«Я должна была сгореть с вами. Но этого не случилось. Не случилось, потому что Бог не устраивает случайностей, — думала Элеонора.
Она посмотрела на потолок. Шок волной пробежался по коже.
«Я не могу из него выйти, — поняла она. — Я заперта в нем, как в клетке. И со всех сторон на меня смотрят они».
Элеонора снова очутилась одна в тихом маленьком кабинете, где стояла старая обгоревшая парта. Черные стены, обсыпающаяся глина и побелка, ржавая стальная сетка на окне, дождь, все так же, не переставая, лил в разбитые стекла. Она словно была здесь всю жизнь. Терпела сорок лет, чтобы вернуться в малый постоялый двор, где когда-то родилась и продала свою душу дьяволу. Тогда было счастье. Теперь нет. Теперь только страх.
Она боялась не за людей, которых убила сорок лет назад, а за то, что «клетка ужаса» была до сих пор открыта. И любой человек, кто когда-то захочет присмотреться к ней, непременно попадет в ее руки.
Тот самый подарок, что отдала в ее руки мачеха-ведьма на шестнадцатилетние, живет в школе по сей день и все по-прежнему обходят его стороной. Ведь они знают, что Элеонора еще там. А кто откроет черную дверь и выпустит ее на свободу, сам отдаст душу дьяволу, как и она, много лет назад, прочитав мамино заклинание и обсыпав кабинет кирпичной пылью.
Надвигается беда
Летом двухтысячного года им исполнилось шестнадцать. Всем, кроме Яны. Яна училась в девятом классе, и они брали ее с собой, потому что она нравилась Олегу.
Вадим и Леха помнили, когда Олег привел в их компанию девочку. Это случилось осенью девяносто восьмого года. Шел мелкий холодный дождь. Они стояли позади детской библиотеки, прижавшись к теплой каменной стене, и курили.
Вадим много раз видел Яну в школе. Изредка он сам посмеивался над ее внешним видом. Он считал, что если девочка хочет выглядеть, как девочка, на ней должны быть гольфы и юбка. Для Яны юбок не существовало вовсе. Она всегда ходила в черных мятых штанах и была из тех девочек, которые вообще не смотрятся в зеркало. Она не пользовалась косметикой. Ее косички торчали в разные стороны. И черты ее лица никогда не казались ему симпатичными.
Вадим не знал, какой она была внутри, но, по слухам школы, одноклассники ее не любили. За своей партой она сидела в одиночестве и по школе бродила тоже одна. У нее не было близких подруг. Были лишь те девочки, которые относились к ней с сожалением.
Олег с Яной зашли под козырек крыши, и осенний ливень обрушился на них стеной. Через несколько минут дождь начал стихать, но Вадим знал, что он не прекратиться. Такой дождь вообще не заканчивается. Он льет то слабее, то сильнее и, словно смеется над людьми.
После затяжной паузы Олег повернулся к ребятам и спросил:
— Есть еще сигареты?
Вадим услышал, как стучали его зубы.
Укромный уголок за стеной детской библиотеки он нашел первым, и тогда-то в его голову и пришла идея. У подростков всегда есть, что скрывать от взрослых, и если что-то когда-нибудь появится у них, то они обязательно спрячут его здесь. Той осенью такой вещью оказалась пачка «Космоса». Позже каждый из их компании будет красть сигареты у своих родителей и оставлять их в стене детской библиотеки.
Олег дрожал, его зубы отстукивали трещотку, но он все равно отдал свою куртку девочке. Дождь усилился, ветер рывками забивал под козырек крупные капли, и вскоре его рубашка промокла. Вадим сунул руку в тайник и вытащил пачку «Бонда». Внутри было три сигареты и зажигалка.
— Бери, — протянул он.
— Нам одну на двоих.
Дрожащими руками он передал сигарету девочке и помог подкурить.
— Первый раз? — Вадим глянул на Яну сверху вниз.
Те же штаны, белая блузка, прикрытая курткой Олега, косички, неопрятно всунутые под нее.
Яна смущенно улыбнулась.
— Просто втяни в себя, — подсказал Олег и погасил огонь.
У Яны получилось. Она глубоко втянула дым, точно так же, как это делали девочки из старших классов, и выдохнула. Густое облако двинулось от нее к елкам. Яна сделала еще две затяжки и отдала сигарету Олегу.
— Все в порядке? — спросил он.
Яна пожала плечами и положила голову ему на грудь. Олег обнял ее. Так они стояли долго-долго, а когда дождь стал стихать, Вадим с Лехой пошли в одну сторону, а Олег с Яной — в другую. Олег даже не пожал им руки на прощание, и Вадим подумал, что эта девочка рано или поздно заберет из их компании друга. Позже он сказал Лехе одну вещь и попросил больше никогда об этом не вспоминать: «Девочки приходят и уходят, но ни одна из них не пропадает бесследно».
Он еще не знал, как эти слова отразятся на его будущем. В шестнадцать лет он лишь предчувствовал, что дружбу парней может уничтожить только одна способность человека. Вслух о ней Вадим не говорил.
Яна пришла в их компанию маленькой, простодушной, влюбленной девочкой. Ее черные блестящие глаза напоминали тот мир, где дружба становятся укрытием от плохих родителей, а деньги теряют свою сущность. Она почти ничего не говорила, и Вадим долго не мог понять, почему ее бесхарактерность так крепко переплелась с их судьбами. Может, потому что они все стали ее защитой от психологического мира школы, требуя взамен лишь ее внимания. И они его получали. Яна стала их сердцем. Бездонным пространством, где хранились их секреты. Девочка, в которой никто не видел ничего, кроме поношенной одежды, туфель и пристрастия всегда быть далеко ото всех, превратилась в друга.
В ноябре девяносто девятого года, во время страшной эпидемии гриппа, их компания уменьшилась вдвое. В конце месяца лили холодные проливные дожди, и правительство решало задачу — оставлять ли в школах детей. Гриппом болели все: от грудных детей до пенсионеров. Учителя и родители делали все возможное, чтобы обезопасить своих детей от болезни, но их усилий едва хватало, чтобы спасать самих себя. Грипп не спрашивал, кто из нас готов пропускать школу, а кто нет. Вирус всасывался внутрь и укладывал в кровать с высокой температурой и кашлем. Дети горели в маленьких убогих комнатках стационаров, и каждый день в новом выпуске новостей вспыхивали ужасающие цифры.
Вадим помнил, как пришел в школу и вместо двадцати пяти человек своего класса увидел лишь семерых. В период лихорадки они все выглядели, как выжившие после наводнения. Занятия перестали походить на учебу, школьники занимались обсуждением телевизионных новостей, а учителя вздыхали и крестились, потому что в том же положении находились и их родные дети.
Даже когда выходить из школы во время занятий было запрещено, Вадим не мог устоять перед курением. Леха слег в постель на последней неделе ноября, Олег — спустя два дня, и носить сигареты теперь приходилось ему одному, Вадим по-прежнему уходил на большой перемене за стены школьной библиотеки. Здесь он словно обретал свое начало, где его никто не мучил и не доставал глупыми вопросами. Этот глухой уголок был удален от малышни, и сюда не приходили ребята постарше. Вадим закуривал сигарету, прижимался к стене и смотрел на ели. Изредка он слышал, как кто-то приближается к нему по парковой аллее, а потом уходит прочь. Он слышал удары каблуков: тихие, звонкие, шаркающие, каблуки женских туфель, сапог или мужских ботинок. Сквозь сигаретный дым просачивалось все, и ему казалось, что однажды эти звуки остановятся.
Вадим делал очередную затяжку, только на этот раз тяжелую, потому что сигарета к концу начинала горчить, и к нему приходило новое видение. Кто-то, идущий по парковой аллее, вдруг сворачивает с нее, ветви елок раздвигаются и они встречаются лицом к лицу. Он покрывался мурашками, когда находил перед собой лицо учительницы географии. Она казалась ему очень красивой, носила самые приметные платья, и ее волосы были настолько притягательны, что Вадим мог смотреть на них вечно. Он не пытался признаться себе, что влюблен в нее. Чувство вообще не было реальным, но сидя здесь, за стройным рядом раскидистых елей с сигаретой во рту, он боялся ее.
В один из таких тоскливых дней к нему пришла Яна. В ее руках была помятая пачка синего «Винстона». Она протянула ее Вадиму и села рядом. Из пачки Вадим вытащил четыре сигареты. Они тоже оказались измяты, но не сломаны, а это было важнее. Он выпрямил одну сигарету и передал девочке вместе со спичками, остальные аккуратно засунул в тайник.
