Хотя от этой маленькой проку будет немного. Может, прогнать ее? Или приказать рабам освежевать и взять с собой? У человечьих детенышей мясо обычно очень нежное…
Но прежде чем Погонщик Рабов успел щелкнуть кнутом, в воздухе что-то просвистело. Погонщик вздрогнул и недоуменно опустил взгляд. В груди у него засел серебристый топорик изумительной работы. Острый как бритва, он легко пропорол толстую кожанку и грубую шкуру демона. Из раны выступила зеленоватая слизь.
Погонщик Рабов нахмурился и резким рывком выдернул топорик. Кровотечение усилилось. Морщась от боли, демон взмахнул рукой, подзывая ближайшего раба, и схватил его за голову. В следующую же секунду рана закрылась, как не было, зато раб зашатался и упал бездыханным.
— Это низко, сударь! — прозвучал гневный возглас. — Я встречал немало злокозненных порождений Близнеца, но ни один из них не поступал столь гнусно!
Погонщик Рабов медленно повернулся к источнику шума. То был закованный в серебристый металл смертный. Это ему принадлежал топорик.
Цветного плаща нет — значит, не колдун. Беспокоиться не о чем. Невозможно простому смертному одолеть Погонщика Рабов, если тот подошел достаточно близко. Сейчас этот латник пополнит свиту, заменит погибшего раба…
Паладин ринулся вперед, на лету вынося меч из-за спины. Погонщик Рабов взмахнул кнутом. Спокойно, неторопливо — спешить некуда, в запасе полно времени. Кнутом щелкать даже необязательно — достаточно пристального взгляда, усилия воли…
Но смертный даже не замедлил шаг. Погонщик Рабов пораженно моргнул и снова впился в жертву своими красными буркалами. Никакого эффекта! Он не ощутил привычного захвата, быстрой борьбы и ломки чужой воли, как бывало всегда. Вместо этого он словно ударился о стальной панцирь, нерушимый ментальный заслон!
Как так возможно?! Не может же простой смертный обладать столь сильной волей!..
Не может! Не может! Не мож…
Керефовый меч на излете врезался демону в бок, распахав его до самого хребта. Луч блаженного света вонзился в жирное брюхо, и смертельно раненный шилопаук завалился на бок, суча лапами-иглами. Все еще не веря в произошедшее, Погонщик Рабов выпал из седла. Ладонь разжалась, роняя окровавленный кнут.
Через несколько секунд демон издох.
Паладин привычным движением отсек ему голову — для многих видов нечисти это немаловажно — и обернулся к гражданским. Семейная пара рыдала, обнявшись со своей дочерью, трое бывших рабов покачивались и терли лбы, пытаясь прийти в себя. Четвертый лежал мертвым.
Паладину хватило одного взгляда, чтобы оставить надежду вернуть его к жизни. Из несчастного словно высосали жизнь — на земле лежал не человек, а исхудалая мумия с высохшими глазами. Здесь не спасет даже благодетельный свет, что по воле Пречистой Девы струится из дланей ее верных рыцарей.
Однако помочь живым еще можно. Паладин повернулся к ним… и его опалило жаркой вспышкой. На мостовую шваркнулось пылающее яйцо — его исторг на лету один из летучих демонов. Поднялся столб сизого дыма, и паладин на пару минут лишился чувств.
Когда дым рассеялся, оказалось, что один из бывших рабов погиб, а другой катается со страшными криками, держась за обожженное лицо. Оглушенный паладин кое-как поднялся, несколько времени стоял, тяжело дыша сквозь забрало, потом сделал трудный шаг вперед. Голова ужасно болела, пальцы еле-еле удерживали клинок.
— Где Лим?! — раздался откуда-то издали женский крик. — Где моя дочь?!
Паладин с явственным скрипом повернул голову — действительно, девочки нигде не было. В другой момент он немедля бросился бы на поиск, но теперь, контуженный взрывом, Серебряный Рыцарь едва шевелил ногами.
А маленькая Лим тем временем бежала что есть мочи. Когда с неба упала гремящая штука, девочка до смерти перепугалась и бросилась наутек. Только позже она спохватилась, что надо было прихватить и маму с папой… А кстати, где они?
Замедлив бег и оглядевшись по сторонам, Лим едва не разревелась. Она понятия не имела, где оказалась. Понятия не имела, откуда прибежала. Понятия не имела, где ее родители.
Она потерялась!
Лим всегда боялась потеряться. Она твердо знала свой адрес — улица сорок восьмая, дом шесть, квартира двадцать один. Первый подъезд, четвертый этаж. Мама с папой строго наказывали — если потеряешься, сразу подойди к стражнику, паладину или другому дяденьке в форме и попроси отвести до дому. Только к колдунам не подходи — они иногда строгие бывают.
Но сейчас Лим не видела вокруг ни стражников, ни паладинов… вообще никого вокруг не видела! На ближайшем доме была табличка с адресом, но читать Лим еще не умела. Она, правда, уже знала целых четыре буквы — «Х», «П», «Ж» и «Я»,[4] но на табличке их не было… ай, нет, «Я» была! Самая последняя!
Лим сначала обрадовалась, а потом еще сильнее расстроилась. Подумаешь, нашла знакомую букву! В этом слове их еще целая куча! Целых… Лим принялась считать, загибая пальцы, но одного не хватило. Десять букв и еще одна.
— И зачем вас столько таких выдумали… — пробурчала девочка, пиная стену. — Толку от вас…
Но, пройдя еще немного, Лим узнала эту улицу. Козаринская же! В прошлом месяце Лим помогала папе продавать конфекты, и они часто ходили сюда с лотком. На Козаринской много старых домов — очень-очень старых, еще из тех времен, когда дома строили неодинаковыми и неквадратными. Папа говорил, что теперь снова так начали строить, даже водил Лим один раз посмотреть на новую Цитадель Власти. Красивая!
Когда Лим с папой продавали здесь конфекты, по Козаринской ходило много людей. Нарядные все такие. А сейчас никого почти — только вдали бежит кто-то. И мокро. Вода уже по самые шнурки. Лим охотно бы поплескалась или кораблик запустила, но сейчас времени нет. Совсем нет.
И все мокрее же! Уже не только до шнурков — уже все ботиночки в воде! Лим стало совсем страшно. Плавать она не умела. Папа обещал этим летом научить, но до лета же еще долго!
Через еще немного времени вода достала до коленок. Со стороны набережной лились прямо настоящие волны — с пеной, с бурунчиками. Там что-то жутко ревело и грохотало.
Лим почувствовала, что сейчас разревется. А кто бы не разревелся? Мамы нет, папы нет, а сама она сейчас потонет…
Очередная волна сбила девочку с ног. Ее понесло по мостовой, потащило бурным потоком, словно деревянный кораблик. Лим попыталась закричать, но в рот попала холодная вода. В нос она тоже хлынула — там сразу стало так горько, противно…
Не помня себя от ужаса, Лим замолотила руками, силясь удержаться на поверхности. Ножки уже не доставали дна — волны плескались на высоте окон. Еще немного…
И тут Лим что-то обхватило поперек живота. Вроде бы рука, только огромная! Гораздо больше, чем у папы! Девочку потянуло вверх, вверх… и она встретилась взглядом с каким-то дяденькой.
У дяденьки были пухлые щеки, смешной нос-картошка и широченная улыбка. А отплевавшись от горькой воды, Лим поняла, что смотрит сквозь толстое стекло. Дяденька был одет в преогромный костюмище — аж до второго этажа!
— Потерялась? — ласково спросил он.
— Угу, — хлюпнула носом Лим. — Дядь, а ты кто?
Харзо, рядовой четвертого бронепехотного, улыбнулся еще шире. Выловленная из воды рыбешка напомнила ему младшую сестренку… ну, такой она была два года назад, когда Харзо завербовался в полк. Сейчас-то уж постарше, в школе учится. Харзо осенью приходил на побывку, видел.
— Садись, мелочь, да держись покрепче, — усадил улов к себе на плечо Харзо.
— За что держаться-то? — зашарила руками Лим.
— А там сзади ремешок есть. На который бомбарда пристегнута.
— Бомбарда?.. — не поняла Лим. — А где тут бомбарда?..
Бомбарды на спине дяденьки не было. Да и не поместилась бы она там. Лим знала, какие они, бомбарды, видела на картинках. Огромные такие, черные, с жерлами. А тут только большой железный лом с дырочками. Совсем не похож.
— Да это мы промеж собой так плазмометатели называем, — ухмыльнулся дяденька. — Они, конечно, поменьше бомбард, зато дырки в стенах оставляют такие же. Ка-ак пухнет!.. Ой-ей, глянь-ка, еще бедолага…
Придерживая правой рукой девчонку, рядовой Харзо спустился по гранитной лестнице, оказавшись по пояс в мутной воде. Человек без геродерма скрылся бы здесь уже с головкой. Один такой как раз… то есть не такой, а такая.
— Ишь как… — горестно покачал головой Харзо, доставая со дна окровавленную девушку. — Кончилась, бедняжка… А ты лучше не смотри, мелочь. Не надо.
Но Лим все равно смотрела. Смотрела и не могла отвести взгляда. Громадный дяденька держал мертвую тетеньку одной рукой, словно та вовсе ничего не весила.
А вода продолжала подниматься. Все выше и выше. Бронепехотинец зашагал быстрее, спеша покинуть затопленные районы. Ему самому ничто не угрожало — геродерм не боится ни воды, ни огня, — но девочка могла утонуть.
