Танич решил напомнить о себе миру. Он оделся в незаметную городскую одежду, взял в руки серый зонт и вышел на улицу. Он чувствовал себя охотником, обозревающим богатые охотничьи угодья. Накрапывал дождь, солнце скрылось за крышами домов. Автомобили ехали навстречу неведомой Таничу жизни. На высокой платформе перед гипермаркетом стоял молодой человек. Он громко рекламировал скидки на продукты питания. Лицо молодого человека выражало печаль; его бросила любимая девушка, потому что после смерти сестры он ударился в меланхолию. Молодой человек едва не плакал, но продолжал стойко рекламировать скидки. На нем был костюм куриного окорочка, потому что куриные окорочка пользовались спросом среди потребителей. Танич следил за поведением молодого человека; он больше не чувствовал себя охотником: тоска съела остальные чувства. Молодой человек спустился с платформы и пошел напролом через проезжую часть, невзирая на уличное движение. На него кричали и требовали убраться с дороги. Какой-то мужчина вышел из «вольво», чтоб набить молодому человеку морду, но тут же вернулся на водительское место и опустил голову на руль. Он был потрясен аурой тоски, которая окружала молодого человека. Другой мужчина тоже вышел из машины, чтоб поколотить молодого человека за то, что тот нахально попирает правила дорожного движения, но никакой ауры не почувствовал и зарядил молодому человеку кулаком в печень. Молодой человек упал на колени и пополз к тротуару. На тротуаре он сел, снял с себя костюм куриного окорочка, чтоб снова ощутить себя человеком, и замер, потому что никаких изменений не почувствовал. Прибежал запыхавшийся менеджер супермаркета. Он отчитал молодого человека за недостойное поведение, забрал костюм и, сунув его под мышку, пошел обратно. Нельзя сказать, что он не понимал чувств молодого человека: его самого недавно бросила жена, но работа есть работа. Молодой человек еще немного посидел, с трудом соображая, что он здесь делает, затем нырнул в распахнувшиеся двери пузатого автобуса и укатил. Танич, наблюдавший эту сцену от начала и до конца, откровенно скучал. Он хотел какого-нибудь крупного события вроде падения метеорита или хотя бы урагана, но ничего подобного не происходило. На перекрестке его сфотографировала полная девушка в кожаной куртке; она подошла к Таничу и спросила, не хочет ли он получить свою фотографию в распечатанном виде. Танич сказал, что хотел бы, чтоб кто-нибудь сфотографировал, как он вынимает внутренние органы из убитых им детей; такую фотографию он бы с удовольствием получил в распечатанном виде. Девушка не расслышала его. Она давно не слышала никого, кроме себя, и постоянно спрашивала у людей, не хотят ли они получить в свое распоряжение фотографию, которую она только что сделала. Если ее спрашивали, сколько это будет стоить, отвечала: пятьдесят рублей. Больше она ничего не слышала и не говорила и жила как рыба в аквариуме, перемещаясь в определенных ею самой границах изо дня в день, с зеркальным фотоаппаратом в белых от недостатка солнечного света руках.
Дождь усилился. Танич свернул в подворотню, обнаружив там бетонный козырек, под которым можно спрятаться от непогоды. В глубине темной подворотни раздавались голоса. Мужчина ругал женщину, женщина оправдывалась прокуренным голосом. Послышался звук шлепка, всплеск и чавканье грязи. Мимо Танича, не заметив его, прошел мужчина в кожаном плаще и бейсболке; он улыбался. Танич подождал немного и окунулся в мрак подворотни. На асфальте, спиной к кирпичной стене, ногами в луже, сидела сильно накрашенная женщина в белой шубе. Шуба промокла; женщина напоминала в ней больную овцу. Женщину звали Зина. Она поссорилась со своим женихом Мишей, который захотел, чтоб она сделала ему минет в подворотне, и он ударил ее по лицу. Зина упала в лужу и отползла к стене, дрожа от холода и отчаянья. Миша ушел; она умоляла, чтоб он не уходил, но он ее то ли не расслышал, то ли Зина умоляла его в мыслях, спутав фантазии с реальностью; влюбом случае его рядом не стало. Вместо него из темноты вышел незнакомый мужчина в непримечательной серой одежде. Он молча смотрел на Зину сверху вниз. Зина хотела попросить его о помощи, но промолчала. Мужчина протянул ей руку. Зина испугалась этой бледной руки с длинными шевелящимися пальцами.
–Уходи,– попросила она шепотом.
–Хватайся,– велел мужчина.
Зина не посмела ослушаться. Страх ушел. Она почувствовала обычную пустоту в голове, словно ее голова была стоящим на плите чайником, в котором выкипают последние мысли. Мужчина привел ее в квартиру, захламленную антиквариатом, пропахшую мужским потом и пивом. Велел раздеваться. Зина разделась, потому что предпочитала слушаться мужчин. Вся ее жизнь была построена на послушании. Она знала, что, если не будет слушаться, ее побьют. Сначала ее бил отец, потом молодой человек, с которым она встречалась, затем сутенер. Мужчина повесил шубу сушиться, порылся в шкафу и нашел для Зины платье; оно было старомодное и на размер больше, чем надо, но Зина его надела. Мужчина принес ей чашку горячего чая. Зина не любила чай. Она вообще не любила безалкогольные напитки, предпочитая пить коньяк, но всё равно взяла чашку и выпила чай до дна. Мужчина сидел на полу рядом с грудой старых пластинок. Зина спросила, как его зовут; он не ответил. Зина опустилась рядом с ним на пол, стала перебирать пластинки. Пластинок было много. Зина не узнавала имен исполнителей, потому что никогда не интересовалась музыкой. Она выбрала пластинку наугад и протянула мужчине, чтоб он поставил ее, но тот будто не заметил протянутой руки.
–Ты обижаешься на меня за что-то?– спросила Зина.
Он покачал головой:
–Нет.
–Спасибо, что спас,– сказала Зина.
–Я не спасал тебя,– сказал он.– И я не знаю, что теперь с тобой делать.
–Я подожду, когда одежда высохнет, и уйду,– пообещала Зина.
–Кто тот человек, который ударил тебя?
–Это мой жених,– сказала Зина.– Он правильно сделал, что ударил меня; яему дерзила.
–Дерзила?
–Он попросил меня о маленьком одолжении, а я накинулась на него с упреками,– объяснила Зина.– Это было нехорошо с моей стороны.
–Ты любишь его?
–Конечно.– Зина вертела в руках пластинку.– Он умный. Я люблю его за ум и идеи; ты знаешь, у него в голове много разных идей, как сделать мир лучше. Он действительно умный человек, мой Мишенька, и я могу слушать его часами, пусть даже половины не понимаю.– Она вздохнула.– Однако у него, как и у всякого мужчины, есть свои потребности, и он сердится, если я не выполняю его желания в срок.– Она повернула голову.– И все-таки: как тебя зовут?
–Танич.
–Какое странное имя.
–Это не имя, а фамилия.
–А имя у тебя есть?
–Есть.
Зина не знала, что еще можно спросить в такой ситуации, и стала бродить по комнатам, рассматривая старые вещи. Танич сидел на полу и думал, как ему поступить. Сначала у него была мысль убить Зину, потому что он давно хотел убить взрослого человека, но потом он вспомнил, что придется возиться с телом, и ему стало лень. К тому же, чтоб убить, не стоило приглашать жертву в свою квартиру, это слишком рискованно.
Зина тем временем решила, что трехкомнатной квартире Танича не помешает женская рука. Она попросила Танича, чтоб он вытер пыль и вымыл полы, но Танич не захотел ничего этого делать; тогда Зина пошла на кухню, взяла из мойки грязную тарелку, чтоб помыть ее, но жирная тарелка выскользнула у нее из рук и разбилась. Танич прибежал на кухню и уставился на осколки. Зина завопила, что у Танича бардак и что он совсем не следит за домом: она поскользнулась на хлебной корке, валявшейся на полу, и случайно уронила тарелку: Танич не имеет права винить ее в порче имущества. Она оттолкнула Танича и взяла швабру, чтоб снять с потолка паутину, но случайно задела шваброй люстру: у люстры отвалился плафон. Плафон упал Зине на голову. Зина не унывала: уселась на диван и приложила к шишке лед. Растерявшийся Танич начал подумывать, что убийство, быть может, не такая плохая идея. Зина велела принести ей коньяку, потому что она леди и желает выпить. Танич не принес ей коньяку: у него не водилось другой выпивки, кроме пива. Да и пиво вчера кончилось. Строго говоря, даже если б у него был коньяк, он бы не стал угощать им Зину. Зина взяла сумочку, чтоб достать телефон и сделать звонок, но оказалось, что при падении в подворотне она нечаянно раздавила мобильник. Зина попросила телефон у Танича и ушла с ним в другую комнату. После долгого разговора она вернулась и расхаживала по комнате, бросая хозяйские взгляды на мебель. Танич рассердился. Он потребовал, чтоб Зина вернула ему телефон, но она притворилась, что не слышит его. Он потребовал во второй раз, и тогда она все-таки отдала ему телефон, брезгливо протянув его двумя пальцами, словно это было мерзкое насекомое. Танич решил проверить, не высохла ли ее одежда. Раздался звонок в дверь. Танич пошел открывать: на пороге стояла светловолосая девочка лет десяти со школьным рюкзаком за спиной и огромным пакетом в руке. Она молча смотрела на Танича, а Танич молча смотрел на нее. Он чувствовал себя как в дурном сне. В прихожей появилась Зина. Она поцеловала девочку в лоб и забрала у нее пакет. Танич ничего не понимал. Зина объяснила, что девочка ее дочь, зовут ее Дианочка, и если Танич не возражает, они поживут у него денек-другой. Дело в том, что злая хозяйка квартиры, где они нашли временное пристанище, требует, чтоб Зина заплатила вперед за полгода, но она не может заплатить, потому что у нее нет денег; деньги появятся только послезавтра. Танич, будучи человеком добрым, обязан войти в положение несчастной женщины и ее ребенка. К тому же Танич один как барин живет в трехкомнатной квартире; ничего страшного, если он немного потеснится. Не дождавшись ответа, Зина с Дианочкой ушли в спальню, где вынули из пакета предметы гардероба, постельное белье и различные женские принадлежности. Зина стала причесываться. Дианочка была серьезная девочка: она вынула из рюкзака учебники, тетради и пенал и, расположившись прямо на полу, стала делать домашнее задание. Танич спросил, где ее отец; он боялся, что скоро в дверь раздастся еще один звонок. Но Зина про отца Дианочки ничего не сказала. В пакете она обнаружила бутылку дешевого коньяку и расцеловала дочь в обе щеки. Дианочка, кажется, не заметила, что ее целуют. Проявляя родительскую заботу, Зина спросила, как у Дианочки дела в школе, но Дианочка не ответила, погруженная в мир задач и упражнений. Зина велела Таничу принести рюмок, бокалов или еще чего-нибудь, куда можно налить коньяк, и пару лимонов для закуски. Танич принес рюмки, а лимонов у него отродясь не водилось. Зина, вульгарно развалившись на кровати, выдула три рюмки подряд. Щеки ее порозовели, в голове образовалась приятная невесомость. Она смотрела на Танича и не понимала, что он тут делает; ей казалось, что она живет в этой квартире давно, а неприметный мужчина, переминающийся с ноги на ногу посреди комнаты,– случайный гость. Она выпила еще пару рюмок для прояснения ситуации. Потом еще три, чтоб подстегнуть мысль. После девятой она внезапно подскочила, замахала на Танича руками и закричала, чтоб он убирался из ее дома, иначе она вызовет милицию; то есть, поправилась Зина, полицию. Дианочка взяла мать за руку. Зина сразу замолчала. Дианочка подвела ее, слегка оторопевшую, к кровати и уложила спать. Мне холодно, пожаловалась Зина. Дианочка накрыла одеялом голые мамины ноги, стянутые нитями выпуклых вен. Зина поблагодарила доченьку за проявленную заботу, чмокнула в щеку и уснула. Дианочка подошла к Таничу и, не поднимая глаз, тихо извинилась за поведение матери. Она сказала, что им действительно негде сегодня ночевать, но завтра на рассвете они уйдут; если он предоставит им ночлег, конечно. Танич спросил, правда ли Дианочкина мать получит послезавтра деньги; если так, пусть остаются до послезавтра. Дианочка покачала головой и ласково, словно разговаривала с малышом, объяснила Таничу, что мать ее проститутка и то, получит ли она деньги, зависит от дяди Пети, ее сутенера, а так как мать в последнее время забыла о своих обязанностях, проводя время с женихом, то дядя Петя ничего ей не даст, а если увидит поблизости, то изобьет. Однако ничего страшного в этом нет, добавила Дианочка, я знаю, где можно раздобыть деньги, и завтра обязательно их раздобуду. А нельзя ли взять денег у маминого жениха, спросил Танич, но Дианочка покачала головой: к сожалению, денег у него не допросишься. Вернее всего, он не собирается жениться на маме, а встречается с ней лишь для того, чтобы бесплатно заниматься взрослыми делами. Кроме того, в лице мамы он нашел благодарного слушателя: она с восхищением относится к высказываемым Мишей общечеловеческим идеям. Танич смотрел на Дианочку, разинув рот: он впервые видел такого трезвомыслящего и самостоятельного ребенка. Он пошел на кухню мыть нож, которым намеревался проткнуть Дианочку, чтоб выпустить ее светлую душу из грязной телесной оболочки. Однако он вспомнил, что находится дома и мертвое тело придется нести мимо дверей, которые ведут в жилища любопытных соседей. Тоска овладела Таничем. Он порезал колбасу и хлеб, налил в стакан кефиру, расположил угощение на подносе и отнес Дианочке, с жалостью разглядывая несчастного ребенка, которому и дальше предстоит жить в мучениях. Дианочка вежливо поблагодарила Танича за еду и поела прямо на полу, промокая губы бумажной салфеткой. Затем она помыла нож, которым Танич хотел ее убить, а заодно и остальную посуду. Кроме того, она вытерла пыль с мебели, поснимала с потолка паутину и надраила полы; доделала уроки и села в углу с книгой. Книга называлась «Приключения Незнайки и его друзей», про дружных коротышек, которые жили в Цветочном городе, и Дианочка почему-то плакала, когда ее читала.
