спустился вниз, увидел, что Джеймс уже освежился. Стиснув зубы, и судорожно вздыхая, он сидел у окна, а Патрик, ловко орудуя двумя изогнутыми хирургическими пинцетами, доставал из него уже вторую пулю. На круглом столе стояла тарелка, в которую только что звякнул расплющенный кусок металла, рядом лежали материалы для перевязки. На полу – укладка парамедика, откуда, видимо, всё это и достали недавно.
За окнами уже стемнело, тихо и мерно застрекотали невидимые сверчки и цикады. В свежем вечернем воздухе смешался с первым туманом аппетитный дымок соседского барбекю. Где-то далеко были слышны голоса.
В столовой тепло, хотя отопление не работает. Над столом круг света от яркой лампы, уютно спрятанной под широким абажуром из плотной красно-оранжевой ткани. Маккинли лёг спать, ему необходим отдых. О’Лири подал Теду два ломтя серого хлеба, посыпанные крупной солью, и поставил перед ним глубокую тарелку.
– Что это?
– Горячая мясная похлёбка, густая и насыщенная, даст силы. Подобных блюд много в русской традиции. Правильная еда. Легко приготовить в далёком походе. Я с утра сделал немного, не ждал гостей, извини.
– Вы ели такое в средние века, пока бродили по миру? – взялся за ложку коп.
– Да. Ведь нужен всего лишь котелок, вода, немного мяса и овощей, крупы, и готово простое блюдо, которое поддержит надолго.
После действительно очень вкусного и сытного ужина Рэдмаунт почувствовал себя тяжёлым и усталым, но он был не готов расставаться с реальностью, боролся со сном.
Патрик взял бутылку вина и два стакана, вышел на крыльцо. Темноту немного разбавлял далёкий фонарь на соседней улице. В сложенных ладонях элементаля вспыхнул на мгновение клубок жёлтого пламени, послышался запах шоколадного табака. Тед уселся рядом на широких ступеньках, отхлебнул вина.
– Расскажи мне о доме из стекла?
– Во-первых, он не весь из стекла, во-вторых, ты и так уже много знаешь, – чуть улыбнулся О’Лири, выдыхая дым. – Это чудесное место в горах служит для отдыха, для удовольствий. А может быть тюрьмой. Или детонировать полмира…
– Как это?
– Она может запереть там кого-то, изолировать от остальных. Койл живёт там чаще других не просто так. Или может просто собрать Тех, Кто Живут Давно, и запустить конец света.
– Каким образом? – прошептал Тед.
– Главный секрет дома это не хрупкие стены, чувствительные к любой силе, а то, где он построен. Там глубоко один из древних континентальных разломов, из-за его движения когда-то и образовались те горы. В общем, как бы коротко и доходчиво выразился мой брат, склонный к излишнему сквернословию: «Если там ё*нет, то полмира по пи*де пойдёт!». Раскол ледников, цепочка землетрясений, наводнения, океан сдвинется…
– Господи! Зачем я в это ввязался?! – с тяжёлым вздохом оперся о столб крыльца Рэдмаунт.
– Вечная жизнь ни разу не каникулы, помнишь? Думаю, если совсем замучаешься, то сможешь попросить её о свободе. Елена заберёт твою память, без воспоминаний о Живущих Давно твоя жизнь снова станет, простой, понятной и предсказуемой…
– Не знаю, пока не определился. Но, честно, хотел бы забыть то, что сегодня Джеймс устроил в том офисе.
– Его усилиями репутация Колычева страшна и кровава. Он поддерживает образ таинственного Койла как всесильного и беспощадного, а взамен получает возможность иногда отвести душу и расслабиться, дав волю своей звериной натуре. Неизвестно, кто из них больше в выигрыше.
– Патрик, это было ужасно!..
– Нас десятеро. Жить на что-то нужно, не считаешь?
О’Лири долил вина себе и собеседнику, потом легко кивнул за спину в сторону чёрного кейса, стоящего в углу в тёмном коридоре.
– Как думаешь, сколько там? Не знаешь? А я прикидываю, что миллионов пятьдесят, или около того. Неплохой кусок для голодной семьи? Маккинли Андрей подписал потому, что их методы работы похожи, оба решают силой, в итоге. Не то, что остальные, с большей выдумкой.
– Что ты имеешь в виду?
– Если бы с должником нужно был разобраться Эмеру, то он пришёл бы за деньгами с одним телефоном, и показал неплательщику его родных в центре полигона, который обстреливают с дронов. Ты бы не отдал всё за свою семью? А приди к банкроту Де Ла Рю в хорошем настроении, охранники бы просто сами покончили с собой, и должник, отдав деньги, радостно повесился по воле нашего очаровательного телепата.
– В хорошем настроении? Массовое самоубийство это лучший расклад?
– Не буду вдаваться в подробности, а то ты плохо спать будешь, Тед. Брать в долг это целая наука. Но в целом, суди сам: если не планируешь отвечать по полной, то не стоит делать ставки за столом с опасными людьми. Как думаешь? – над его раскрывшейся ладонью в воздухе заплясали языки жёлто-белого огня.
– Кто из вас опаснее всего?
– Я бы больше затруднился ответить, кто из нас безопасен! – расцвела зубастая ухмылка элементаля в свете пламени, блики отражались в стёклах очков. – Ладно, давай спать! День был долгим.
– Что это?
Рэдмаунт замер и затаил дыхание, услышав откуда-то из тёмной листвы мелодичную переливчатую трель.
– Соловьи, – вздохнул О’Лири, он сжал пальцы и огонь исчез, погрузив их во мрак летней ночи. – Раньше их тут было больше. Теперь только изредка из рощи прилетают.
– Волшебно!
– Да, – качнулся огонёк сигариллы.
Тед умылся и уже поднимался по лестнице, когда Патрик негромко окликнул его:
– Рэдмаунт, ты хочешь быть с ней, я знаю и понимаю. Но, подумай, как следует. Для тебя может случиться так, что заберёт она больше, чем даст. Ты пока ещё можешь выбирать. В отличие от нас, у тебя-то есть выбор… – блеснули серебристым металликом глаза О’Лири.
Глава 11.
Начало двадцать первого века. Единое государство, Европейский союз…
Он мог бы провести вечность именно так, просто лежать и смотреть на дремлющее счастье. Ему не хватило веков, чтобы утолить голод этим восхитительным зрелищем. И хотя Арман знал и помнил каждый сантиметр худощавого тела, он не уставал любоваться им. Так хотелось прикоснуться к чудесной коже прелестного персикового оттенка, покрытой тончайшими волосками, почти невидимыми и неощутимыми. Сколько тысяч раз он вдыхал тёплый и чуть сладковатый запах этой кожи, напоминающий аромат сандалового дерева, целовал шёлковые брови и ресницы, мягкие локоны! Реми Оноре глубоко вздохнул:
– Прекрати пожирать глазами, а то от меня ничего не останется, – негромко по-французски проговорил он, не поднимая век.
