Эдик невольно засмеялся и почесал затылок.
— А ты сколько хочешь?
— Штуку! — сказала бабка, выпячивая вперед заросший жестким волосом подбородок. — Баксов, разумеется! А нет, так дуйте полегоньку, а я звякну по телефону куда следует! У нас браконьеров с ходу ловят!
Эдик понял, что въедливая бабка успела заметить убиенных осетров и, не ровен час, настучит в рыбохотнадзор. И тогда вся операция — коту под хвост. Эдик нахмурился, открыл дверцу и вылез наружу.
— Ты, бабуля, чего лепишь-то? — начал он, набычившись. — Ты фильтруй базар-то! Я ведь не посмотрю на то, что ты ста…
Он не договорил. Калитка тихо отворилась, и на улицу вышел четвероногий петух. Он ненавидящим взглядом уставился на бандита и поскреб правой передней лапой. Из-за своей четвероногости петух был похож на пернатую собаку.
При виде такого чуда природы Эдик замер, не произнеся больше ни звука, затем как загипнотизированный присел на корточки и уставился на петуха.
— Урод! — прошептал он восхищенно и ткнул в петуха пальцем.
Однако странная птица вместо того, чтобы убежать и спрятаться, раскрыла клюв, растопоршила крылья и недолго думая вспрыгнула Эдику на голову.
Все четыре петушиных лапы разом вцепились в лысый череп, сгребая кожу в глубокие тяжелые складки. Физиономия Эдика натянулась, глаза вылезли из орбит, рот оскалился, и он стал похож на ожившего мертвеца из фильма ужасов.
— Помогите! — горловым голосом завыл шеф, поднимаясь на ноги и растопыривая руки. Сидящая в машине братва окаменела от ужаса.
— Деньги! — сурово сказала Маланья и протянула к нему огромную мужицкую лапу.
— О-бо-бо-рзела! — прохрипел Эдик, пытаясь свести вместе окосевшие глаза. — От-тветишшь, в натуре!
Петух изогнул голову и посмотрел Эдику прямо в глаза, сверху вниз.
— Долбанет клювом, — сказала Маланья мстительно, — тогда не так запоешь! Без глаза-то оставшись!
— Баб… уля…
— Деньги?
— В кармане! — затрясся шеф.
Ни капельки не смущаясь, старуха обшарила детину и выгребла всю наличность.
— А вам что, особое приглашение? — нахмурилась она, глядя на братков.
Толян, Колян и Серый как по команде принялись рыться в карманах.
— Поживей! — торопила их бабка. — А то ваш командир, того и гляди, окочурится!
Собрав деньги, она сунула их в карман передника, даже не посчитав.
— Отомри! — сказала она петуху.
Тот протестующе заклекотал и забил крыльями, заехав Эдику в ухо.
— Отомри, а то жрать не дам! — пригрозила старуха, и петух, грязно ругаясь, соскочил с головы бандита. На черепе у того глубоко отпечатались следы куриных лап.
— За что? — всхлипнул Эдик.
— За то! — сурово пояснила Маланья. — А теперь неча тут рисоваться, загоняй машину.
Через минуту она уже показывала браткам предназначенную для них комнату. Комната была просторная и чистая.
— Спать будете на раскладушках, — заявила старуха, — столоваться у меня. И неча тут заливать, что, мол, отдыхать приехали! Я вашего брата за версту чую. Жулики вы! А потому сидите тише воды ниже травы! Чего там надумали — ваше дело. Но чтоб меня не подставлять, да и вам лучше будет. За жратву и квартиру считайте, что заплатили. А ежели какой совет нужон будет, так то за отдельную плату. Ясно?
— Ясно, бабуля! — миролюбиво сказал Эдик, поглаживая сморщенную голову.
— Вы, чай, с Лисипициным из одной банды, — предположила Маланья, глядя Эдику прямо в глаза. — Он себе тоже таких мордастых набирал в личную гвардию.
— Кхе-кхе! — закашлялся Эдик и отвел глаза.
— Вот-вот! Я так и подумала. Лисипицин нынче не при делах. Но кое-что я знаю…
— Это вы о чем? — Эдик сделал наивные глаза.
— А о том, — бухнула старуха. — Что я, не в курсе, что ли, что Евстигнеев полную кубышку золота в бухгалтерию сдал?
— Тише, бабуля, ти-ше! — простонал Эдик.
— Ладно, — сказала бабка, — мое дело — сторона. Но с вас — процент!
— Заметано! — закивали бандиты, отводя в сторону лживые глаза.
«Нам лишь бы узнать, где здесь золотишко водится, — подумал Эдик, — а уж там… А пока ничего не сделаешь, действительно, надо терпеть. Правильно тот брателло говорил — сумасшедшее село».
Костя подошел к дому Шлоссера позже всех, и калитка оказалась закрыта. Проклиная чрезмерную изобретательность главного механика, Костя попытался договориться с механическим запором. Договориться в прямом смысле этого слова. Механический запор был наделен зачатками интеллекта и вдобавок имел тяжелый, склочный характер.
— Сим-сим, — сказал Костя, — открой дверь!
— Чего? — сварливым бабьим голосом осведомилось устройство. — Всяким открывать — засов стешется.
— Сим-сим! — рассердился Костя. — Ты же меня знаешь! Открой, иначе я сам…
— Только попробуй, — зловеще процедил механизм. — Как две фазы пущу на ручку, так ты у меня запляшешь. Пароль давай!
Костя почесал в затылке:
— А какой у тебя сегодня пароль?
— Ишь ты! Ему еще и скажи!
— Ну так подскажи. Может, я догадаюсь?
— Хорошо, — проскрипел механизм, — отгадаешь загадку, пущу. Два кольца, два конца и никакого огурца!
— Что-о?! — удивился Костя, но в это время калитка щелкнула и открылась. В проеме показалась нелепая фигура Гаврилы.
Бывший инопланетянин, а ныне разнорабочий, бодро вытянулся в струнку и отсалютовал Косте лопатой. На нем была почти новая косоворотка, синий рыбхозовский пиджак, а брюки галифе были заправлены в яловые сапоги.
— Я есть Гаврила! — весело отрапортовал он. — Я калитку открывай. Тебя приглашай, сахарок получай!
Костя вытащил из кармана три куска заранее припасенного сахара, и Гаврила захрустел им, словно малосольным огурцом.
— А где Полумраков? — спросил Евстигнеев, выходя навстречу.
Костя рассказал, что Полумракова уловила жена и заставила таскать воду для файф-о-клока.
— Файф-о-клок — это просто чай! — справедливо возмущался Полумраков. — Зачем на чай столько воды?
Однако Антонина резонно заметила, что она заодно и постирает. Возразить Савелию было нечего, и он обещал прийти позже.
Подбежал Шлоссер, схватил Евстигнеева за рукав, и они стали, переругиваясь, решать, где накрыть стол.
— На улице! — сразу закричал Евстигнеев. — Ты посмотри, какая благодать! Неужели в доме париться?
— Что ты мелешь?! — завопил в ответ Шлоссер. — Через час комарье налетит, заест на фиг!
— Ерунда, — возразил Евстигнеев. — Попросим Горыныча, он дохнет пару раз — и комаров поминай как звали.
— И закуску заодно!
— Ничего с твоей закуской не сделается. Пойми, Семеныч, ну не поместимся мы все вместе на кухне! К тому же ты небось опять облучающую установку не выключил? Во-во!
Евстигнеев покачал головой, а Шлоссер подпрыгнул на месте:
— Точно! Забыл, зараза! Она ведь бесшумно работает!
Главный механик бросился в дом и через минуту вернулся как ни в чем не бывало.
— Все в порядке! У меня там чугунок с картошкой стоял на ускорителе. Так ты не представляешь, во что она превратилась!
И он захохотал, согнувшись пополам.
— Во что? — хищно поинтересовался Евстигнеев.
— В малиновый сироп! Вот честно тебе говорю! И на цвет и на запах… Хочешь попробовать?
— Гавриле отдай, — посоветовал Евстигнеев, — он у тебя броневой.
— Кстати, о Гавриле, — озаботился Шлоссер, — он ведь нам мешать будет. Привык, понимаешь, в свободное время маршировать и отрабатывать приемы штыкового боя с лопатой. Зацепит кого-нибудь… И сахарок просит без конца.
— Дай ему сразу полкило, он и успокоится.
— И начнет работы требовать, — окрысился Шлоссер, — а где я ему работу найду? Он у меня в огороде все по два раза перекопал.
— Так дай его мне, — сказал Евстигнеев, — мне как раз пруд выкопать надо. Окуней хочу развести.
— Заметано! — встрепенулся Шлоссер. — Бери! Хоть сейчас.
— Гаврила! — крикнул Евстигнеев. — Поди сюда!
— Яволь! — радостно отозвался Гаврила, трепеща всем своим инопланетным существом. — Я есть приходить. Сахарок получить!
— Ты знаешь, где я живу? — спросил Евстигнеев, не обращая внимания на раскрытую клешню инопланетянина.
— Я есть везде бывать, все видать, узнавать.
— Ну вот и отлично. У меня в огороде пруд начатый. Надо его выкопать поглубже, воды напустить и это… окуней туда. Чтобы прижились. Сможешь? — Тут он наконец протянул Гавриле долгожданный сахарок.
Совершенно счастливый Гаврила тотчас захрустел рафинадом:
— Я есть бежать! Приказ выполнять! Много сахарку получать!
Развернувшись, он строевым шагом направился к калитке. Костя только покачал головой.
— Это уж совсем какая-то эксплуатация получается! — воскликнул он. — Натуральный галерный труд.
— Кто здесь говорил об эксплуатации? — послышался зычный голос, и на пороге дома возник Кощей. На нем был добротный сюртук, панталоны и лакированные башмаки с квадратными носами. В этом наряде он напоминал добропорядочного английского купца эпохиТюдоров. — Ах, это вы, мой юный друг! — Он протянул Косте руку и крепко пожал ее. — Так о чем разговор?
