собаками, точно эскимос, потерявший нарты, и из-под ее ног, бодро скользивших по булыжникам мостовой (возблагодарим же кваквакскую грязь!) вылетали длинные искры.
— Вот черт, — сказал Сигизмунд, глядя на приближающуюся к нему стаю. — Пожалуй, пора мне тоже записаться в Торопливые!
Развернувшись, он задал стрекача. О скрытности пришлось забыть, и к лаю с визгом добавился еще и топот четырех полновесных копыт. Поскольку собаки отставать не собирались, то получился отличный тест на крепость сна для обитателей улицы Каменных Колец, потом улицы Лягушек, потом площади Третьего Дня…
Короче говоря, половине Ква-Ква суждено было в эту ночь страдать бессонницей.
Вид у Игга Мухомора, Магучего Единственного Ночальника Торопливых, был такой, что догадливым подчиненным ничего не оставалось, как самолично наложить на себя взыскание и сесть под домашний арест. Лысина его покраснела, сделав голову обладателя похожей на большую редиску, а вылетающие изо рта брызги слюны почти кипели.
— Что… что это такое, я вас спрашиваю? — завопил он, едва лейтенант Лахов переступил порог. — Как это называется?
— Не могу знать! — преданно поедая глазами начальство, ответил лейтенант.
— Очень жаль! — поедание МЕНТу не понравилось, что, в общем-то, неудивительно. — По городу шляется убийца с магическим ножиком, а он не знает? А кто тогда знает?
Лахову очень хотелось повторить первоначальный ответ, но он приложил героическое усилие и промолчал, понимая, что любой вырвавшийся из горла звук будет проинтерпретирован самым неблагоприятным для него образом.
— Толпа бездельников! — продолжал орать Мухомор, и слюни летели во все стороны. — Чем только вы занимаетесь? Напиваетесь в трактирах и пристаете к женщинам!
— Вы предпочли бы, чтобы мы приставали к мужчинам? — пробормотал Лахов, но так тихо, что МЕНТ его не услышал.
— Толку от вас меньше, чем от пьяного попрошайки! — сделал нелестное для подчиненных заключение начальник стражи, и полез в карман за платком — протирать вспотевшую лысину.
Судя по этому признаку, критическая стадия гнева оказалась пройдена и с Мухомором можно было вновь общаться по-человечески.
— Вчера мы предприняли попытку задержания вышеозначенного убийцы, — сообщил Лахов.
— Результат?
— Травмы личного состава: подвернутая нога сержанта Ргова и растяжение у сержанта Калиса, — отрапортовал лейтенант, умолчав о том, что повреждения они получили во время бегства.
— Поймать вы его, конечно же, не смогли? — утерев лысину, Мухомор громогласно высморкался и спрятал платок в карман. — Да вы и супоросую свинью не поймаете, разве что случайно…
— Так меч магический, — вздохнул Лахов, не спеша говорить о том, что меч похищен с университетской выставки. — Как против него устоять?
— Тоже мне — магический! — МЕНТ, до сего момента прыгавший по кабинету ополоумевшим зайцем, уселся за стол. — Обратитесь за помощью к специалистам, лучше прямо к ректору…
Лейтенант загрустил. Воспоминания, связанные у него с Магическим Университетом, не были особенно приятными, и ассоциировались в основном со словами «позор» и «провал».
— Э… — начал было он.
— Ничего не желаю слушать! — почуяв неуверенность подчиненного, начальник стражи прервал его. — Не можете справиться сами — идите к магам! Если через семь дней дело не будет закрыто, то я лично доложу мэру о нерадивости некоторых стражников. Понятно?
— Так точно, — Лахов гулко сглотнул. — Будет исполнено!
Мэр не любил нерадивых служащих. Нелюбовь свою он проявлял довольно оригинальным способом. Каким именно, никто точно не знал, но стражников или чиновников, объявленных нерадивыми, никто больше не видел.
