- И отец твой не виноват. Знаешь, иногда люди не понимают до конца,
на что идут. Он не знал, что все зайдет так далеко, что граф решит не
просто напугать меня, а убить.
- Так почему же не помог потом?
- Он боялся за вас, за свою семью. Граф мог выгнать его, а твоя мать
нуждалась в деньгах. Ты же помнишь? Она болела.
- Помню, помню…
- И все же, твой отец одумался, он бросил все и ушел.
- Не имеет значения, кровь уже не искупить.
- А он и не искупил, совесть мучила его до конца жизни и в итоге свела
с ума.
- Послушай, Джулия. – Нэш поднял глаза на Оулдман. – Отец просил
меня… он хотел, чтобы я попросил у тебя прощения. И ведь я ходил к
тебе на могилу, только не знал, я не знал всей правды…
- Я знаю, я все знаю. И поверь, я простила твоего отца, как и графа, и
всю его семью. Смысл копить в себе ненависть? Она способна
разрушить даже призрака.
- Прости, Джулия… прости…
Оулдман кивнула и поцеловала старика в лоб.
- Все будет хорошо. Твое время еще не пришло. Иди и позаботься о
Джоне, кажется он на грани безумия, - и Джулия усмехнулась.
- Спасибо, - Нэш крепко взял ее руку и прижал к своему сердцу. –
Спасибо.
Джон вернулся через час и привел доктора Грэя Фултона. Но когда
они вошли в дом, то увидели сидящего за столом улыбающегося
Кола, тот напевая что-то под нос, заваривал чай:
- Нэш? – недовольно буркнул Грэй. – Ах ты, старый лис. Все шутки
шутишь. И я шел по такой погоде, чтобы лицезреть улыбку старого
чеширского кота? Ваш друг заявил, что вы еще чуть-чуть и
преставитесь.
- Не дождетесь, мистер Фултон, - радостно заявил Кол. – Лучше
садитесь за стол, выпьем чаю с каплей чего-нибудь горячительного,
действует лучше, чем все ваши микстуры вместе взятые. И вы, Джон,
проходите, не стойте как вкопанный.
- Но, мистер Нэш? – произнес растерянный журналист.
- Все, все… никаких разговоров. Я жив, почти здоров и умирать еще не
собираюсь.
Так они и просидели всю ночь. Двое старинных приятелей
вспоминали молодые годы, ну а Джон размышлял над тем, как
выудить нужную информацию из Энни Оулдман.
К утру буран стих и уже вполне довольный доктор Фултон отправился
домой, преследуемый хмельной икотой, а Кол подошел к Даглашу:
- Знаете, Джон, благодаря вам моя душа теперь спокойна.
- Я очень рад за вас. Мне впервые было так страшно, никакие
хождения по погостам или древним замкам не пугают столь сильно,
как болезнь друга.
- Вы очень хороший человек, Джулия не зря вас выбрала. Раньше я
многого не понимал в силу возраста, а теперь понял. Жули очень
похожа
на
вас,
она
была
такой
же
заинтересованной,
самоотверженной и открытой для жизни.
- Я должен помочь ей. Осталось последнее.
- Конечно, должен. И поможешь, но не сегодня. Сейчас ты
отправишься в свою комнату и хорошенько выспишься, а потом мы
кое-куда прогуляемся.
Даглаш попытался поспорить, но Нэш оказался настойчивее, посему
Джон был вынужден сдаться. Он поднялся в спальню, лег в кровать и,
укутавшись в одеяло, уснул сном младенца. Рассвет солнечными
зайчиками играл на его лице, где-то раздавались скрипы, ветки, как
всегда царапались по стеклу, но все это не мешало спать. Даглаш
вымотался, устал. Джулия же не осталась в стороне, она
присоединилась к нему во сне и они долго-долго бродили по
березовым аллеям, по зеленым лугам и вели беседы на самые разные
темы.
Как и обещал Нэш, под вечер он вместе с Джоном отправился в то
самое особенное место, коим оказалась небольшая церквушка на
окраине.
Оказавшись
внутри,
в
нос
ударил
резкий
запах
ладана,
перемешавшийся с запахом огарков. Вдоль стен рядами выстроились
массивные деревянные скамейки, а в конце вереницы взгромоздился
такой же массивный стол, в центре которого возвышалось распятие.
Кол проследовал до середины помещения, а после уселся на скамью.
Джон все это время озирался по сторонам с весьма диковатым видом,
поскольку никогда не посещал церквей и не обладал особой верой в
божественные силы:
- Ну же, Джон, садитесь. Сейчас отец Карсон начнет свою службу.
- Мне как-то неуютно здесь, мистер Нэш, - прошептал Даглаш. –
Видите ли, я еще никогда…
- Т-с-с-с… будьте мужчиной, найдите в себе силы и сядьте, наконец.
Журналист сел рядом с Колом, его давила здешняя атмосфера:
довольно-таки темно, лишь дрожащие тени от свечей; мозаика на
оконных стеклах, с которых со всех сторон на Джона строго смотрели
безмолвные святые; подгнившие балки, поддерживающие потолок,
также не внушали особого оптимизма, а уж когда показался сам
святой отец Карсон – сгорбленный старик лет восьмидесяти в
потрепанной ризе и с небольшой книгой в кожаном переплете в
руках, то Даглаш окончательно сник.
Священнослужитель, не обращая внимания на прихожан, прошел к
столу, отодвинул стул, отчего жуткий скрип раздался по всей церкви,
затем сел, раскрыл книгу и принялся читать. И тут Даглаш
встрепенулся, голос старика оказался настолько приятным и
успокаивающим, что Джон полностью погрузился в монотонное
чтение, а местами напевание строк из священного писания.
Спустя пару часов журналист не просто оттаял, его глаза сияли, он
даже ощутил некое разочарование, когда Карсон резко прервался,
откашлялся и захлопнул книгу, знаменуя конец службы.
И святые уже смотрели на него не так строго, и темнота казалось уже
не темнотой, а убаюкивающим полумраком, где воцарилось
умиротворение; свечи потрескивали, окружая Даглаша уютом и
теплом. Двое еще около часа сидели на скамье, созерцая божественное
пространство, они слушали тишину, вдыхали церковные ароматы и
размышляли, наверно, о чем-то высоком.
По пути домой Джон не проронил ни слова, а Кол полностью
поддержал его молчание, все-таки сегодня журналист впервые
прикоснулся к чему-то по-настоящему важному для человека. И
только, когда они собрались спать, Нэш заговорил:
- Что вы чувствуете, Джон?
- Мне хорошо. Будто сознание прояснилось, страхи покинули. Это же
хорошо?
- Да, это хорошо. Доброй ночи, дорогой Джон.
- Доброй ночи…
Глава 8
И снова метель. Но на этот раз куда сильнее, порывы ветра ломали
обледенелые деревья, снег поднимался на несколько метров от земли,
заполоняя пространство единой белой массой. Дом уже не просто
скрипел, он трещал, казалось, вот-вот и его разнесет в щепки, в трубе
раздавался жуткий вой, будто там застряло нечто и оно стонало,
царапалось, рвалось наружу.
Мистер Нэш укутался в три одеяла, но уснуть все равно не мог, а Джон
продолжал крепко спать.
Даглашу снилась Джулия, они медленно прохаживались по мостовой
вдоль набережной и мило беседовали, правда, в основном говорила
Жули, а Джон не сводил с нее глаз. Отныне ему куда приятнее было
здесь – за гранью реальности. Во снах он мог не думать ни о чем, что
его волновало: деньги, работа, неясное будущее, а главное, с ним
рядом была она, такая настоящая, такая особенная.
- Почему вы молчите, Джон? – спросила, наконец, Жули.
- У меня нет слов.
- У вас? Вы шутите? Что случилось с неугомонным журналистом, у
которого всегда припасена захватывающая история? - сказала она,
разглядывая безликих прохожих.
- А что будет дальше?
- Простите?
- Что будет, когда я добуду информацию о вашем женихе?
- Не знаю, Джон, - вдруг нахмурилась Джулия. – Мне всегда казалось,
что узнай я правду, моя душа отправится дальше, туда, где ей и
положено быть.
- А если нет? Если ничего не изменится?
- Тогда я буду докучать вам, - усмехнулась она, но глаза при этом
заблестели.
- Давно уже хочу сказать, - Джон остановился и посмотрел на нее так,
что на бледных щеках призрака появился еле заметный румянец. – Я
не хочу с вами расставаться. Мое сердце привязалось к вам, к тебе, - он
взял ее руку.
- Пойми, Джонни, я же ненастоящая, то есть настоящая, но мертвая. И
