— Проснулся? — спросило ЭТО. — Давай знакомиться, я Малой. Готов к тренировкам?
Ага, разыгрывает он меня что ли? Если он «Малой», то я инфузория в туфельках? Нет, я мешок с пылью. И это надо сначала принять, затем осмыслить и исправлять. В ответ я буркнул, мол, мое погоняло «Шур». А к занятиям я не готов.
— Это ты верно подметил, молодец. Ты абсолютно к ним не готов. Рад, что осознаешь это. А то есть такие оптимисты, которые отвечают типа «готов», а через полчаса слезы льют. Нет, ты тоже будешь лить, но осознано.
Молодец, дядька, успокоил. И вообще, далось им это «осознано — не осознано». Какая разница этому экзекутору, готов я или нет? Казни не избежать. Можно только оттянуть. Я не стал, а смысл?
— Начнем? — задал риторический вопрос Малой, типа я мог отказаться…
Начали разминку с растяжки. Где-то читал, что на Руси была пытка дыбой. Человека заключали в колодки и начинали тянуть тело, вплоть до разрывов связок и суставов. Не знаю, что испытывал наказуемый, но я орал не меньше. А как не орать, когда тебя силой садят на «шпагат» и «жгут», заплетают ноги в позу лотоса и встают на колени для пущей гибкости. Вот именно, ключевое слово — «гибкость». А где ее взять, коли ее отродясь не было? Зато была боль. Да такая, что окромя нее ничего не существовало вокруг. Единожды зародившись, она не отпускало мое бедное бренное тело всю процедуру растяжки.
Удивительно, но выдержал. Откуда взялись силы, не ведаю. Казалось, вот она смертушка лютая подступила, за горло взяла, когти к сердечку протянула, а потом бац, и справился. Единственное, что не умерло во мне к тому моменту — это любопытство. Теперь уже я пытал Малого. Пытал расспросами, де откуда во мне все это?
— А чего удивляться? (И действительно, чему?). У тебя же Выносливость Ключ открыл. Ты и вчера кросс пробежал — не запыхался. И сегодня вот худо — бедно, но одолел. Не было у тебя Выносливости, пришлось бы к тебе иную методику применять.
— Помягче?
— Это вряд ли. Сейчас не до сантиментов. На кону жизнь «кеймана»!
Обидно прозвучало. Обо мне и в третьем лице. Выходит, что не твою жизнь люди стараются сохранить, а Ключника. Хотелось возмущаться, но с какой целью? Обиженку строить, глазки платочком вытирать, сопли на кулак наматывать? Не дождетесь! Такая злость меня обуяла… Эх, что-то я часто злиться стал. Так пойдет, буду всю зарплату на таблетки с магнием тратить. Нервы надо беречь, от них все болячки…
Второй этап тренировок стартовал сразу после окончания первого — «йогодыбы». И тогда я понял, что это действительно была РАЗМИНКА!
Глава 6: Болит? Значит, работает. Часть 3
Если я раньше отождествлял себя с лабораторной белой мышью, то после тренировок почувствовал себя мячиком для пинг-понга и грушей для боксеров. Причем, два в одном флаконе. Били ли меня? Нет, что вы. Меня пиз…и. Нещадно и со знание дела.
Началось все с отработки ловкости. Мое бренное тельце поставили к стенке, на голову нацепили каску, стоящую на вооружение в российской армии, а затем приступили к расстрелу. Я это так для себя определил. Четыре человека брали из огромной корзины шары для биллиарда, те самые — тяжелые, твердые, костяные, и бросали в меня со всей мочи. Их задача была поразить цель, а целью цели — увернуться. Ребятки подобрались сильные, тренированные с хорошим глазомером. Поэтому поражали меня поразительным образом 85–90 процентов брошенных снарядов. Корзина была глубокой, шаров много и летели они нескончаемым сплошным потоком.
Меня сразу предупредили во избежание, что защищаться руками нельзя, можно раздробить кости, а вот мягкие ткани пострадают меньше. Поэтому, если я не хочу носить гипс, то нужно уворачиваться, а не ставить блоки. Но сказать на словах проще, чем реализовать в действительности. Расстояние от меня до бросавших — примерно метров десять. Есть время среагировать. Но и снайперы вышли отменные. Лично мне показалось, что они всю жизнь посвятили тренировкам по бросанию биллиардных шаров, а теперь им выпал шанс доказать свое мастерство, вот они и старались. Десять бросков, девять удачных.
А еще эти шутники общались со мной и друг с другом. Комментировали процесс словами: «Дождись, когда повернется и в булки кидай. Звук прикольный получается. «Швась» и сразу о-ййййй. Гы-гы-гы». Еще травили анекдоты:
— Сидят солдаты в окопе. Один из них, суровый «дед», сворачивает самокрутку, берет ее в рот и приподнимает голову так, что цигарка высунулась над бруствером.
Тут же выстрел вражеского снайпера. Пуля чиркнула по кончику цигарки и
подожгла ее. Боец откинулся на спину, задымил и произнес:
— Снайпер ни разу не подвел. Экономит мне спички.
— Но, Серега, разве это не опасно?
— Нет, я же курю нe затягиваясь.
Или рассказывали интересные истории:
— А помнишь мы также Андрюху тренировали? — спросил один другого. Я Андрюху не знал, да и не хотел, не до этого было.
— Это, которому локоть разломали?
— Ага, того.
— Помню, конечно. Он сначала с фингалами под глазами бегал, потом вроде научился уворачиваться. Но тут ему пушной зверек и пришел, локоток подставил. Хряснуло так, что я думал в городе услышат, за грозу примут. Прикольно было.
— И что с ним было потом? — спросил третий.
— Да ничего, вылечили ессно, бабка Светка и не такие раны вытаскивался. Но он слился. Вместе с рукой его и самого сломали — психологически.
— Ушел от нас? — не унимался любопытный.
— Нееее, куда-то в архив пристроили.
— Ну а че? Тоже надо кому-то и в бумажках порядок наводить…
— Надо, кто бы спорил. Но оперативника не получилось с него, хлипкий оказался. А ты, Шур, не такой? — вопрос не дождался ответа, так как я дождался точного попадания в мои мягкие сидалища.
— Ага, классно же!
Голова гудела, от попаданий, но на ней хоть не было ссадим, выручала каска. А вот тело покрывалось кровоподтеками с огромной скоростью. Минут 20 я старался уйти от столкновения со снарядами, потом понял тщетность всех попыток и усилий. Остановился и тупо терпел боль. Но долго не продержался. Заметив мою «лень», экзекуторы усилили натиск. Шары полетели чаще и били сильнее. Я снова запрыгал, как кузнечик в литровой банке с крышкой. Мощно, но бессмысленно. Синяки стали оборачивать тело вторым слоем. Удивительно, но новые шишки умудрялись вскакивать на уже образовавшихся.
Истязание продлилось минут тридцать, которые растянулись для меня в годы. Внешне я походил на отбивную, которую, после того, как не вышло, попытались превратить в фарш. Как в том анекдоте: «Единственное, что удалось узнать о трупе медэкспертам — тело, попавшее в аварию, принадлежало мужчине». Ой, боюсь, что в моем случае и это не установить. Но самое страшное прозвучало ПОСЛЕ:
— Медленно двигаешься, — констатировал Малой. — Вечером повторим.
— ВЕЧЕРОМ? Даже не завтра? Я не смогу.
— Сможешь, поверь в себя… А теперь на пробежку.
Несколько недель мое тело не принадлежало мне. Острейшая боль стала перманентной и тупой. Время для меня выражалось двумя величинами — мукой от тренировок, когда светло. И мукой от попытки найти удобное положение, когда темно. Облегчало положение дела мазь от «бабки Светки». Дюже вонючее зелье, но действенное. Ушибы переставали саднить, синяки исчезали на глазах. Но к утру, так что ночью приходилось терпеть муки. А там по новой.
Дни, как таковые перестали существовать, навалилась апатия и безразличие ко всему. Ел, не чувствуя вкуса. Мылся, не касаясь тела руками, даже легкие струйки прохладной воды причиняли боль от прикосновения. Ноги жили сами по себе, регулярно заплетались в ходе очередных испытаний. Но, самое удивительное, я выжил.
Раны заживали быстро. Утрешние синяки превращались в желтые пятна уже к вечеру. И это уже без МАЗИ! Ссадины и порезы, затягивались коркой буквально на глазах, которая через пару часов отваливалась, оставляя белый участок кожи. Марафон стал для меня легкой пробежкой. К концу третьей недели из 400 брошенных в меня костяных шаров, цели достигли лишь 25-ть.
