— Она так не считает, леди. Увы, — коротко ответил парикмахер. — Но знакомство потом. Сначала — дело.
Только сейчас я заметила бритву в его руке — старинную, с перламутровой ручкой. Наверняка отвратительно острую…
— Мистер Халински, прошу вас, задумайтесь, вы же нападаете на графиню! — выкрикнула я, забиваясь в угол лежанки и затравленно оглядываясь. Ни трости, ни зонтика, ни даже сумочки — заслониться от удара. Постойте, кэбмен должен дожидаться меня… и мисс Паттерсон… — Мисс Паттерсон все видела, я думаю, и она…
— Она спит наверху, леди. Хлороформ, — пожал плечами Халински, без следа агрессии. — На улице нас не видели. Я вынес вас через черный ход. Никто не знает, леди. Позвольте.
Отпрянуть дальше было уже некуда. Я и так вжималась затылком в стену. А мистер Халински был очень силен… Одно движение — и он опрокинул меня лицом в пропахшие пылью и гнилью покрывала.
Вжикнуло лезвие.
Голове стало легко-легко.
Я ожидала повторного удара, но мистер Халински поднялся с кровати и с аккуратностью безумца отложил в сторону нож. Не размышляя, на одних инстинктах, я подскочила и вцепилась в перламутровую рукоять, готовая ударить наотмашь при малейшем знаке опасности. Но мой похититель замер у свечи, рассматривая пук моих волос на вытянутых руках.
— Прекрасно, — выдохнул он, и впервые тень чувства появилась в его голосе. — Они такие же, как были у нее, у моей прекрасной Элизабет. Не каштановые, не черные, а цвета кофе. Прекрасно.
В глазах у меня заплясали искорки. Я тряхнула головой, прогоняя дурноту.
— Постойте… так вам нужны были только мои волосы?
— Ваши. Или мисс Тайлер. Но ваши лучше. Моя Элизабет любит, чтобы все было, как у благородных. Мисс Тайлер была слишком шумная, много двигалась. Я случайно ранил ее. После больницы волосы пахнут лекарствами, а моей Элизабет это не нравится.
— Да прекратите говорить о ней так, будто она жива! — взвилась я, сжимая в руке нож. Страх испарился, словно его и не было — это похититель стоял сейчас передо мной безоружным и на свету, ему следовало бояться! — И выпустите меня, наконец!
— Но она жива, — сдержанно возразил Халински. — Посмотрите, леди, — и он удивительно грациозно для его роста развернулся и направился к дальней стене, где стоял растрескавшийся шкаф. — Подойдите и взгляните на нее. Она рада будет познакомиться с графиней.
Как зачарованная, я медленно поднялась с кушетки. Под босыми ногами — когда этот мерзавец стянул с меня туфли? — что-то хрустнуло, и обломки впились в ступню, но мне пока было не до того.
Чтобы пересечь комнату, понадобилось ровно шесть шагов. И чем дальше я шла, тем больше становилось золотых мошек в глазах.
— Элизабет, дорогая, я нашел для тебя волосы, — неожиданно нежно проворковал Халински, склоняясь к шкафу. — Осталось только найти ноги, любовь моя, и ты снова сможешь гулять наверху… Посмотри, Элизабет, это графиня Эверсан. Хочешь ноги графини?
Я стояла в шаге от шкафа и готова была поклясться, что безумный куафер его не касался. Однако створки начали отворяться — медленно-медленно, как в самых дурных снах. И там, в смердящей темноте, мне померещился женский силуэт в голубом платье…
Нож выпал из моих пальцев с таким грохотом, как будто где-то наверху выламывали входную дверь. Я неловко нашарила его на полу и так вцепилась в ручку деревянными пальцами, что запястья свело.
— Мисс Энн, держитесь! — померещился мне крик Эллиса.
А дальше события смялись в один некрасивый и невнятный ком, как будто кусок глины в руках у неумелого гончара.
* * *
К огромному сожалению, травы Зельды действовали великолепно, и сознания я больше не потеряла. А как славно было бы упасть в блаженную черноту и очнуться уже дома, в особняке на Спэрроу-плейс! Чтобы не топтались вокруг встревоженные «гуси», чтобы не искать мои туфли и не убеждать всех что я вполне могу стоять на ногах, чтобы не видеть десятков зевак через окошко электромобиля начальника Управления, мистера Хоупсона…
«Как же хорошо, что нынче не девятнадцатый век во дворе, и мне не придется сидеть затворницей в доме после похищения, — отстраненно думала я, поглаживая перламутровую рукоять ножа. Отобрать его у меня не смог даже Эллис. — А то слыла бы скомпрометированной… прости-прощай, репутация…»
Закатное солнце светило необыкновенно ярко — как чистое золото.
Со смутным стыдом я вспоминала, как расплакалась на лестнице, как утешал меня Эллис, как он не позволял прочим гусям отводить меня наверх прежде, чем отыскались туфли и шаль, а моя одежда была приведена в подобие порядка. А потом, на улице, уже усаживаясь в машину, я ухватила Эллиса за руку и, горячо поблагодарив за спасение, пообещала, что один столик в моей кофейне всегда будет свободен и что он, Эллис, в любое время может зайти ко мне и попросить чашечку кофе — за счет заведения.
Кажется, детектив даже обещал заскочить как-нибудь вечерком, но взгляд его был направлен уже сквозь меня.
Позже, в особняке, я приняла ванну с ароматной солью, Магда хорошенько вымыла мне волосы и подровняла их, как сумела. Вопреки всем советам, кофейня этим вечером все-таки открылась, и графиня Эверсан, разумеется, встречала всех в зале. Слухи о происшествии на Барбер-лейн успели просочиться в вечерние газеты, и гостей было вдвое больше против обычного, а я весь вечер только и делала, что пересказывала свое счастливо завершившееся приключение. Нож, отобранный у сумасшедшего куафера, красовался на самом видном месте — под стеклом на центральном столе, дабы каждый мог убедиться в правдивости истории.
В зале яблоку негде было упасть, но один столик я все же оставила свободным. У окна, за полураскрытой ширмой, расписанной растительным узором. На столе — кувшин с сухими цветами и блюдо с бхаратскими сладостями.
Однако Эллис так и не пришел. Ни через день, ни через два… ни даже через неделю.
* * *
Кошмары, в которых фигурировали женский силуэт в голубом платье и запах тлена, мне перестали сниться только через месяц. А до того почти каждую ночь я пробуждалась с криком. Бедняжка Мэдди, которая по-прежнему спала подле меня, плакала беззвучно, но ничего с этим поделать не могла.
С Георгом я объяснилась практически на следующий же день. Мне было глубоко стыдно за свои подозрения, но старый мой друг отнесся к ним совершенно спокойно.
— Вам не за что извиняться, Виржиния, — улыбнулся он той самой редкой улыбкой, которая походила на луч солнца в пасмурный день. — Разве что за умение логически мыслить. Пожалуй, я и сам бы себя заподозрил, будь я на вашем месте. Что уж теперь говорить.
— Георг… — беспомощно опустилась я в кресло, терзая батистовый платок в лучших традициях дамских романов, и заревела. Позорно, как простая служанка, а не внучка несгибаемой леди Милдред Эверсан-Валтер.
Георг же только погладил меня по коротким волосам и предложил свой платок. Не батистовый, конечно, простой льняной, но зато большой, как простыня.
Я выплакалась, а потом вызвала управляющего, чтобы дать миссис Хаммерсон и ее детям отсрочку в четыре месяца на выплату долга. Теперь, когда отец семейства оказался в тюрьме, обвиненный в поджоге моего дома, надежды на то, чтобы получить ренту, у меня почти не было. Однако я хотела дать хотя бы призрачный шанс миссис Хаммерсон — например, для того, чтобы найти новое жилье и работу, и только потом съехать.
В Городском управлении спокойствия молчали. Только две недели спустя мне пришло аккуратное деловое письмо от мистера Хоупсена, в котором он приносил извинения за «самодеятельность детектива Норманна». По его словам, Эллис, желая разрешить дело поскорее, попросту устроил «ловлю на живца», но упустил момент, когда преступник нанес удар. Дважды перечитав письмо, я позвала Магду и велела ей пригласить на следующее утро ко мне парикмахера и портниху, а также заказать синей, зеленой и темно-красной ткани для платьев, все — с модным в этом сезоне растительным орнаментом.
Известие о том, что графиня Эверсан оставила траур, стало неплохой приманкой для посетителей еще на неделю.
А тем временем природа, побаловав бромлинцев непостоянным весенним солнышком, где-то раздобыла целую охапку дождей и теперь по вечерам накидывала их на город по одному: моросило мелко, но зато всю ночь напролет. Погода располагала к размышлениям, раздумьям и поиску смысла жизни, а также к чашечке горячего шоколада после закрытия кофейни.
Вот именно с такой чашечкой и застал меня поздний стук в двери.
Георг и миссис Хат, приглядывающие за приходящей судомойкой на кухне, конечно, ничего не услышали, а вот мы с Мэдди подскочили, как две испуганные кошки. Мадлен заозиралась по сторонам, а потом остановила свой взгляд на трофейном ноже под стеклянной крышкой.
Стук повторился.
А потом из-за двери крикнули с искренней обидой:
