— Как? И все? Вы уйдете? — Р. Н. поднял голову, с удивлением глядя, как собеседник встаёт. — Разве вы не будете проводить какие-то ритуалы?
— Ритуалы? — Семён фыркает. — Кто я по вашему? Шаман?
— А кто вы, действительно? Ефросинья ничего не сказала. Как называется это, ваше… вы?
— Если называть на человеческом языке, я зеркало, зеркало душ. Поэтому меня и зовут Семён. Семён, как speculum, зеркало на латыни.
— Не очень и похоже, — пробубнил Р. Н вслед.
Весь разговор занял не больше тридцати минут, однако выйдя на улицу, Семён едва добрался до своей машины, открыл дверцу и сел, закрыв глаза. Усталость накрывала его с головой. Да, не стоило ехать сразу после дела. Этот Р. Н. вполне бы дожил до завтра. Однако что сделано, то сделано.
Через несколько минут перед глазами прояснилось и Семен завел машину. К счастью ехать было недалеко. Эту квартиру в новом жилом комплексе в центре, нашла Ра. Последний этаж, панорамные окна, отсюда видно только крыши других домов, и окраину города, поля, нитку реки, лес и звезды.
В гостиной он включил свет, сбросил ботинки и сел на одном из диванов. Щёлкнул пультом. Авторозжиг тут же поджёг заранее сложенные дрова в камине. Другая кнопка запустила тихую музыку. Он еще пощелкал, устанавливая уровень света и пожалел, что нет кнопки, чтобы налить выпить.
На полке, отгораживающей гостиную от кухни, выстроились бутылки разного цвета и формы, на любой вкус, но добраться до них было совершенно невозможно. Он прикрыл глаза.
Замок щелкнул и тихонечко вошла Ра. Сбросила обувь, пальто. Глянула на него мельком. Охнув, налила спирта в бокал, поднесла и поставила на столик, а сама отскочила подальше.
— Подай в руки, — сказал он, приоткрыв глаза.
— Да, господин…
Несколько минут, пока он пил, длилось молчание. Ра стояла, боясь пошевелиться. Наконец он отставил бокал, окинул ее взглядом исподлобья.
— Почему ты одета?
— Господин⁈
— Отойди к двери и сними с себя одежду.
Она торопливо отошла и сняла свитер, подумав, положила его на кушетку.
— Все остальное — тоже.
На пол полетела юбка, колготки, миг она металась на цыпочках в нижнем белье, потом сбросила трусики и лифчик, и застыла, глядя в пол.
— На колени.
Она бухнулась на пол и двинулась к нему.
Когда девушка была уже рядом, Семён медленно приподнял ремень. Взвизгнув, она закрыла глаза руками, но не сделала ни единой попытки сбежать, или отстраниться.
— Ты должна проявить больше энтузиазма. Не каждый раз я наказываю тебя таким способом.
Ра замерла, испуганно на него глядя. В глазах плескался ужас и — смирение. Он отложил ремень. Даже на это не было сил.
— Ты собиралась получить удовольствие от еды и напитков сегодня вечером. Ты собиралась праздновать, забыв что ты здесь не ради праздника. Теперь вместо этого пойдешь и вымоешь пол в квартире. Я запрещаю тебе вставать с колен до того, как вычистишь каждый уголок. Потом ляжешь спать у входной двери. И тебе запрещено есть и пить. Даже из мусорного ведра. Ясно?
— Да, господин. Благодарю вас за такое подробное объяснение!
Она уползла прочь, смешно виляя задом. Бедная девочка. Порой, когда усталость брала свое, он чувствовал к ней что-то вроде жалости.
— Ты помнишь ради чего ты решила быть тут?
Она испуганно повернулась, подняла бровки:
— Да, господин! Я всё помню и очень благодарна вам! Господин, простите меня за сегодняшнюю дерзость! Я виновата.
Когда она скрылась где-то в недрах квартиры, он встал, налил еще выпить и снова сел. Теперь так, чтоб видеть ночной город сквозь окно. Взял телефон. Глаза слипались, но дело есть дело.
Сообщение от секретарши Р. Н. с данными Карины пришло еще когда он был в пути. Семен открыл его, пробежал глазами данные. Ничего особенного, телефон, адрес, место учебы. Он набрал номер и откинулся на спинку.
К чему он был не готов, так это к тому, что её голос будет таким чистым, полным света. Будто свежий глоток воздуха.
— Слушаю вас, — сказала она.
— Карина?
— Да, а кто вы?
— Я не займу много времени. На самом деле у меня только один вопрос. Вы не хотите извиниться? Перед Романом Николаевичем?
Он замолчал, ожидая её реакции. Обычно все реагируют примерно одинаково. Но не в этот раз.
— Попросить у него прощения? А вы думаете, это чем-то поможет? А кто вы?
— Почему же не поможет? Искреннее раскаяние всегда помогает, — произнес он.
— Так кто вы?
— Я…
— А, я уже поняла. Вы, его брат, Миша. Да? Знаете, Миша, я ведь уже просила у него прощения и не раз. Прощения просила, объясняла. Он ничего не хочет слышать и от разговоров только хуже. Мне так жаль, что ему больно, но что же делать?
Семен, если б мог, ухом залез бы в трубку. Ее голос как мед с запахом летних трав. Как глоток воды в жару.
— Вам жаль? — переспросил он.
— Конечно жаль. Человек страдает! Вы вот нашли мой телефон и звоните потому, что переживаете за него. Думаете я хотела такого? Но что же делать? Я могу еще раз попросить прощения, но это ведь не помогает! Может быть вы сможете…
— Вы ненавидите его? — спросил Семен напрямую. Ее голос вводил в заблуждение, будто не она виновница беды.
— Господи, да за что⁈ Мы провели много времени вместе, он ничем меня не обидел…
— Тогда почему вы с ним расстались? Может быть всё-таки обидел и вы его возненавидели?
На том конце трубки она сказала:
— Нет, нет. Он ничем меня не обидел. Просто… весной я уеду. Хочу учиться в другом городе, хочу рисовать, хочу быть одна. И еще, — в её голосе треснула с хрустальным звоном нотка грустинки, — Я его просто не люблю.
Глава 2. Смерть
Устав хранителей гласит:
Хранители должны поддерживать в неприкосновенности границы миров.
Хранители не могут вмешиваться в дела мира живых, либо как-то менять судьбу человека.
Наутро он встал еще затемно. Впрочем, в ноябре каждое утро до обеда бывает «затемно». Уже в прихожей, у вешалки, наткнулся на что-то мягкое. В первый момент решил, это Кусимир уснул в его ботинках, но тут раздался стон и он вспомнил: Ра. Он же велел ей спать тут. Ее тело, скорчившееся в клубочек, белело в темноте.
Сдернув с вешалки что-то, он накрыл ее. Она схватила его руку и поцеловала.
— Доброе утро, господин.
— Доброе утро, Ра. Одевайся. Можешь поесть и попить. Покорми Кусимира. Я отправил тебе данные бывшей девушки Р. Н, Карины. Узнай все, что сможешь о ней.
— Хорошо. Мы подозреваем её, господин?
— Мы подозреваем всех, Ра. Поработай хорошенько.
Дом на Некрасова темнел спящими окнами. Что-то Ефросиньюшка теперь поздно встает, обленилась. Прежде она вставала до зари, нарабатывала имя.
Теперь перед её домом целая очередь. Люди ждали — кто в машинах, кто в палатках. Особо нетерпеливые уже маячили у калитки, как тени.
Дорогу ему заступил мужчина. В темноте не видно лица, но Семен слышал, как веет от него наглой силой, уверенной, злой.
— Ты куда прешь, мужик? Тут очередь, ваще-то!
— Я без очереди, — бросил он. Обычно этого хватало, но мужчина был из шальных.
— А че, проблем у тебя мало, да?
— А у тебя? Проблемы? Зачем к гадалке пришел?
— Не твое собачье…
Худая женщина метнулась из темноты:
— Саша, Саш, не надо! Тут нельзя, она не пустит потом, если скандал! Сашенька, стой.
— А, ты тут из-за жены, — произнес Семен, окинув ее взглядом. — Кхм, ясно. Ну Саня, молодец!
— А чего⁈
— На гадалку денег не пожалел? А на нормального врача?
Он потерял к нелепому Сане всякий интерес и повернулся к женщине. От нее исходил и страх, и усталость, и надежда.
— Вам нужен врач. На самом деле вы не больны, это только начало. Пойдите к женскому врачу, в платную клинику…
— Да была я! — с тоской воскликнула она.
— В платную, слышите? В бесплатной не делают анализы которые вам нужно. Закажите на все инфекции, на все. Вам дадут результаты и назначения. Пока еще все можно исправить, организм вам говорит, что беда только на пороге. Слышите? Лечитесь.
