- А я?
- Посиди в приемной, Райт, мне нужно сделать пару звонков.
Мы выходим медленно, словно накачанные снотворным. Как будто каждый надеется, что еще не поздно провернуть все назад, переиграть разговор. Вот сейчас Рагварн окликнет, мы снова сядем и примем другое решение. Фигли, другого решения быть не может, фарш обратно в мясорубку не запихнешь. А я перестану быть человеком, солдатом, когда увижу завтра в новостях расстрел заложников.
В приемной мягко шелестит кондиционер, дежурный офицер отвечает на звонок, но говорит негромко и деликатно, не глядя на нас и не мешая.
- Господи, Дан! – в глазах Бэт слезы, она кусает губы и изо всех сил старается не шмыгнуть носом.
Сжимаю ее хрупкие, как у цыпленка, плечики.
- Все будет хорошо.
Никто в это не верит. Точнее, вера тут ни при чем. Все ЗНАЮТ, что со мной сотворят террористы. И еще все знают, что случится после… когда больше никто не сможет противостоять суморфам. Черт, а Дан Райт – большая шишка, оказывается!
Веньяр скрипит зубами так, что слышно всем.
- Суки! Мы вытащим тебя, Дан! Мы их найдем, ты только продержись!
- Ага, - напряженно отзываюсь я, - береги моих ребят.
- Придурок, не смей! – Рэндел тащит его в сторону выхода, мисс Гарден плетется следом. Веньяр всю дорогу шумит, и я слышу его даже с улицы.
Под не-взглядом дежурного офицера сажусь на жесткий стул и жду.
========== Главы 11-12 ==========
Глава 11
- Деньги будут, - коротко оповещает меня начальство, когда мы остаемся в кабинете одни.
- Когда? – вопроса глупее не придумаешь, но мне действительно важно, чтобы средства поступили на счет клиники как можно раньше. С официальной организации, коей является министерство обороны, станется протянуть с переводом суммы до второго пришествия.
Рагварн неодобрительно качает головой.
- Обещали завтра. Я получу звонок, когда деньги будут готовы к выдаче, но что…
Вытаскиваю карточку клиники.
- Вот реквизиты, по которым нужно перевести сумму. Едва она будет на счету, я весь ваш.
Лицо командора проясняется, но через миг снова мрачнеет.
- Я подумал о тебе… хуже.
- Вы имели право, - усмехаюсь я. Нервная дрожь все еще не отпускает пальцы, значит руки под стол.
- Дан, я хочу, чтобы ты отдавал себе отчет в последствиях своего поступка. Еще не поздно все переиграть. Линия связи была закрытая…
Вот он, шанс! Вернуться и сделать вид, что ничего не было.
- Триста заложников, командор.
- Триста девяносто два, - уточняет он, - но в той бойне, которую развяжут после твоего захвата, погибнет в разы больше людей.
- Вы предлагаете сидеть и смотреть, как они расстреливают заложников?
Я полный, неизлечимый идиот. Ведь Рагварн прав, трижды прав. Куда я лезу?
- Дан, у тебя есть время подумать. Но очень мало. Я не пытаюсь тебя отговорить, но решение о ТАКОМ риске ты должен принять осознанно. Там будет двадцать офицеров, которых по твоим показаниям приговорили к расстрелу. Ты их видел!
Да, видел. Ненависть, лютая ярость затравленных псов. Они будут рвать меня на куски.
- Я понимаю.
- У нас есть одна надежда. Помнишь запись с камер Нар-Крид, где ты встретился с суморфом? Прежде, чем она была изъята и засекречена, ее видели несколько посторонних… Едва ли тебя убьют сразу, скорее, захотят изучить феномен. Это даст нам необходимое время.
- Хорошо.
Рагварн потряс головой, словно отгонял назойливую муху.
- Это какое-то дежавю. Дан, ты должен знать кое-что еще.
- Что именно?
Вместо ответа командор берет пульт и нажимает кнопку. Большой плазменный экран на противоположной стене загорается, я вижу человека в форме генерала военно-воздушных сил, сидящего за письменным столом. Губы человека шевелятся, но слов не слышно. Мне их и не нужно. Я его узнал, хотя видел лишь два раза в жизни. Первый раз – в Ориме на церемонии награждения брата медалью за личную отвагу, второй – у горы Нар-Крид возле разбитого вертолета.
Спазм стискивает мне горло, но вовсе не от узнавания. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, кто стоит за захватом заложников. Но рядом с ним стоит еще один человек, ладонь лежит на плече Мануэля Форки, по-хозяйски сжимая краденый погон. Как зачарованный, я гляжу на эту ладонь, простую узкую ладонь, без маникюра и украшений, не пахнущую, как прежде, ни мукой, ни машинным маслом. Но мне кажется, я узнаю ее.
Рагварн ждет от меня какой-то реакции, кроме учащенного, как у астматика, дыхания.
- Понятно, - говорю я.
- Твое решение?
- Не изменилось.
- Дан, мы не перестанем пытаться тебя вытащить. Постарайся выжить и протянуть как можно дольше.
- Я могу идти?
- Иди. Первым делом советую сходить к нотариусу. Потом можешь напиться.
- Есть, сэр.
На крыльце ежусь от пронизывающего ветра, поднимаю ворот куртки, но это не спасает. Охранник из «Зеты» приближается сбоку-сзади.
- Прикуришь?
На лице незнакомого парня доброжелательно-сочувственное выражение. Интересно, они-то откуда знают? Какой Рагварн отдал им приказ?
- Спасибо.
От густого крепкого дыма в легких становится легче, отпускает сковывавший спину спазм. Так, теперь надо решить, на что потратить оставшиеся сутки. Нет, даже чуть меньше.
Первым делом поеду к нотариусу. Год назад, когда оформляли опекунство Татьяны, отец Вики предложил воспользоваться услугами своего юриста. Мужик оказался грамотным и въедливым, и после долгих препон нам удалось доказать, что лучше, чем со мной, Танюшке не будет ни с кем. Это, конечно, еще спорный вопрос, кому с кем лучше. Я за Танькой, как за каменной стеной. Это мой тыл, моя крепость, где всегда чистота и уют, где вкусно и, что немаловажно, вовремя кормят, где любят гостей. Мой дом обрел образцовую хозяйку.
Как бы то ни было, завещание я написал, едва получил бумаги об опекунстве. Сенсорный браслет не давал забыть о том, что в любой момент Таня и Шику могут снова остаться одни. После твоей гибели наши денежные дела пришли в упадок, но кое-какие средства остались. Их хватит на оплату колледжа для Танюшки и спецшколы для Шику, на содержание дома и скромную, но безбедную жизнь, пока ребята будут учиться.
Сейчас останется сделать распоряжение насчет суммы, которая пойдет на лечение Шику. Тане через месяц восемнадцать, опекунство над Шику может взять она. Вместе мои дети не пропадут, а Вики и Жан за ними присмотрят.
Придя к этой мысли, я совершенно успокаиваюсь и откидываюсь на спинку кресла. Фургончик «Зеты» несется по утренним улицам Оримы, кое-где еще горит неон, отражается в лужах красными, желтыми, сиреневыми волнами. Наверное, я вижу эти улицы в последний раз. У меня возникает странное чувство, что со мной это когда-то уже происходило, я уже прощался с сумрачной столицей, а яркие огни так же расплывались в лужах.
От юриста я еду домой, по дороге внезапно понимая, что голоден, как зверь. Таня выглядывает из кухни: волосы туго стянуты платком на затылке, руки белые от муки (о, эти руки! Они напоминают сейчас о других).
- А где Жано? Я его любимые пироженки леплю, которые круассаны.
- На работе, - как можно небрежнее отвечаю я, бросая куртку на полку в прихожей, - у нас усиление. Видела же, что творится.
- Видела, - хмурится Танюшка, - вот гады! Детишек не пожалели. Я бы таких ставила к стенке и расстреливала.
- Я бы тоже. Дай пожрать, а?
Таня споро накрывает на стол, у нее уже готовы котлетки, которые она присоединяет к разогретым макаронам и заливает майонезом.
- Танюшка, ты чудо! – совершенно искренне хвалю я, запихивая еду в рот.
- Я знаю, - кокетничает она, а у меня сжимается и сладко-терпко болит сердце.
- Я завтра уезжаю, - сообщаю ей за чашкой кофе.
- У тебя же отпуск!
- Какой отпуск, когда усиление.
Танька вздыхает и поворачивается ко мне чуточку огорченная. Времена, когда она билась в истерике из-за каждого моего дежурства, давно прошли. А сейчас… сейчас она просто ничего не знает. Пусть не знает.
