— Ни в коем разе… сеамни никогда не ошибается, таково ваше свойство, иногда просто мы не понимаем, что было задумано. Помни, мы тебе доверяем.
— Как же ваше имя, гость? — спросила, входя в верхнюю комнату гостевой башни, спешно приведенной в порядок.
— Кэрдан Ромиш, сеамни, — склонился в поклоне мужчина. А в длинной тунике он совсем не плох, хотя вид его и непривычен глазу. Худощавый, кожа того теплого оттенка, что никогда не получится в местных условиях. Типичный рониец, действительно, я не ошиблась. Глаза темно-карие, черты лица резкие, ломаные. Тонкий шрам через левую щеку заставляет губы слегка кривиться в улыбке.
— Старшая сеамни Айна Тьелегрин, — столкнувшись со столь же любопытным взглядом, как и мой, представилась. И откинув с лица покрывало, склонила голову, позволяя разглядеть себя. Таковы наши правила хорошего тона.
Миг странного замешательства гостя от меня не укрылся. У меня вполне типичное округлое лицо, широкие скулы, раскосые узковатые глаза. А вот их цвет… янтарно-золотистый. Это, как и светло-пепельные волосы, передающиеся в нашем роду из поколения в поколение, вызывают кривотолки. Впрочем, когда саеш Тьелегрин был жив, никто не осмеливался поднять голос против нашей нечистой крови. А местные да-авно привыкли.
А теперь, когда отец погиб, все имущество, то есть замок и его обитатели, переходят под опеку единственного родственника мужского пола, дорогого дяди по матери. Который не посмотрит, что мы с сестрой — дети его сестры и поступит так, как велит наш суровый закон. Выгонит из дома… и он действительно имеет на это право. От негодного имущества избавляются. Да… Мы не более чем имущество, и если оно не нужно… Мы — бесполезны, по его мнению. Ибо никто не возьмет нас замуж. Плохая кровь… Слуги и обитатели острова — тоже имущество, но куда более ценное… Хотя немного их. Моя бусина никогда не была богатой.
Говорят, на континенте все иначе. Только как туда добраться, если отберут даже лодку?
Сидящий за столом гость был неспокоен. Сильная слабость помешала продолжить путь немедленно, а долг тянул и дергал за сердце. Как это знакомо. В карих глазах царила лютая недоверчивая стужа. Наверное, какое-то срочное послание… А мы ничем не могли ему помочь. Впрочем… Наконец он нарушил молчание.
— Не знаете ли вы, как можно быстрее добраться до столичного острова?
— Увы… только верхом, через мосты и переправы.
— Но я видел на внешнем причале быстроходную лекку*. Почему же нельзя использовать ее?п очемуяил праваилась каменная, ьно отбивая удары
Я прикрыла глаза, грустно улыбнувшись. Окна башни Никласа действительно выходят в открытое море.
— Только саеш имеет право пользоваться этим кораблем.
— А…
— На этой бусине сейчас господина нет. Он ушел…
— А вы?
— Я просто сеамни!
— И не можете нарушить право… — и в сухом голосе понимание. Ничуть не странно, думаю я. Ведь не просто же так гость приехал в гости. Он должен знать хотя бы основы нашего бытия, чтобы добраться хотя бы сюда. Не тайны, нет, всего лишь нравы и обычаи.
— Закрепленное на домовом камне! Да, — наблюдая за немного нервными пальцами, поглаживающими прохладный камень, приняла решение. Только бы он согласился…
— Как же выкручиваются местные жители?
— У них есть лодки, да и не покидают они своих мест. К тому же, они мне доверяют!
В карих глазах загорелся неподдельный интерес. Я кивнула, прикрывая лицо. Доверие — основа нашего мира.
Поздней ночью гость маялся бессонницей, глядя на фосфоресцирующие воды залива. Звезды сияли особенно ярко, полная луна явила свой круглый лик миру. По берегам темными на фоне неба громадами возвышались деревья. Легкий ветерок качал верхушки. Отличная погода для ночного лова. Что подтверждали выстроившиеся на границе шельфа лодки. На одной из оконечностей изгибающейся серпом косы сияли огни деревни. Ах… Глубоко вдохнув соленый пряный аромат, мужчина оперся о парапет. Я неслышно приблизилась, и задумчиво огляделась.
— Это владения Тьелегринов, — с затаенной гордостью заметила я. Любуйся, гость, пока есть на то возможность.
— Вы не похожи на местных жителей, — помолчав, ответил чужак.
— Увы, — я пожала плечами, надеясь, что в голосе не слышно горечи, — это не идет нам на пользу.
Прикрывающая лицо вуаль не давала разглядеть, как горестно скривились мои губы, а в глазах блеснуло отчаяние.
— В Ожерелье так ратуют за чистоту крови?
— Нет, за традиции, обыкновения и обычность. Мы слишком другие. Вот уж тысячу сезонов.
— Это грустно. Почему бы вам не уехать отсюда? — мужчина потер раненую руку и глубоко вдохнул.
— Это наш дом, да и на континенте мы будем не менее чужими, — я смотрела в море, наблюдая за рыбаками. Одна из лодок качнулась, на корме зажегся зеленоватый огонек, засуетились фигуры, перебирая ворот, вытягивающий сети. Интересно, какую приманку использует сын старосты? У него всегда самый ранний и самый большой улов.
— Но там люди более терпимы…
— Да… уйти. — Я хмуро оскалилась. — И бросить все это? Нет, я не смогу жить без моря. Без этого замка, без моих людей. Столько лет быть хозяйкой и уйти… нет! Отдать дом, где прожила двадцать два года, в чужие руки? Поменять на сомнительное удовольствие морийских Морских колес? Нет, и еще раз нет! Я буду бороться. Или умру.
— А почему это так… несправедливо? — в голосе чужака послышалось недоумение.
— Таков Закон. Мой отец, саеш Тьелегрин, умер, и право владения получает единственный родич мужского пола. И мы ему не нужны.
— А ваши подданные? Как они отнесутся к тому, что их хозяйку выгоняют?
— Я не хозяйка, а местные жители — невольники домового камня и подчиняются саешу, и только ему. А меня слушают только до того момента, как в залив войдет корабль дяди. И потом исполнят любой его приказ. Повиновение гласу… лорда… да? Оно впитано ими с молоком матери.
— А если приказ им не понравится? — мужчина склонил голову, будто вслушиваясь во что-то иное, кроме моих слов.
— Это не имеет значения. Просто позже они пойдут в храм и вымолят у богов прощение. В самом крайнем случае — покончат жизнь самоубийством.
— Странно… и жестоко, — несмотря на сжигающее гостя нетерпение, он наслаждался мгновением отдыха и возможностью узнать нечто новое.
— Так было всегда, — я еще раз окинула ночное море пристальным взглядом, будто заклиная его. Пусть ветер утихнет, и штиль задержит корабль дяди, давая мне время подумать и решиться. Но нет, только черное бархатное небо подмигивало звездами, да отдаленный плеск темных волн о подножие замка разгонял тишину.
Я проснулась от внутреннего толчка. Не открывая глаз, попыталась сообразить, что меня разбудило. Прислушалась, чуть сдвинув тонкую ткань полога, посмотрела в окно…
Вот оно! Странная, неестественная, сонная тишина. Такой никогда не бывает на моей бусине. Шелест волн, звон ночных колокольчиков на ветролове, птичий гомон, отзвуки деревенских плясок, хриплые вопли диких вейн… Полог незаметности? Похоже. Хорошо, что я нечувствительна к большей части местного колдовства. Перекатилась по кровати, откинула тонкую сетку и подхватила любимые арбалеты. Заряжены.
Я моргнула. Лунный свет, льющийся в окно, неожиданно на несколько мгновений перекрыла тень.
У нас, судя по всему, незваные гости. Одеваться нет времени. Слетев вниз по лестнице так стремительно, что полы длинного полупрозрачного ночного одеяния за мной не успевали, прокралась по тени, легшей у стены, в башню сестры. Взбежала по ступеням, взводя скобы оружия. Прислушалась, чуть приоткрыв дверь. Тихо, только позвякивают стеклянные висюльки на окнах, легкий ветерок колеблет кружевной полог и огонек масляной лампы. Чужих здесь нет.
Вниз, и дальше. Луна заливала двор мертвенным светом, и весь мир, кажется, окрасился в три цвета: черный, серый и серебряный. Чувствуя себя яркой бабочкой под лапой голодной птицы, неслышно скользнула к дверям. У входа пыльными мешками валялись две неподвижные фигуры, под рукой одного из стражей покоилось старое копье. Спят, с облегчением убедилась я, наклоняясь и касаясь пульса на смуглой шее одного. Внутри похрапывали развалившиеся по лавкам слуги. Еще, пожалуй, рано для того, чтоб заниматься выпечкой, ночь едва перевалила за половину.
Оглядевшись еще раз, не заметив никого постороннего, метнулась в башню Никласа. В нижних комнатах пусто, только пыль пляшет в узких лучиках, пробивающихся через темные плотные портьеры. Где он? Опять сумеречничает с гостем, удовлетворяет любопытство? Теперь гостевая…
Почему сразу не пошла туда? Не время корить себя за глупость. В конце, концов, кто меня посмеет упрекнуть в заботе о сестре?
Пятьдесят ступеней. По-моему, никогда я еще не взбегала вверх с такой скоростью. Шум ударил в уши, едва я переступила границу полога, наложенного на помещение. Замерев в дверях, выхватила из сумрака несколько мгновений схватки. Лекарь, спрятавшись за спинку кресла, швыряет в окно дымящие склянки. Ромиш посреди комнаты грациозно пляшет с парой теней. Третья, увернувшись от брошенных стариком снадобий, отправила в полет пару сюрикенов. Гость упал на колено, разъяренно шипя. Всего миг… Никто еще не осознал моего появления.
