— Филомела, вставай. Луна скоро на голову свалится, — с этими словами он вошел в столовую, вибрировавшую от храпа двух носов и одной глотки.
— Боже, Стив! Наконец-то! — вскочила Венис. — Уходим? Забираем всех?
— Разумеется. Из нас пятерых — или пяти с половиной — предстоит найти у кого-нибудь подходящий сон на замену. Мы с тобой обречены бодрствовать, так что остаются они. Я смотрю, вся гвардия крепко спит. Ты им дала снотворное, что ли?
— Нет, но хорошо, что ты сказал. Надо будет им ввести.
— Зачем? Хочешь, чтобы наша планета стала воплощением наркотических иллюзий?
— Действительно, я как-то не подумала. Ну что, потащили?
— Да.
Они быстро перенесли в гравитоплан спящих, после чего Стив, вооружившись тележкой, бегом перегрузил люпус из кабриоджета в багажный отсек. Полет занял двадцать секунд, — за это время Макналти решил, что располагать психостанции он будет не по принципу «золотого сечения», который он подзабыл, а по окружности, причем расстояние между следующими двумя люпусами будет равно сумме предшествующих двух расстояний. В центре окружности будут установлены кровать с монстром и интерферотрон, а Густав с Гонзой пуская спят неподалеку, под гравитопланом.
— Стив, кажется, у нас совсем мало времени, — сказала Филомела, выпрыгнув из машины и посмотрев на гигантскую луну.
— Яне мог быстрее. Давай сначала выносить люпусы.
Когда вся коллекция психостанций была выгружена на землю, Стив сказал:
— Филомела, слушай меня внимательно! Тебе сейчас придется попотеть! Я начну размечать места установки люпусов, а ты будешь их подвозить и выгружать там, где я скажу. Поняла?
— Да, Стив.
— Не думай только, что я совсем обленился. Просто у меня после пробежки по горам сил больше не осталось, — Макналти виновато улыбнулся.
— Не волнуйся, у меня сил хватит.
Стив засунул под мышку интерферотрон, взял музыкальный бокс с флейтой и отбежал на расстояние двадцати ярдов от гравитоплана. Оставив все вещи на земле, он начал размечать шагами окружность и точки, где должны были стоять люпусы. Филомела бодро подвозила одну психостанцию за другой, быстро их выгружая. Когда с тележки была сгружена предпоследняя из них, выяснилось, что Стив ошибся в расчетах и придется передвигать люпусы на новые места. Хотя много времени это не заняло, и Стив, и Филомела уже сильно нервничали. Запуск интерферотрона вышел у Макналти с третьей попытки, в промежутках между которыми он вынужден был исполнять длительные обнуляющие пьесы; танцевальные фигуры у Стива от усталости тоже выглядели довольно жалко. Наконец, полотно с датчиками застыло вверху под звуки XIV контрапункта из «Искусства фуги» Баха.
— Удачное место, — проронил Макналти, взглянув на экран интерферотрона. — Видишь, Филомела, здесь очень мало посторонних траекторий. Вот эта извилина — твоя. Это — моя. Но нам они не нужны. Эта траектория принадлежит гермафродиту. Замечаешь нарост на ней? — Стив показал на небольшую бородавку, едва заметную на экране. — Вот это и есть тот самый сон.
— Всего лишь? — вырвалось у Венис.
— Да, как ни странно. Но у нас с тобой и таких нет. Почему-то системообразующие сны видят только идиоты. Обрати внимание: аналогичные наросты есть у Густава и селенита. Эти сны снятся им сейчас, пока они лежат там, возле гравитоплана. Что скажешь? Чей сон возьмем?
— Выбирать особо не из чего, — ответила Филомела. — Не знаю, кем был Гонза до того, как стать идиотом, но с Густавом, наверное, ему все равно тяжело сравниться. Если останавливать свой выбор между, условно говоря, незлым и умным идиотами, я бы предпочла последнего.
— Полностью согласен. Мы с тобой всю жизнь провели внутри сна абсолютно безмозглого кретина. Итак, приступаем. Давай готовить площадку.
Филомела расставила кровать, а Стив аккуратно уложил в него монстра.
— Сколько остается до начала сновидения?
Конец последней части
Густав Эшер накануне отпраздновал свой день рождения. Была масса гостей, — прихожую завалили цветами с торчащими из букетов визитными карточками, подарками, упакованными в нарядную бумагу. Поздравляли, естественно, большей частью родителей, а к Густаву заходили только самые близкие родственники, трепавшие его по щеке и произносившие всякие банальности.
Сегодня он вновь с утра отправился на прогулку, как всегда — в сопровождении матери. Отец опять уехал по делам. С собой Густав прихватил кое-что из понравившихся подарков. Мать не возражала: если он будет занят, она сможет спокойно изучить свежий номер дамского журнала, пришедший с утренней почтой.
Выйдя из дому, они по аллее направились в глубь парка, к любимому месту Густава. Усадив сына, госпожа Эшер завязала разговор со своей знакомой, также вышедшей с ребенком на прогулку.
— Как ваш мальчик? Выглядит он замечательно! — сказала знакомая.
— Спасибо, нашему Густаву вчера исполнилось три годика, — отвечала счастливая мать.
Сидя в песочнице, Густав Эшер углубился в исследование подаренного ему оранжевого ведра с изображением утенка на боку. Выяснилось, что ведро удобно засыпать песком с помощью пластиковой лопатки, также украшенной утенком. Когда ведро было уже наполовину заполнено, Густав посмотрел на теплое майское небо, выронив из руки лопатку, и выдавил из себя непонятный звук: то ли «бя», то ли «ня», а, может быть, и «дю».
И на этом все рассыпалось.
Конец вспомогательной части
Внимательный читатель, доползший до конца романа и сумевший проникнуться его концепцией, конечно же, понял, что последние несколько страниц текста являются чистейшей мистификацией, в особенности — вспомогательная часть, написанная для любителей счастливых финалов. На самом деле будущее — как неоднократно подчеркивалось разнообразными действующими лицами этой книги — изменить невозможно.
Ввиду этого настоящее окончание романа расположено в 19-м абзаце продолжения последней части, иными словами, книга завершается фразой «…и всех, кто на нем находился…».
