Синицын переместил рамку на второе «маленькое» окно, и, едва он это сделал, «большая» кривая сразу и явным образом изменилась.
– Рыба-пила волну проглотила, – прокомментировала это изменение Жанна.
– Да, похоже, – согласился профессор. – Волна плывет по волне. Или, говоря музыкально-техническим языком, в нашем аккорде появилась вторая гармоника. С удвоенной частотой, но существенно меньшим множителем-амплитудой.
– И что это означает? – спросил Смирнов.
– Что означает, ты догадаешься сам, когда я закончу, – ответил Синицын и передвинул рамку на следующее окно. – А сейчас на первую и вторую гармоники мы попробуем наложить третью, с утроенной частотой, но по амплитуде намного более слабую, чем две предыдущих. Эта кривая, Миша, образовалась двенадцатого числа, после того, как мы провели эксперимент с тетрадкой и отправили Андрею послание, которое, как выяснилось, он все-таки получил.
– Ага… ага… понятно… три синусоиды, одна за другой, а вместе ось, – забормотал подполковник.
Услышав окончание фразы, завлаб удовлетворенно кивнул:
– Вот именно, Миша. Ось. Однако это еще не ответ. Для ответа на твой вопрос надо сделать еще один шаг. Одно маленькое, но очень важное уточнение.
– Я понял, – негромко сказал Михаил Дмитриевич. – Не ось, а оси. После каждого нашего эксперимента, после каждого нашего вольного или невольного путешествия в прошлое появляется новая временная ось. Потом их становится много, но они все слабее и слабее влияют на нас, на наш мир, на наш поток времени.
– Да, Миша. Ты абсолютно прав, – с самым серьезным видом подтвердил догадку Синицын. – На данный момент мы имеем четыре параллельных потока. В первом из них мы, во втором Андрей.
– А в остальных что? Там тоже есть мы или там все совсем по-другому? И вообще, могут ли они хоть как-то воздействовать на соседей, например, на то время, в котором Андрей? – осторожно спросила Жанна, уловив самую суть только что сказанного.
– На два первых вопроса ответ «не знаю», – развел руками профессор. – Однако смею предположить, что на данный момент различия между временными потоками минимальные. Ведь каждый новый мир является, в некотором смысле, производной от нашего. Понятно, что отличия будут потихонечку нарастать и лет через пятьдесят-сто изменения станут необратимыми. Но что касается дня сегодняшнего, то мое мнение таково – сейчас все миры одинаковые.
– А что насчет третьего вопроса?
– Это по поводу воздействия на соседей?
– Ну да.
– Хм, вопрос, конечно, интересный, – почесал затылок ученый. – Лично я считаю, что такое возможно. Мы, по крайней мере, точно можем влиять на тот мир, где Андрей. Письма, например, отправляем туда, получаем обратные, наблюдаем и даже заставляем параллельных нас действовать так, как нам хочется.
– Как это заставляем? – удивилась женщина. – Когда это было такое?
– А ты что, забыла, что только что нам рассказывала? – усмехнулся завлаб. – Про то, как решила выйти и вышла из автобуса не на той остановке, а потом неслась за Андреем половину платформы и в электричку запрыгивала.
– Да, действительно. Было такое, – смутилась Жанна. – Я как-то сразу не сообразила, что меня это тоже касается.
– Ну вот видишь, – прищелкнул профессор средним и большим пальцами. – Выходит, можем воздействовать.
– А остальные? Ну, те, которые в третьем или четвертом потоке, они тоже так могут?
– Думаю, да, – кивнул Шурик. – И в этом наша основная проблема.
– Потому что с каждым разом их становится все больше и больше? – попробовал угадать Смирнов.
– Нет, не поэтому, а потому что их влияние может при определенных условиях оказаться сильнее нашего, – сообщил Синицын.
– Почему вдруг сильнее? Ты же сам говорил, что наша амплитуда самая большая из всех.
– Это в нашей системе отсчета она самая большая, – сварливо заметил ученый. – Но если взять за основу мир, в котором сейчас Андрей, то все окажется по-другому.
– А разве такое возможно? – изобразил удивление Михаил Дмитриевич.
– А почему это может быть невозможным? – ответно удивился Синицын. – Принцип относительности в чистом виде. Далекие предметы выглядят маленькими, но если встать на их место, маленьким окажешься ты.
– То есть, для другого временного потока…
– Для обитателей другого временного потока самый главный и самый значимый член гармонического ряда – это они сами. А все остальные просто добавки к их собственной синусоиде. И именно поэтому, чем больше во Вселенной появляется осей времени, чем больше они накладываются друг на друга, тем больше вероятность их взаимопроникновения. Со всеми, как говорится, вытекающими. Даже такими незначительными, как, например, разное значение кванта времени для разных систем отсчета.
– Значит, наше влияние на тот мир, где Андрей, не больше, чем у всех остальных? – обеспокоилась Жанна.
– Слава богу, пока еще больше, – обнадежил ее завлаб. – Глюонные связи между его миром и нашим очень сильны. Тройная система «Фомин-Синицын-Смирнов» обеспечивает устойчивость, сочетание «Жанна-Андрей» с тобой в качестве антикварка дает необходимую энергию для импульсного прокола, осталось только найти точку соприкосновения двух временных потоков и дело в шляпе. Или же надо просто убрать то, что мешает.
– А что там может мешать?
– Да черт его знает? – пожал плечами профессор. – Наша задача состоит не в том, чтобы выдернуть Андрея из одного мира и поместить в другой, а в том, чтобы слить эти миры воедино. Как ни странно, осуществить слияние двух миров гораздо проще, нежели решить проблему одного-единственного затерявшегося во времени свободного кварка.
– Ты не ответил, – нахмурилась женщина. – Я спросила, что может помешать возвращению? А еще меня очень сильно интересует, что означает твое «пока»? Почему наше влияние на тот мир ПОКА больше? Оно что, может уменьшиться?
Смирнов и Синицын переглянулись.
– Ты понимаешь, Жанн, – начал «издалека» доктор наук. – Помнишь, несколько дней назад Андрей на какое-то время стал ну как бы прозрачным.
– Естественно, помню.
– Так вот. Я думаю, что это как раз и есть результат воздействия на него со стороны кого-то или чего-то из другого временного потока.
К удивлению обоих мужчин, Жанна не стала копать дальше и выяснять все подробности. Просто выдержала короткую паузу и чисто по-деловому спросила:
– Как мы можем этому воспрепятствовать?
– Боюсь, что никак, – удрученно вздохнул профессор. – Пока мы можем лишь письма писать и наблюдать за реакцией… Блин! – он неожиданно хлопнул себя по лбу и во все глаза уставился на подполковника. – Миша, елки зеленые! Ты-то чего молчишь?!
– Так ты же не спрашиваешь ни о чем, – рассмеялся Смирнов.
– А ты и рад, блин! – чертыхнулся ученый. – Ну-ка давай рассказывай все по порядку. Что видел, где был, как действовал… Попал-то ты, кстати, куда? В 82-й, в Москву, как и предполагалось?
– Нет, Шура, не в 82-й, – покачал головой Михаил Дмитриевич.
– Как это не в 82-й? – изумился завлаб.
– А вот так, – усмехнулся Смирнов, потом ненадолго задумался, видимо, освежая в памяти детали своего путешествия в прошлое, после чего еще раз мотнул головой и приступил, наконец, к рассказу:
– Занесло меня, Шур, в совершенно другое время и место…
18 сентября 1922 г. Малая Азия. Смирна (Измир)
– Мишель! Ну что у тебя, что-нибудь видно?
Штабс-капитан Смирнов оторвал от глаз тяжелый бинокль и повернулся в сторону затянутого в военно-морской мундир лейтенанта:
– Кое-что видно, Анри. Но, увы, это не те, кого ты так дожидаешься.
– Ты не ошибся? – усомнился моряк.
– Если не веришь, можешь сам посмотреть, – Михаил пожал плечами и передал бинокль капитану «баркаса».
Палубу и, соответственно мостик, на котором стояли мужчины, ощутимо качало. Конечно, патрульный катер проекта V – это не крейсер, водоизмещение у него небольшое, всего 40 тонн, а уж когда он идет поперек волны, то привыкшему к суше штабс-капитану… бывшему штабс-капитану Русской Добровольческой армии становится совсем неуютно. А еще этот дым, постоянный, не прекращающийся уже вторую неделю и застилающий всю акваторию порта. Черный и смрадный дым, от которого слезятся глаза, а горло время от времени стягивается надсадливым кашлем, как обручем.
Море в вечернем сумраке кажется почти свинцовым. Всего полтора-два кабельтовых – и уже ничего не видать, даже в бинокль. И даже полыхающие на набережной пожары не в силах разорвать мрачную пелену.
– Да, ты прав. Это не те, – поморщившись, сообщает Анри. – Чувствую, папаша Шарль снова выразит нам свое глубокое неудовольствие.
– Тебе выразит. Не нам, – насмешливо уточняет Смирнов.
