– Ты когда-нибудь что-нибудь здесь покупал? – спросил Лава.
– Нет… насколько я помню, – ответил Золто.
– Закрыто, – сказал Лава.
Золто забарабанил в дверь. Послышались шаркающие шаги, дверь скрипнула, и в щели показалось худая старческая мордочка.
– Э-э, госпожа, мы хотели бы приобрести инструмент, – сказал Дион.
Один глаз и половина рта осмотрели его с головы до ног.
– Ты случаем не эльфис?
– Нет, госпожа.
– Тогда входите.
Лавку освещала пара тускло горящих свечей. Старуха поспешила скрыться за прилавком, откуда принялась внимательно наблюдать за поздними покупателями, пытаясь выявить признаки того, что они хотят зверски убить ее в постели.
Трио медленно двинулось вдоль груд товара. Казалось, ассортимент лавки состоял сплошь из залогов, хранящихся здесь в течение вот уже нескольких веков. Музыканты частенько испытывают недостаток в средствах. Кстати, это является одним из определений настоящего музыканта. Тут были боевые рога. Тут были лютни. Тут были барабаны.
– Ненужный хлам, – едва слышно произнес Дион.
Золто сдул пыль с одной из труб и поднес ее к губам. Раздавшийся звук походил на глас пережаренной фасоли.
– Кажется, внутри лежит дохлая мышь, – сообщил он, заглянув в трубу.
– С ней все было в порядке, пока ты в нее не подул, – проскрипела старуха.
В другом конце лавки со звоном посыпались на пол тарелки.
– Э-э, прошу прощения, – сказал Лава.
Золто открыл крышку инструмента, абсолютно незнакомого Диону. Под крышкой оказался ряд клавиш. Золто пробежался по ним короткими пальцами, издав серию печальных, едва слышных звуков.
– Что это? – шепотом спросил Дион.
– Клавесин, – ответил гном.
– Нам может пригодиться?
– Вряд ли.
Дион выпрямился. Ему показалось, что за ним кто-то следит. Старуха, разумеется, не спускала с них глаз, но чувствовалось что-то еще…
– Бесполезно, – громко сказал он. – Ничего здесь нет.
– Эй, что это было? – воскликнул Золто.
– Я сказал, что…
– Я что-то слышал.
– Что?
– Вот и сейчас, снова!
За их спинами что-то затрещало, раздалась серия глухих ударов. Это Лава, достав контрабас из-под груды пюпитров, попытался сыграть на нем какую-то мелодию.
– Всякий раз, когда ты говоришь, раздается какой-то странный звук, – сообщил Золто. – Ну-ка, скажи что-нибудь.
Дион замялся, как замялся бы любой другой человек, который всю жизнь разговаривал себе и вдруг услышал: «Ну-ка, скажи что-нибудь».
– Дион? – сказал он.
Вум-вум-вум.
– Это доносится…
Уа-уа-уа.
Золто отбросил в сторону пачку древних нот. За ней оказалось кладбище музыкальных инструментов: барабан без кожи, ланкрские волынки без труб и один маракас, предназначенный, вероятно, для продвинутого в области дзена танцора фламенко.
И что-то еще.
Гном вытащил инструмент из груды хлама. Он отдаленно напоминал гитару, вырубленную из музыка куска старого дерева тупым каменным зубилом. Несмотря на то что гномы, как правило, не играют на струнных инструментах, Золто знал, как выглядит гитара. Предполагается, что она должна быть похожа на женщину, если, конечно, ваш идеал – это женщина, у которой нет ног, зато есть длинная шея и много ушей.
– Дион? – позвал он.
– Да?
Вауауаум.
Звук напоминал натужный скрежет пилы, работающей на износ. У инструмента было двенадцать струн, но корпус был цельным, а не полым, он скорее служил просто рамой, на которую натянули струны.
– Она резонирует в ответ на звуки, – сказал Золто.
– Но…
Ваум-уа.
Золто прижал струны ладонью и подозвал к себе друзей.
– Мы находимся совсем рядом с Университетом, – прошептал он. – Волшебство просачивается наружу. Общеизвестный факт. Может, ее заложил какой-нибудь волшебник? Но дареной крысе в зубы не смотрят. Ты умеешь играть на гитаре?
Дион побледнел.
– Ты имеешь в виду… какие-нибудь народные мотивы?
Он взял инструмент в руки. Народная музыка в Лламедосе не приветствовалась, а всякие народные песенки безжалостно искоренялись. Считалось, что мужчина, наткнувшийся чудесным майским утром на прекрасную деву, должен действовать так, как посчитает нужным, и нет никакой нужды подробно описывать его действия. К гитарам в Лламедосе относились неодобрительно, считая игру на них слишком… легкой.
Дион тронул струны. Они издали звук, абсолютно не похожий на слышанные им прежде; казалось, он исчезал в грудах старых инструментов, прятался там некоторое время, порождая странное эхо, – и возвращался, обогащенный дополнительными гармониками. По спине юноши пробежали неприятные мурашки. Но… чтобы стать пусть даже самым плохим музыкантом в мире, все равно нужен какой-нибудь инструмент.
– Ну что, решили? – спросил Золто.
Он повернулся к старухе.
– И это называется музыкальный инструмент? А где вторая половина?
– Золто, я… – начал было Дион.
Струны задрожали под его ладонью. Старуха посмотрела на странную гитару.
– Десять долларов, – сказала она.
– Десять долларов? Десять долларов?! – воскликнул Золто. – Да эта рухлядь двух монет не стоит!
– Верно, – согласилась старуха. – Двух монет она точно не стоит.
Хозяйка лавки даже немного повеселела, правда как-то гнусно, словно ей не терпелось вступить в бой, который будет вестись не на жизнь, а на смерть.
– Это же седая древность, – продолжал Золто.
– Антиквариат.
– Эй, госпожа, да ты звук послушай! На что это похоже?
– Очень сочный звук. Такую работу сейчас днем с огнем не сыщешь.
– Это потому, что дураков не осталось покупать подобное барахло!
Дион снова взглянул на инструмент. Струны дрожали сами по себе. Они были голубоватыми и казались какими-то размытыми, будто постоянно вибрировали.
Он поднес инструмент к губам и шепнул:
– Дион.
Струны что-то тихо промурлыкали.
Только сейчас он заметил некую странную меловую пометку. Она была почти не видна и ничего особенного собой не представляла. Просто кто-то чиркнул мелом… Как будто вывел цифру «1».
А Золто тем временем развлекался вовсю. Считается, что в области финансовых переговоров лучше гномов никого нет – и остротой ума и нахальством они уступают лишь сухоньким старушкам. Дион попытался сосредоточиться на том, что происходит.
– Хорошо, хорошо, – произнес Золто, – значит, договорились?
– Договорились, – ответила старуха. – Только не надо плевать на ладонь, прежде чем пожать мне руку. Это несколько негигиенично.
Золто повернулся к Диону.
– Вроде все удачно закончилось.
– Послушай, я…
– Двенадцать долларов есть?
– Что?!
– По-моему, я неплохо сторговался, а, как думаешь?
За их спинами что-то рухнуло, и появился Лава с парой тарелок под мышкой, кативший перед собой огромный барабан.
– Я же сказал, у меня совсем нет денег! – прошипел Дион.
– Да, но… все говорят, что у них нет денег. Это разумно. Не будешь же ты ходить повсюду и кричать, что у тебя карманы доверху набиты. Ты имеешь в виду, у тебя действительно нет денег?
– Да!
– Даже двенадцати долларов?
– Да!
Лава бросил барабан, тарелки и пачку нот на прилавок.
– Сколько за все? – спросил он.
– Пятнадцать долларов, – ответила старуха.
Лава тяжело вздохнул и выпрямился. На мгновение его взгляд затуманился, потом тролль резко врезал себе в челюсть. Пошарив пальцем во рту, он достал…
Дион таращился, ничего не понимая.
– Дай-ка посмотреть, – сказал Золто и выхватил из безвольных пальцев Лавы какой-то камешек. – Эй! Да в нем никак не меньше пятидесяти карат!
– Это я не возьму, – твердо заявила старуха. – Брать то, что побывало во рту у тролля?!
– Может, ты и яйца не ешь? – осведомился Золто. – Всем известно, что зубы троллей – чистые алмазы.
Старуха выхватила у него зуб и внимательно рассмотрела камешек при свете свечи.
– Если бы я отнес его на Ничегоподобную улицу, – сказал Золто, – тамошние ювелиры отвалили бы за него монет двести, не меньше.
– А здесь он стоит пятнадцать долларов, – парировала старуха.
Алмаз бесследно исчез где-то в складках ее одежды, и она широко улыбнулась.
– Вообще не надо было ей платить. Забрали бы все и ушли. И почему мы так не сделали? – горько спросил Золто, когда они вышли на улицу.
– Потому что она бедная, беззащитная старая женщина, – ответил Дион.
– Именно! Именно это я и имел в виду!
Золто посмотрел на Лаву.
– И у тебя полная пасть таких камешков?
– Ага.
– Я должен домовладельцу всего за два месяца…
– Даже не думай, – спокойно произнес тролль.
Позади с треском захлопнулась дверь.
– Эй, выше нос, парни! – воскликнул Золто. – Завтра я найду нам работу. Можете не сомневаться. В этом городе я всех знаю. Нас трое… а это уже группа.
