— Нынче бесполезно; нечто не благоприятствует. Зажгите свет.
Гейлсвен поспешил исполнить эту просьбу; я заключил, что и он начал терять терпение.
— Имеется неблагосклонное условие, — заявил Зеда, возвращая свой осколок вазы в шкатулку. — Завтра мы изменим порядок.
Доктор ничем не выказал свое разочарование и, похоже, продолжал верить, что наши сеансы увенчаются успехом. Он предложил на время следующего сеанса оставить открытым одно из окон; мы только рады были согласиться, надеясь, что это хоть немного очистит воздух в комнате от удушающего запаха сигар. По словам Зеды, неудача объяснялась, вероятно, и некоторыми другими причинами — нашим местоположением за столом и относительным расстоянием между каждым из нас и черепком.
— Мы будем смотреть завтра, — и с этими словами Зеда покинул нас.
— Ходячее воплощение обмана! — пробормотал Лести. — Да и акцент у него, я подозреваю, деланный. Вот уж не знаю, отчего мы решили поверить в эту невероятную басню.
— И я не знаю, — задумчиво сказал Гейлсвен. — Но второй фрагмент вазы у него, и если он сам не верит в собственную гипотезу, ради чего он затеял сеансы?
— Ладно, довольно гадать! — отозвался Лести, выражая, мне кажется, общее чувство.
Весь следующий день Зеда не показывался, однако вечером явился в назначенный час и вновь усадил нас за стол — но в ином порядке. Одно из французских окон было оставлено открытым, а черепок и лампа сдвинуты влево.
Наши сорокаминутные старания были вознаграждены довольно обычным явлением: стол принялся покачиваться и издавать треск. Других потусторонних манифестаций мы не заметили и в половине десятого доктор прекратил сеанс.
— Прекрасно! — восторженно воскликнул Зеда, — чудесно! Мы вошли в гармоническое соприкосновение, и в кругу пребывала сила. Завтра ждет нас триумф, друзья мои, но понадобится видоизменение, считаю я. Вы, мистер Клиффорд, сядете слева от мистера Лести, мистер Гейлсвен будет от него справа, а я — напротив мистера Лести. И от фонарей снаружи слишком много света. Окна, думается мне, должны оставаться открытыми, но используем мы эту японскую ширму, что загородит излишний свет и затенит вазу. Завтра будем мы наблюдать эти вещи.
Тем и закончился наш второй сеанс, и теперь я перехожу к последнему эпизоду своего рассказа — истории со странным началом, необычайным продолжением и еще более удивительным финалом.
На следующий день Зеда угостил нас вторым завтраком в городе и пригласил на дневной концерт; он заранее купил билеты, так как интересовался — или делал вид, что интересовался — игрой какого–то скрипача, чье имя гордо упоминалось в программке. Гейлсвен и доктор собирались перед сеансом пообедать у нас, так что мы сразу вернулись к себе и болтали, попутно занимаясь всякими делами, пока не подали обед. В блеске застольной беседы Зеда превзошел сам себя. Помнится, я подумал, какую он прожил, должно быть, странную и насыщенную событиями жизнь.
Около девяти вечера мы дошли в темноте до дома нашего друга; у Гейлсвена нам пришлось искать и разжигать в полнейшем мраке масляную лампу — доктор объявил, что ощущает в атмосфере нечто благоприятственное и что электрический свет может свести на нет положительные атмосферные условия. Он был сильно напряжен и, казалось, заряжен ожиданием — но при том не забыл о своих черных сигарах, одну из которых закурил, отправившись за железной шкатулкой. С этой целью он одолжил у меня спички, позабыв их вернуть.
Лишь без четверти десять, если не ошибаюсь, Зеда завершил все приготовления; благодаря высокой японской ширме, закрывавшей окна, в комнате было так темно, что я едва мог разглядеть доктора, который сидел по левую руку от меня, и Лести, сидевшего справа. Гейлсвен проступал смутным силуэтом в луче света от масляной лампы для чтения, расположенной рядом с древней вазой в дальнем конце комнаты. Я с трудом скрывал волнение; думаю, то же ощущали и мои друзья.
Часы где–то вдалеке пробили половину, затем три четверти; ничего не происходило. Я услышал шум мотора: с дороги свернул автомобиль и остановился на подъездной аллее у дома. Видимо, хирург из десятой квартиры, рассеянно подумал я. Затем наступила глубокая тишина; я ожидал услышать бой часов и напряг слух, пытаясь различить первый удар одиннадцатого часа, но вместо этого послышался громкий треск и стол заходил ходуном. Он трясся гораздо сильнее прежнего. Хриплый голос Зеды тихо произнес:
— Что бы ни случилось, продолжайте держать руки на столе!
Он замолк, стол перестал покачиваться, и с пугающей внезапностью смолки стуки и потрескивания, звучавшие со всех сторон. Мгновение тишины, краткое, почти незаметное, ибо в тишине почти сразу же раздался неожиданный звук.
То был женский голос, низкий и чистый; он что–то бормотал с причудливыми модуляциями, доходя до высоких нот в конце каждого третьего такта и повторяя это снова и снова — мрачная, полная ужаса музыка, отдаленно напоминавшая грегорианские песнопения.
— Триумф! — прошептал Зеда. — Это «Гимн уходящих душ».
Его слова, похоже, потревожили певицу, но лишь на долю
секунды. Гимн продолжал звучать.
Я чувствовал, что больше не в силах выдерживать этот загадочный концерт; с каждым повтором тихой, ясной ноты в четвертой доле третьего такта по моей спине пробегал холодок. Монотонное пение становилось невыносимым — и внезапно я увидел, что рядом с вазой появилась изящная белая фигура!
Пение смолкло, слышалось лишь тяжелое дыхание моих друзей. Видение было скрыто от Гейлсвена и Лести, сидевших спиной к окну, но я был обращен лицом к ней — ибо это была женщина. Я различал каждую линию ее тела: изгибы шеи, рук и плеч, тусклый металлический отблеск тяжелой короны ее волос. Она протянула руку к свету и я отчетливо увидел кольцо с большим зеленым камнем на ее указательном пальце. Она должна быть очень красива, подумал я, вглядываясь в темноту в напрасной надежде рассмотреть ее получше. Страшный грохот — и полная тьма! Стол, за которым мы сидели, перевернулся, и я упал со стула на пол!
— Держите его! — раздался голос Лести. — Хватайте его, Гейлсвен, Клиффорд!
Громко хлопнула дверь.
— Проклятье! Я на полу! — голос Гейлсвена.
— Зажгите свет! — закричал я, ощупью продвигаясь в темноте и натыкаясь на мебель.
Основательно повредив щиколотки, я наконец нашел выключатель. Он не работал!
— Провод перерезан! Зажгите спичку!
— У меня их нет! — сказал Лести.
— Мои у Зеды! — отозвался Гейлсвен. — Откройте дверь!
— Заперта! — доложил Лести.
— Ломайте же! — закричал Гейлсвен, отшвыривая в сторону японскую ширму. — Черепок исчез!
Лести ударил плечом в дубовую дверь: раз — другой — третий. Никакого результата. Мы дружно набросились на дверь, полетели щепки, дверь распахнулась с оглушительным треском.
— Быстрее! К нему! — тяжело дыша, выпалил Гейлсвен и понесся вниз по лестнице.
Мы выскочили из подъезда, вбежали в соседний и мигом взлетели на второй этаж. На звонки и стук никто не отвечал, дверь оказалась слишком крепка и высадить ее нам не удалось. Мы застыли, уныло глядя друг на друга.
— На балкон! Скорее! Оттуда перелезем на его балкон и попадем в квартиру через окно! — воскликнул Лести.
Мы помчались обратно. До той ночи я и не знал, как легко, оказывается, перебраться с балкона на балкон; но Лести проделал это, не задумываясь, мы с Гейлсвеном тут же последовали его примеру, ворвались через открытое французское окно в темную комнату и бросились к выключателю у камина. Комната была пуста!
— Боже правый! — выдохнул Гейлсвен и метнулся в соседнюю комнату.
Она была совершенно пуста, как и все остальные! Дверь в квартиру была заперта.
— Пока мы валяли дурака, слушая этот концерт, он успел все вывезти, — сказал я. — Скорее всего, взял всю обстановку напрокат у большой мебельной фирмы, включая старинные безделушки и прочее. Помню, я еще удивился, увидев такую заурядную коллекцию у человека, который все время путешествует и изучает древности!
— Никаких сомнений и быть не может, — согласился Лести. — С ограблением у Зеды ничего не вышло (думаю, ему что–то помешало), хотя нельзя не восхищаться тем, как изящно он сумел выпутаться из весьма деликатного положения. Его новый и более сложный план оказался таким, о каком можно было только мечтать — с точки зрения Зеды!
— Но как он сумел удрать? — не скрывая удивления, спросил Гейлсвен.
— На углу ждал автомобиль, — быстро ответил Лести. — Я слышал шум мотора. Когда масляная лампа погасла, а так называемый призрак, который перебрался с его балкона на ваш и залез в комнату, скрываясь за ширмой, вернулся тем же путем — вместе с вазой! — Зеда перевернул стол и столкнул вас двоих на пол. Не успел я броситься за ним, как он очутился у двери и запер ее за собой. Он усыпил мою бдительность двумя предыдущими сеансами — ведь на них ровным счетом ничего не происходило. В этот раз он поступил очень хитро: расположился как можно ближе к двери и одновременно как можно дальше от меня. Вероятно, он вынул ключ из замка, когда ходил за шкатулкой, и по возвращении оставил его где–то рядом. Его сообщница сразу побежала вниз, к ожидавшему автомобилю, где он к ней и присоединился. Думаю, сейчас они уже на расстоянии миль тридцати от нас, не меньше!
