щупальцами тьмы и зелёным светящимся глазом, нечто, что просто смеялось над ними безумным смехом.
Герберт повернулся и побежал, остальные тоже. Существо не последовало за ними, да в этом и не было необходимости. Его тень была повсюду в долине.
Сквозь свои собственные слои реальности Сайега смотрел вниз на миниатюрную долину, и в то же время он смотрел вверх через холм снизу и изнутри, где части его гигантского тела лежали, погребённые в подземных глубинах. Однако теперь уже не имело значения, какое тело принадлежало Ему, потому что, в конце концов, барьер рушился, реальности сдвигались и сливались в одно Существо, которое было Сайегой. И он ненавидел с силой и мощью эонов взращивания этой ненависти. У него не было глаз как таковых, но он ощущал реальность всеми щупальцами своего множественного тела, и поэтому он также наблюдал за разрушением храма, где эти идиотские существа веками поклонялись образу, который совсем не походил на Сайегу, потому что его форма менялась как и его собственная реальность. Эти идиотские существа поддерживали Его заточение, выставив стражей, но теперь пятиконечная звезда потеряла один из своих лучей; Старший Знак исчез. Не имело значения, что эти идиоты сделали всё это по глупости, даже месть, которую они ждали, была лишена каких-либо реальных эмоций, кроме ненависти. Месть требует причины, а Он не нуждался в причине. Это была всего лишь ненависть.
Герберт понял всё это, спотыкаясь и падая с Тёмного Холма, пробиваясь сквозь черноту. Его ноги соскользнули, когда земля снова задрожала под ними. Падая, он обернулся и увидел, что холм движется, как будто что-то большое выползает из-под земли, образуя гигантские кротовые норы и разбрасывая камни и растительность во все стороны. Затем вершина холма разверзлась, и из глубины появились они, неуклюже ползая на своих когтистых лапах, шевеля своими раздутыми кожистыми телами: Нагайе, существа, подобные тем, которых он видел в своих слишком реальных кошмарах. Непрерывный поток жабоподобных чудовищ поднимался из глубин холма, они были бледными и безглазыми, приспособленными к отвратительной жизни в туннелях и тёмных подземных пещерах. А вслед за ними появилось что-то ещё, фигура, бросившая свои желатиновые щупальца вверх, где они встретились с тёмной сущностью луноглазой тени, и они слились вместе, и стали единой отвратительной мерзостью, оскорблением всех законов земной природы.
Хнычущие и визжащие мужчины и женщины пробегали мимо Герберта, толкая друг друга в спешке. Некоторые падали и оставались на месте, пытаясь спрятать лицо в землю, чтобы скрыться от всевидящего зелёного глаза.
Это, должно быть, безумие, — хныкала маленькая частичка в мозгу Герберта. — Конечно, этого не может быть на самом деле. В конце концов, всё это чепуха, безумный эксперимент в псевдонауке, просто какие-то старые формулы и заклинания. Мне снится кошмар, и я должен проснуться. Боже, я должен проснуться, я должен проснуться, прежде чем тоже сойду с ума!
Его череп взорвался, осколки костей, казалось, впились в его мозг, и тогда он понял, что всё происходящее — реально. Что-то выползло из глубоких пещер его разума, что-то очень холодное и скользкое, и очень пугающее, потому что оно было и знакомо, и незнакомо его бодрствующему разуму. Когда Герберт медленно поднялся, то почувствовал, как его тело онемело, кровь в венах стала гуще, а затем и вовсе остановилась. В затылке у него мелькнула короткая белая вспышка, и сердце остановилось. Он поднял руки и увидел тёмные пятна, что начали появляться на них, поскольку ткани тела начали быстро разлагаться. Мягкие слои кожи, плоть, мышцы и сухожилия превратились в жидкую амёбоподобную массу. Его скрюченный язык пересох во рту, кусок твёрдого мяса упёрся в зубы, прежде чем рассыпаться в пыль, забившую горло. Его тело пошатнулось, когда он почувствовал, что его разум меняется, пытаясь спасти себя, в то время как тело умирало вместе с ним. Возникло мимолётное ощущение движения, чётко очерченного поиска чего-то, что, как знал его разум, должно было находиться там, в месте встречи где-то в бессмысленной пустоте, сквозь которую он бесцельно дрейфовал, а затем он сам…
Он смотрел вниз, на долину. Он наблюдал за множеством бегущих маленьких фигурок, а не так уж далеко от них он видел редкие микроскопические огни освещённых окон в деревне Фрайхаусгартен. Герберт находился где-то и нигде ещё; где-то в нём горели звезды, которые являлись его частью, но они казались далёкими, не столько в пространстве, сколько в реальности, как будто несколько слоёв реальности перемешались, как стеклянные пластины, наложенные друг на друга, так что он мог видеть несколько картин одновременно, но не все очень ясно. Он чувствовал себя так, словно плёл кокон вокруг долины, закрывая своё тело паутиной, в которой подвешено время. Невообразимая жизненная сила текла по его телу, пока он растягивал его, всё время меняясь и приспосабливаясь. Там таилось смутное воспоминание о Не-Месте, похожее на сон, нереальное воспоминание об ожидании, бесконечном и бессонном ожидании, и знании о вещах настолько отвратительно чуждых, что нормальный мозг Герберта никогда бы не смог их вынести. И всё же теперь ему казалось, что он всегда знал их; он узнавал эти воспоминания как часть своих собственных. И он ненавидел, ненавидел с такой яростью, которая выходила за пределы его человеческого понимания, за пределы его человеческого разума.
Маленький осколок его пытался сохранить нетронутой хрупкую оболочку человечности, но всё это пришло слишком быстро; невозможно было поглотить его человеческим разумом. Ненависть перетекла в его новое существо, и с последним шоком ужаса он осознал, что ненависть вышла и из него, что она всегда была частью его самого, что он сам был частью существа, которому принадлежал теперь. Его смертное тело служило всего лишь посланником, одним из многих фрагментов, которые использовал Сайега, маленьким осколком вечного Существа, семенем демона, посланным сквозь века, комбинацией клеток, генетической структурой, выгравированной в цепочках ДНК из аминокислот в клетках его мозга, которая однажды найдёт путь, необходимые врата во тьму, где её родительское тело ждало, мечтая… и ненавидя.
Он выл клетками своего тела, неспособными издавать какие-либо человеческие звуки.
Он вопил сущностью звука, грубым злобным криком триумфа. Затем он наклонился и подобрал несколько маленьких фигурок среди груды обломков. Он поднёс их к тому, что можно было назвать Его лицом, а затем сомкнул когти, после чего сбросил месиво раздробленных костей, окровавленной ткани и грязи на землю далеко внизу. Ему не нужно было двигаться; всё его тело было окутано чужеродной темнотой вокруг и над долиной, полностью закрывая мир, которым Он теперь владел для собственного удовольствия. Слуги Сайеги, Нагайе,
