— Идемте, доктор. Там есть и другие.
Не проронив ни слова, они пересекли площадь, ограниченную с одной стороны базаром, а с другой — мечетью. В том месте, которое, очевидно, было центром деревни, продолжал бить полуразрушенный фонтан. Майкл остановился и плеснул себе в лицо водой. Когда он вновь осмотрелся, то увидел, что фигура Юсефа уже исчезает в темном проеме мечети. Странно, но это было единственное здание, действительно выглядевшее так, будто его бомбили. Еще более удивительным было то, что, несмотря на разрушенные стены, главный купол стоял как ни в чем не бывало; он был покрыт шикарным алюминиевым сплавом, отчего на здешнем солнце сиял золотом.
В дверном проеме снова появился Юсеф.
— Идемте скорей! Они ждут вас!
«Они?» Майкл нерешительно пересек площадь. Внезапно его охватило волнение, и миг спустя он понял его причину.
Это было то самое место, которое он видел во сне. Именно здесь ему был предложен огненный меч. «Что за чушь!» — подумал Майкл. Раздражение помогло ему совладать с собой, и он ускорил шаг. Вход в мечеть был выложен из крупных каменных глыб, причудливо украшенных арабской вязью и орнаментом, — на Майкла словно хлынул поток разрушенной красоты. Ступив внутрь, он глянул себе под ноги, а когда вновь поднял глаза, то оказалось, что он стоит всего в нескольких шагах от главного помещения, укрытого куполом. Увиденное там поразило его.
На полу, тесно прижавшись друг к другу, сгрудились двенадцать человек. Взгляды их были устремлены в одну точку, но не к нему. Они смотрели куда-то вверх, и на их лицах сверкал отблеск светового круга, образованного окнами, расположенными вокруг основания купола. Но внимание на себя обращало не только это. Кучку людей, состоявшую из женщин, детей и двух стариков, — очевидно, из числа улемов, старейшин мечети, — окружали танцующие люди. Это были юноши в длинных, до пола, одеждах и продолговатых головных уборах дервишей; глядя на их исступленные круговые движения, можно было подумать, что никакая, даже малейшая помеха никогда не препятствовала совершаемому ритуалу.
Очарованный, Майкл смотрел, как танцующие перемещались с неземной грацией, словно заведенные ангелы, непрестанно кружащие вокруг Трона. Их войлочные туфли, скользя по каменному полу, производили еле слышный, мягкий шорох, а затем тишину нарушила мелодия. Танцующие принялись напевать в такт своим движениям; к ним присоединились крестьяне.
Зрелище тронуло Майкла до глубины души.
— Что спасло их? — полушепотом, боясь нарушить ритуал, спросил он Юсефа.
— Вера.
Майкл покачал головой. Чтобы веровать, ему нужно было верить в самое веру, а этим-то он похвастать не мог. Он взглянул на Юсефа и заметил, что в том произошла неуловимая перемена. Его лицо светилось, и произносимые им слова исходили не из уст простого наемного переводчика, доставившего его сюда. Сердце Майкла забилось; в голове бешено пронеслась сумасшедшая мысль: «Юсеф заманил меня в ловушку».
Между тем его внимание вновь привлекла разыгрывающаяся перед ним сцена. Крестьяне, уцелевшие несмотря на смертоносный свет, — таково было единственное, хотя и фантастическое объяснение увиденного, пришедшее Майклу на ум, — выглядели необычайно умиротворенными. От них, нетвердо семеня, отделилась молодая женщина. В руках она несла ребенка, которого подняла над головой, словно принося в жертву. «Неужели она отказывается от своего первенца?» — мелькнула нелепая мысль у пораженного Майкла. Между тем что-то в этом роде и происходило, так как ребенок, крошечная девчушка, закутанная в белый домотканый холст, продолжал подниматься из материнских рук вверх, к своду мечети. Ее тельце повисло в воздухе в метре над скучившимися на полу крестьянами. Их взгляды были устремлены к ней, но никто из них не пошевелился.
Майкла охватил панический страх. Он понял, что ему нужно бежать отсюда. Повернувшись, он сделал несколько шагов и был готов уже ринуться сломя голову, как вдруг ощутил на своем плече чью-то сильную руку. Юсеф, поддерживавший его сзади, покачал головой.
— Вам нечего бояться. Вас здесь ждали.
Голос, произнесший это, был твердым и сильным, это не был голос Юсефа. Эта мелкая деталь больше, чем что-либо другое, вызвала у Майкла приступ тошноты; на его глаза стала надвигаться рваная черная пелена, и он почувствовал, что вот-вот упадет в обморок. Встряхнувшись, Майкл высвободился и, пошатываясь, продолжил свое движение к выходу. Он судорожно хватал воздух ртом, и хотя сознание его не покинуло, в глазах мутилось, и он то и дело спотыкался о неровности каменного пола. Теперь Юсеф оказался перед ним.
— Пожалуйста, сэр. Вы здесь в безопасности. Это единственное место, где вам ничто не угрожает.
На этот раз Майкл остановился. Он был озадачен.
— Как ты можешь называть это проклятое место безопасным? — прохрипел он. Горло его пересохло от страха.
Прежде чем Юсеф успел ответить, из тени вышел старик с длинной седой бородой, в грубом шерстяном одеянии. Понемногу приходя в чувство, Майкл понял, что это странствующий аскет, пожилой суфий. По-арабски слово суф означает «шерсть» — так называли тех, кто носит грубое одеяние, — подобно тому, как коричневое домотканое облачение монахов-францисканцев превратилось в символ данного ими обета нестяжания. Майкл отметил, что дышит теперь ровно и все больше успокаивается. Но вновь обернуться к центру мечети он все же не решился.
Старый суфий взглянул на него. Таких глаз Майклу никогда не приходилось видеть — глубокие, полные тьмы, но в то же время словно светящиеся.
— Он хочет говорить с вами, — сказал Юсеф. Голос его звучал теперь чуть ли не робко.
— Я жду не дождусь, когда он расскажет, что может. Ему известно, что это была за напасть?
Еще не успев произнести это, Майкл понял абсурдность своих слов. Всю жизнь он презрительно относился ко всему, что противоречит здравому смыслу, в результате чего в этих обстоятельствах сам оказался с ним не в ладах. После всего увиденного ему по-прежнему хотелось, чтобы все вернулось к привычному рациональному сумасшествию.
Когда Майкл закончил, аскет улыбнулся и громко заговорил по-арабски.
— Он говорит, что знает вас, — спустя мгновение перевел Юсеф.
— Не думаю, — ответил Майкл. — Скажи ему…
Старик прервал его нетерпеливым жестом.
— Всему несовершенному свойственно подходить к концу. Лишь Бог вечен, — перевел Юсеф. Он улыбнулся так, будто старик намекнул на что-то смешное, известное только им двоим.
— Он хочет, чтобы вы поняли одну вещь: вы не в силах заставить реку течь, куда вам хочется. Она понесет вас, куда хочется ей.
— Потрясающе.
От волнения и недосыпа у Майкла испортилось настроение.
— Он говорит, что для тех событий, что привели вас сюда, была причина. Вам не следует бояться иметь веру. Вы должны примириться с необходимостью верить.
Юсеф произнес все это, в то время как суфий не проронил ни слова.
— Ты что, уже читаешь мысли? — отрывисто бросил Майкл.
Он попытался проскользнуть между Юсефом и стариком, ощутив очередной прилив беспокойства по поводу опасности, которой они, вероятно, по-прежнему подвергаются. Однако старик опустился перед ним на колени, провел ладонью по полу и начертил на запыленной поверхности какой-то знак. Майкл всмотрелся — это оказалось число 36.
С видом человека, выполнившего серьезную работу, аскет поднялся и резко развернулся. Майкл успел бросить лишь взгляд через плечо вслед его фигуре, удаляющейся во тьму.
— Идем, — сказал он. — Уходим отсюда.
Он шел широким шагом мимо опустевших домов, и те, казалось, насмехались над ним. Майкл не понимал, что случилось с ним только что, а непонятного он не любил. Он резко швырнул свой докторский саквояж на заднее сиденье джипа, так что зазвенели драгоценные пузырьки с пенициллином и морфием, затем плюхнулся на место водителя. К нему подбежал Юсеф.
— Вы сердитесь, доктор Олден, — сказал переводчик. — Скажите, о чем вы сейчас думаете?
«Я думаю о том, что вызвал бы сюда ооновскую инспекционную команду, чтоб они перетрясли здесь все вверх дном, если б только у меня была возможность признаться, что я побывал здесь раньше их».
— Садись, если едешь, — резко бросил Майкл.
Он завел двигатель. На какое-то мгновение юный незнакомец, виденный им во сне, и старик из мечети слились в одного человека.
— И мне не нравится, когда кто-то думает, что моя душа сдается внаем. Кто бы то ни было.
Юсеф молча забрался в машину, и Майкл решил сделать на обратном пути большой крюк, чтобы проехать по деревне. Может, ему удастся увидеть по дороге что-нибудь, способное прояснить всю эту ситуацию. Он замкнулся в своей ярости, отгораживаясь от мира точно так же как это делал его отец, использовавший это состояние для сооружения вокруг себя непробиваемой стены. Майкл был настолько поглощен своими чувствами, что не услышал звука самолетов, пока Юсеф не потянул его за рукав.
