Ознакомительная версия.
— Говори, — твердо проговорил Никита. Злости и ненависти у Никиты к Листову не было, только равнодушие.
— Сказал, что любит тебя как друга, и простить за все велел, — Мишка опустил глаза, когда Никита отвернулся к окну, — прости и меня. Я тоже должен был погибнуть с отцом и Серегой.
Никита не поворачивался и ничего не говорил. Мишка собрался уходить. Но тот его остановил:
— Постой, — он подошел к Мишке и протянул руку, — и ты меня прости.
Мишка вышел. Через минуту опять вошел.
— Никита, он еще передал чепуху какую-то, но, думаю, для тебя она важна. Помнишь песенки его дур… смешные?..
— Говори! — Никита в волнении схватил стул руками так, что побелели костяшки пальцев, только боли он не ощущал.
Мишка начал путаться, но его так напугали огнем горящие глаза Преонского, что он вспомнил:
— Говорит: «Передай Никите, что смерть моя через песню пришла…»
— Какую?! — Никита опустил развалившийся стул и подошел к Мишке.
— «В шведской чаще лесной, дружит…»
— Не может быть!!! — Никита почувствовал такую тяжесть в теле, что даже присел. Мишка вышел.
«Это он убил Сергея! Он перебежчик и предатель! Но как же он отца своего позволил убить?! Может, поздно было, или не распознал? Господи, где же ответ, и как доказать, что он — изменник?! Господи! Помоги!
Соваться сейчас к Калинину с такими сведениями бесполезно. Все ликуют по поводу победы над Умео, да и не поверят мне, что Мишка сам мог отца своего убить, значит, надо самому за дело браться!»
Через четыре дня они были в Шеллефтео, и покоренный город встретил русских гостеприимно. Никита вместе с братьями Брянцевыми — Егором и Сашкой — уже долго бродил по тихим улочкам города, любуясь куполами маленьких кирх. Им одинаково нравились уютные улочки чистого города, маленькие трактиры и добродушные их хозяева. Тихая и полноводная речка Шеллефте-Элье была заполонена лодками и ботами, на которых катались русские солдаты в обнимку с местными девицами.
— А не пора ли и нам найти себе красавиц в какой-нибудь уютной гостинице? — спросил Сашка, который отличался более живым и веселым характером, нежели его брат Егор — молчаливый и рассудительный, он пользовался большой популярностью у девушек за красивое лицо и статную фигуру. Сашка же был болтун и егоза, благодаря чему тоже не мог не привлекать к себе внимания.
Как только Сашка открывал рот, наиболее веселые и ушлые девицы ни на миг не оставляли его в одиночестве.
По тому, как Сашка и Егор относились друг к другу, можно было безошибочно определить, что они братья. Никита по-хорошему завидовал им и жалел, что нет у него брата.
Эта ночь закончилась весело для братьев, но не для Никиты. Потеря друга оказалась настолько сильным горем, что Никита не признавал праздности и веселья. Он любил просто бродить по улицам, тихо напевая шуточные песенки Сергея Шустрова.
Прогуливаясь по парку «Золотой лев» в очередном шведском городке, Никита наблюдал за спокойной и размеренной жизнью встречаемых им людей.
«Здесь как будто ничего и не случилось. Молодые матери с детьми, спокойная речка и вековые деревья никак не отражают эту суровую действительность, которая живет за пределами парка. Интересно, а почему „Золотой лев“?» — спрашивал сам себя Никита. С тех пор как Остерман послал его в Швецию, он более или менее овладел шведским языком. И теперь ему не терпелось поговорить с кем-нибудь на шведском. И повод был — история парка.
Но люди, завидев молодого русского солдата, старались лишь мило улыбаться, избегая близкого общения. После тщетных попыток разговорить двух дам и одного старичка Никита сдался и сел на витую скамеечку.
— Здесь свободно? — раздался сбоку от Никиты приятный женский голос. Незнакомка говорила на безукоризненном русском языке. Он обернулся. Боже! В лице этой красивой черноокой дамы отразилась до мельчайших подробностей внешность Ольги. Чем дольше он на нее смотрел, тем больше находил сходство с Ольгой. Только цвет глаз был более темный.
— Извините, но, может… — она внимательно смотрела на него своими черными глазами, обрамленными длинными, словно молодые побеги осоки, ресницами. Белая кожа идеально гармонировала с черными бровями и глазами.
— Да, да, конечно, садитесь, — Никита по военному уставу встал и сел только после нее.
Он сидел неподвижно, а глаза и мысли метались в беспорядочной беготне. Ему бы встать и уйти, но никак он не мог заставить себя это сделать. Самые различные мысли и чувства обуревали его — от приятных воспоминаний до лютой неприязни.
— Я вижу, что потревожила вас, — начала она, глядя прямо перед собой.
— Да нет, — он посмотрел на нее. Они оба замолчали.
«Интересно, как она попала сюда? И что здесь делает?»
— Я вышла замуж за шведского офицера еще до начала войны и теперь живу здесь, — как бы прочтя мысли Никиты, сказала она. Он ничего не ответил.
— А недавно мужа убили и я осталась с ребенком совершенно одна, совсем без средств к существованию. У нас забрали все, — она смело смотрела прямо в глаза Никите.
— Мне очень жаль, — только и сказал он. Лицо его горело, ладони стали мокрыми. Она подвинулась ближе к Никите:
— Жаль? Тебе меня жаль? — она, усмехнувшись, отодвинулась от него. — Мне тоже тебя жаль. Тогда давай пожалеем друг друга, — испытывая его взглядом, проговорила она.
Тут он понял, что эта красивая русская девушка просто куртизанка. Он рассмеялся своей внезапной догадке. Секунду назад Никита готов был сделать ради нее все, что угодно. Дать денег, забрать в Россию, устроить при дворе. Все! Но она обманула его ожидания. Он думал о ней лучше и хотел помочь, а теперь он просто воспользуется тем, что она предлагает. А почему бы и нет?
Он повернулся к ней и, грубо схватив за локоть, спросил:
— Сколько?
Она, хищно улыбаясь, ответила:
— Вижу, что мы наконец поняли друг друга. Хотя, правду сказать, твои соотечественники менее романтичны и более сообразительны…
Дальше она не договорила. Он встал и потянул ее за руку.
— У меня мало времени! Давай быстрей, у меня даже место найдется и парочка друзей!
— О! Нет, милый, только ты! Ты мне очень понравился, — ответила она.
Никита увлекал ее в сторону небольшой таверны, где, по его разумению, должны находиться его друзья, которые были просто не в состоянии двигаться после выпитого.
«После того, как я сам натешусь этой красавицей, они очухаются, и я преподнесу им этот трофей».
Было четыре часа пополудни. Захмелевшие радостные солдаты совсем не знали, как бы им развлечься еще, когда в таверну вошел Никита с незнакомой красоткой и оповестил всех, что подарит ее им после себя.
— Вот это командир! — кричали они. — Наша девка, а продалась шведу! А муженек не говорил тебе случаем, сколько наших солдат загубил?
И остервенелые воины, разгоряченные вином, стали приставать к женщине с вопросами. Она в испуге таращила глаза.
— Что, не по нраву тебе мои друзья? Ты же говорила, что они умнее и намного сообразительнее, а? Теперь убедишься, что я тоже от них недалеко ушел!
И он рывком потащил девку на второй этаж мимо ошалевшего трактирщика, который в удивлении наблюдал за кутящими русскими.
Опрокинув ее на деревянную кровать, он приказал ей раздеваться. Она поняла, что не сможет убежать. Об одном лишь молила бедная Наталья Волкова: о шестилетнем сынишке своем Станиславе, оставленном на полдня на попечении соседа — пьяницы-мясника Густава Прийхо…
После того как Преонский спустился вниз и присоединился к бражничающим друзьям, в комнату, где осталась Наталья, зашел совершенно пьяный гвардеец Матвей. Она уговорами и слезами убеждала его не трогать ее.
Пьяный Матвей пожалел девушку и отпустил ее. Да и сам он уже не только потешиться с бабой, а просто стоять на ногах не мог.
Наталья как на крыльях вылетела из этого мерзкого трактира.
— Ты еще жива? — спросил ее толстый трактирщик, когда она пронеслась мимо. — А говорили, русские еще те, — уже сам себе говорил толстяк.
Не вся Швеция сдалась на милость Петра. Были еще города, сопротивление которых вызывало у русского царя уважение, но оставить их непокоренными он не мог. Всем командирам и полководцам было приказано занять города по берегам Ботнического залива. К ним относились Веннес, Евле, Худиксвалль, Эрншельдсвик, Питео.
Находились эти городки по берегам рек, таких же, как и сами города, чистых и неторопливых. Их названия трудно давались русским, но все-таки они выучили их: Турне-Элье, Луле-Элье, Уме-Элье.
Военное командование городов Евле, Седерхамн, Худиксвалль, которые располагались на берегу Ботнического залива, никак не хотело признавать победу над ними русских, и потому предстояло еще повоевать.
Сначала русские полководцы думали, что им удастся быстро захватить города шведов, но, увы! Калинин срочно вызвал начальников всех отрядов к себе в штаб, который находился в бывшей гостинице.
Ознакомительная версия.
