ожидавший этого Игнат отпрянул от Катьки и с силой потёр лицо. Свежий ветерок охладил загоревшиеся щёки, да и невидимый
прындик постарался, пригасил его пыл.
— Ты чего? Неужели, совсем не понравилось? — обиженно протянула девушка.
— Слишком понравилось, думал — растаю, — попытался отшутиться Игнат и поспешно спросил. — Как же тебе удалось сбежать?
— Мне чудом повезло! — Катька не сразу сообразила, что ему ответить. — Они отвлеклись… там платье какое-то было, в сундуке. А я воспользовалась этим.
— Что за платье?
— Да так. Старьё. Его Яська откопала, ещё ночью. Хотела меня заставить, чтобы примерила, прикинь! Но не сработало, с чего мне надевать такую рухлядь!
— Так. Я что-то совсем запутался. Давай ты всё повторишь бабе Гане.
— Я не хочу ей рассказывать! Пожалуйста, не надо! — Катька перехватила руки Игната, прижала к своей груди. — Слышишь, сердце стучит? Мне очень плохо! Мне нужно побыстрее отсюда уехать!
— Обязательно уедешь. Я отвезу куда скажешь. Только чуть позже, как решу свои дела. — Игнат нехотя отнял руки. — А сейчас пошли, вдруг твои ведьмы за нами наблюдают.
Игнат сказал это специально, чтобы Катька вернулась в дом. Он совершенно запутался в её бессвязном рассказе и хотел, чтобы дальше во всём разбиралась сама знатка.
— Нет! Не хочу! Я боюсь! Она так недобро смотрела! Вдруг, твоя Гана заодно с теми ведьмами?
— Что за глупости! Гана добрая! Ей можно довериться! Пойдём. — Игнат встал и потянул Катьку за собой. — Не бойся, малыш. Всё будет хорошо, обещаю!
— Вот дурань! Нашёл заботушку! — снова пробормотало у уха, и Игнат помотал головой, отгоняя настырного духа.
Катька упиралась, не хотела идти. Игнат потянулся было опять её поцеловать, да девушка отпрянула и попросила недовольно:
— Ты приведи бабку сюда, хорошо? Я не могу разговаривать в доме. Там душно! И противные существа!
— Хорошо, — покладисто согласился Игнат. — Ты посиди здесь. Мы скоро.
Как только дверь за ним закрылась, Катька сорвалась с места и, оказавшись за калиткой, побежала в сторону оставленной на въезде машины.
Сейчас, сейчас она уедет из этого задрипанного городишки и забудет про всё как про страшный сон!
— А Яся? — сама себя спросила она. — Ты не пожалеешь, что бросила её?
И сама же ответила:
— Не пожалею. Она большая девочка. Пускай справляется сама!
Падарожнiк* — путешественник (белорус.)
Брамнiца** — привратница (белорус.)
Сябрук*** — дружок (белорус.)
После внезапного исчезновения Яси в закидке поднялся переполох.
Старуха Петруна с криками набросилась на птицелапых, упрекая за то, что упустили пленницу.
— Ни на что не годитеся, дармоеды! Всех пущу на холодец! — неистовствовала бабка. — Хорошо, хоть вторая здеся осталася. Приведите девку сюда.
— Нету второй. Ещё раньше сбежала. — растрёпанная крыкса виновато шмыгнула носом. — Капялюшник ловил — не поймал.
— А ты-то! Ты-то на что! Недоглядела! Проворонила! Из-за тебя обеих упустили!
Зашипев разозлившейся кошкой, бабка прихватила карлицу за редкие волосёнки, с силой, не угадываемой в тщедушном теле, пригнула к полу, а сама завела грубоватый и зловещий напев. О чём она поёт понять было сложно — через стену доносились лишь обрывки слов, язык был странный, совершенно незнакомый.
— На своём шпарит, заклясть её хочет! — прокомментировала мора, приставив ухо к стене.
— С чего бы заклясть? — удивился печурник. — Она без крыксы и шагу не ступит!
Мора не ответила — продолжая вслушиваться в Петрунино бормотание, погрозила печурнику, чтобы молчал.
— Что значит — заклясть? Наказать? — от бабкиных завываний Ясю пробило на дрожь. — Кто они вообще такие? Ведьмы?
— Эти-то? Не… — печурник слегка подтолкнул мору, пристраиваясь рядом у стены. — Не жадничай, кума. Подвинься. Мне тоже охота послушать!
— Не лезь под руку, рыжий! — сердито шикнула мора. — За бороду оттаскаю!
Печурник немедленно отбрехался, и домовые заругались меж собой, совершенно позабыв о происходящем в закидке.
Меж тем, Петруну отвлёк тонконог — подскочив к ней с курточкой Яси, защебетал, защёлкал возбуждённо.
— Девкина, говоришь? — оттолкнув воющую крыксу, бабка зарылась носом в одёжку, а потом принялась шмыгать да принюхиваться вокруг себя.
— В доме белёсая! У нас! Чую, чую человечину! Её, её запашок! Не спутать!
— И правда пахнет! — крыкса завертела головой, забегала туда-сюда по комнатушке. — Где ж она хоронится? Кто её прячет? Не зрадников* ли пригрели в дому?
— Про то мы быстро прознаем, — Петруна отшвырнула ставшую ненужной куртёнку. — Окурим стены, окурим углы, дым зрадника сразу и проявит. А следом и пропажа объявится. От нас не уйдёт!
— Не уйдёт, не уйдёт! — вздохнуло где-то рядом.
— Объявится! Объявится! — шепнуло из углов.
— Чем балаболить — помогайте! — Петруна затопталась на месте, взмахнула тощими руками, будто подзывала кого-то невидимого.
Чёрные тени послушались, скользнули к ней, легли на пол полукругом. Крыкса подтащила поближе облезлый поднос со съёжившимся от сухости пучком из перепутанных трав и чьих-то волос, с оплывшей свечей из посеревшего тусклого воска и снизкой крохотных желтоватых черепушек.
Притаившаяся в закутке у моры Яся не видела, что происходит за стеной, лишь слышала гортанные бабкины вскрики, перемежающиеся непонятными словами и восклицаниями.
— Сейчас дымы пускать станет! — охнула запечная. — Не уймётся язва старая! И тебя найдёт, и до нас доберётся!
— Дымы! — испуганным кузнечиком подпрыгнул и печурник, рыжая шерсть его встопорщилась словно иголки. — От них как чурбан становишься! Идёшь, куда велят, делаешь, что скажут! Ой-ей!
— Уходить тебе надо! Сей же час уходить! Попадешься им во второй раз — больше не выпустят! — мора сунулась поближе к Ясе и неожиданно шлёпнула её по лицу, принялась размазывать что-то шершавой ладонью.
Остро запахло горелым, неприятным. Натёртая кожа засаднила.
— Вы совсем?! — Яся отпрянула назад и схватилась за щёки.
— А ну, не тронь! Всю сажу стрясёшь!
— Сажу? — Яся подумала, что слышалась.
— Её. — мора махнула сухонькой рукой. — Иди туда, прыгажуня**. Сажа тебя ненадолго, но прикроет.
— Куда — туда? — растерялась Яся, но ноги сами понесли её вперёд. Словно в тумане шагнула она к стене и в ту же минуту оказалась на кухне, прямо перед творящей обряд Петруной.
Чёрные тени кляксами расплывались вокруг, карлица-крыкса в нетерпении грызла подол замызганного платья, пластиковый Ванечка безучастно сидел на полу, а бабка всё крутилась юлой, топотала отекшими ногами да выкрикивала бессвязные слова наговора. Голос звучал всё ниже и глуше, Петруну корёжило, скручивало в дугу. От натуги её лицо покраснело, глаза выкатились из орбит и, забившись в падучей, она захрипела:
— Чтобы ни лесным, ни водяным не встретилося! Ни чащобным, ни болотным не досталося! Чтобы мимо нас не промчалося! К нам в руки пришло, у нас осталося-я-я-а-а!
Охваченная ужасом Яся застыла на месте. Сердце кричало — беги, беги! Но она не
